— Второй день.
Обессиленно уронила плечи.
— Боже… Как больно…
— Ну всё, всё… — заверил я. — От окна только подальше…
В следующий миг зрачки незнакомки расширились, и она сделала попытку вскинуть ствол. Я оглянулся. За оконной решёткой сидел и бесцеремонно разглядывал нас уличный котяра с мордой вышедшего в тираж боксёра-профессионала: нос проломлен, верхняя губа насмешливо вздёрнута. Уши, естественно, рваные. Налюбовавшись, неспешно встал, пометил с особым цинизмом левую боковину окна — и сгинул. Снизошёл на асфальт.
— Вот кому всё пофиг… — позавидовал я. — Кошек-то, наверное, не трогают…
— Не трогают… — сдавленно подтвердила она. — Ни кошек, ни собак, ни ворон… Только нас…
И разрыдалась. Пришлось вскрыть ещё одну банку. Этак она в два счёта все мои запасы выглотит.
— Подлюки… — всхлипывала она. — Какие подлюки… Тамара…
— Как? — не понял я.
— Меня зовут Тамара… — не разжимая зубов, пояснила она.
— А отчество?
Всхлипы смолкли. Слёз как не было. Гостья ожгла меня изумлённо-злобным взглядом.
— Я так плохо выгляжу?
Честно говоря, выглядела она и впрямь неважно. Да и как иначе! День, а то и два прятаться по развалинам от дронов! Рваный пропылившийся комбинезон, по лицу размазаны то ли остатки косметики, то ли просто грязь. Да и само лицо… Говорят, женщины лучше нас переносят боль, но что толку: каким бы ты терпеливым ни был, ужалят пару раз — и нет тебя. Ни ума, ни памяти. Вмиг вытравлено всё, кроме ненависти и страха. Сам вон второй день сижу в подвале, а дрожь не проходит.
Так что на комплименты меня не хватило.
— Анатолий, — неловко представился я.
Настолько, видимо, неловко, что Тамару накрыло опять.
— Бандиты, бандиты… — взахлёб заговорила она, и, должен сказать, я вполне разделял её чувства. — Представляешь, им каждому чип вживили — вот дроны их и не трогают…
— Точно не трогают?
— Сама слышала!
Интересно, от кого?
— Чип… — усомнился я. — Н-ну, это вряд ли… Чип вживить! Это ж целая операция, наверно… Так, маячок какой-нибудь на шею повесят — и всё…
— Да хоть бы и маячок!.. — бросила она. — А Америка-то какой тварью оказалась, а?..
Я хмыкнул. Оказалась! Надо же: оказалась… Кто б мог подумать! Вот ведь неожиданность…
— Грозила-то, грозила!.. — навзрыд продолжала гостья. — А до дела дошло — нет её!.. Какую-то Рашку сраную испугалась…
— Кого? — не смикитил я поначалу.
Через миг сообразил.
— Погоди… — с угрозой прервал я Тамару. — А ты за кого вообще?..
Идиот! Идиотом был — идиотом остался. С искажённым лицом и обезумевшими глазами спасённая мною гостья медленно поднималась с бетонного пола, и в руках у неё была только что перезаряженная «сучка». Держала она её неумело, но меня это не утешало ничуть, поскольку верная моя двустволка стояла в углу, и сделать хотя бы шаг в ту сторону означало, скорее всего, расстаться с жизнью.
— Гад… — страшным шёпотом выговорила Тамара. — Сепаратист…
Я попятился. Даже если в тесном замкнутом помещении её саму побьёт рикошетами, легче мне от этого не станет. С двух метров не промахнёшься.
— Ишь, прикинулся… — зловеще продолжала она. — А ну-ка чип сюда… Быстро!
— Какой чип?.. — Губы не слушались. Кого же я, дурак, впустил в своё убежище? Уж лучше бы дрону дверь открыл!
— Маячок! Что у тебя там на шее висит?
— Да крестик это! Православный крест! Вот, смотри…
— Медленно снял и положил на пол!.. — приказала она.
Лопатки упёрлись в кирпичную стену. Дальше пятиться было некуда. Я взялся обеими руками за тонкую цепочку, собираясь медленно её снять и положить на пол, когда меня жиганули сквозь решетку. В аккурат между затылком и шеей.
Бились когда-нибудь в агонии? Нет? Ну, стало быть, ничего не поймёте…
Меня выжигало изнутри, крошились кости и косточки, вены лопались. Я катался по полу, а барабанные перепонки сверлил мой собственный мерзкий визг. И одна-единственная мысль: да нажми же на спуск, дура! Больно же!..
Удивительно, но на этот раз повезло: пусть не сразу, но сознание я всё-таки потерял. Говорю с полной уверенностью, поскольку очнулся от того, что в лицо мне плеснули водой. Облизнулся, закашлялся. Губы, язык, носоглотку опалило невыносимой горечью. Надо полагать, Тамара набрала воды из-под крана. А больше, кстати, неоткуда…
Зрение возвращалось. Я уже различал её чумазое заплаканное лицо, очертаниями похожее на валун. Она стояла надо мной на коленях и трясла за щёки.
— Господи… — причитала она. — Ну нельзя же так шутить… Я же тебя взаправду за сепаратиста приняла… Я же тебя могла…
Автомат валялся в шаге от нас. Вот пусть там и валяется. Не то что протянуть руку — пальцем шевельнуть не было сил. Боль уходила, и я наслаждался этим восхитительным чувством.