— Идра!.. Идра! Где ты, мать твою!.. — В дупель пьяный здоровенный мужик под пятьдесят, заросший густой сивой бородой до самых глаз свирепо ругался, пытаясь отыскать свою непонятно куда запропастившуюся жену.
Та же в свою очередь забилась в угол деревянного сарая, тщетно пытаясь унять дрожь и дикую боль в животе. Идра была на последнем месяце беременности. А еще Идра была крестьянкой, проживавшей на окраине славной Кортурской империи вместе с мужем-забулдыгой в маленьком покосившемся домике.
Старый Дибр был законченным пьяницей уже довольно давно и ни в какую не желал исправляться. К тому же он обладал изрядно злобным нравом и донельзя тяжелой рукой, так что несчастная девушка частенько оказывалась крепко бита за любую даже малейшую провинность, а то и вовсе без оной.
Вот и сегодня Дибр снова с самого утра добре нарезался самогонкой и начал гонять жену. Причем его не смутило даже то, что она была беременна. Идра, пользуясь опьянением супруга, сумела убежать, но тут как назло ее скрутили сильные схватки внизу живота. Похоже, пришла пора рожать.
Девушка выгнулась дугой и отчаянно закричала. Боль была резкой и сильной, но младенец вышел неожиданно легко. Был он весьма легок даже для новорожденного, однако вроде бы родился здоровым. Наскоро осмотрев ребенка, женщина испуганно сжалась. Дибр как бы сильно не был пьян, не мог не услышать ее крик.
Однако сегодня ей повело дважды. Ее муж был настолько пьян, что по ходу поисков жены запнулся о полено во дворе и рухнул на землю, сильно ударившись головой, отчего тут же вырубился и оглушительно захрапел, так и не найдя свою благоверную.
Большие серые птицы ходят и летают по двору, опасливо подбирая крошки хлеба и прочей еды завалявшейся на земле. Угрюмый худой мальчуган в лохмотьях с грязными темными волосами с длинной седой прядкой пристально наблюдает за ними, сжавшись, словно дикий зверь.
Он не знает названия этих птиц, ему просто очень хочется есть. Не знает он также и своего имени. Он вообще не умеет разговаривать. Потому что не научили. Потому что все время, сколько он себя помнил, он сидел на цепи, словно дворовый пес, ночуя в грязной собачьей конуре.
Воровато, оглянувшись, мальчуган бросил в сторону птиц несколько хлебных крошек. Те, заинтересовавшись угощением, подошли ближе. Еще бросок. Птицы подошли еще ближе… ближе… Росчерк! Фигура паренька метнулась, словно темная тень, схватив худыми, но невероятно цепкими руками одного из голубей.
Тот, было, затрепыхался, но мальчуган одним движением свернул ему голову и скрылся в конуре. Уже там, в безопасности он с наслаждением впился острыми крепкими зубами в шею птицы и начал жадно сосать кровь. А затем, наскоро ощипав перья, разодрал тушу голубя надвое и с наслаждением принялся поедать сырое еще теплое мясо. Ммм, вкуснота…
Сегодня ему повезло. Он не остался голодным, хотя подобное нередко, надо признать, случалось с ним. Папаша Дибр своего отпрыска не кормил вообще. Иногда, правда, его подкармливали соседи, но они сами были бедны и посему не могли дать многого.
Мать же парня умерла вскоре после родов. Дибр не соизволил тогда расщедриться на лекаря, и она померла от внутреннего кровотечения. После этого Дибр хотел, было снова жениться, но никто из женщин в деревни не счел сего кандидата достойным своего внимания, и посему, не достигнув успехов на любовном поприще, он окончательно превратился в никчемного пьяницу.
Мальчуган же рос как дикий зверек. Непонятно как он вообще не помер еще во младенчестве, но чудеса, по всей видимости, все же иногда случаются, и он выжил. Однако, папаша, когда сын более-менее подрос, посадил его на цепь примерно в возрасте трех лет, чтобы тот не мешал ему пить.
Ныне парню было пять, а он до сих пор не умел говорить и даже не имел собственного имени. Однако интеллектом и инстинктами природа явно его не обидела. Звереныш рос, набирался сил, и все чаще пробовал на прочность свою цепь.
Папаша редко заглядывал к нему. Лишь тогда когда был не слишком пьян, и ему требовалось сорвать на ком-нибудь свою злобу. И тогда он бил парня кнутом. Правда, издали, поскольку однажды тот ухитрился вцепиться ему зубами в ногу и разорвать плоть до мяса. И такая злоба была тогда в пятилетнем мальчике, что даже Дибр, бывший далеко не робкого десятка не осмелился более приближаться к нему.
А в свободное время, в те редкие минуты, когда мальчик не был голоден, он смотрел на голубей, летавших по двору. Он мечтал сам стать птицей и улететь прочь из опостылевшей собачьей будки, и вот однажды ощутил, как его тело начало вопреки всем законам гравитации подниматься над землей…
Радость, восторг, упоение… Нет, эти чувства не описать обычными человеческими словами. Нет тех слов, чтобы описать чувства во время полета того, кто изначально был рожден без крыльев. Мальчуган испытал их в полной мере.
Однако жизнь научила его относиться ко всему прагматично. Пусть не через разум, пусть на одних инстинктах, но он начал тренировать свою новую способность. Несколько месяцев он летал по ночам, пока все спали вокруг собачьей будки, насколько позволяла ему его цепь. И вот, наконец, однажды ночью проржавевший металл не выдержал, и цепь оборвалась.
Мальчуган с диким ликующим визгом взвился высоко в воздух. Его первой мыслью было лететь прочь. Лететь прочь как можно быстрее от того ада, в котором он был рожден. Однако затем неожиданно новая мысль пробилась в его мозг.
Тот бородач, который бил его и посадил на цепь, сейчас валяется пьяным в доме. Мальчуган знал это, ибо дверь была не заперта, и богатырский храп Дибра разносился далеко окрест. Идеальная добыча для воров была бы, если б у Дибра было бы еще что брать.
Темная злоба вспыхнула в душе мальчика. Его обидчик должен быть наказан. Широкий мясницкий нож был воткнут в деревянную колоду, на которой Дибр иногда резал кур, одним ударом отрубая им головы. Мальчик видел это не раз…
Выдернуть его оказалось не так уж и трудно по сравнению с разорванной цепью так и вовсе сущий пустяк. Мальчик осторожно вошел в дом. Дибр валялся на полу, раскинув руки, и громко храпел. Дальше он уже не колебался ни мгновения. Темный инстинкт сам подсказал ему, что нужно делать. Одно быстрое движение, и бородач захрипел перерезанным горлом. Он умер, так и не проснувшись. Сегодня мальчик сполна отомстил судьбе за свои предыдущие унижения.
— Эй, парень!.. Да, ты, я тебе говорю!.. Подойди сюда!
Девятилетний парнишка в грязных лохмотьях злобно окрысился и зарычал. Трое молодых парней явно бандитской наружности захохотали.
После того как мальчик убил своего отца, он четыре года скитался по западному Кортуру, воруя еду и ночуя где придется. На глаза людям он старался по возможности не попадаться, следуя инстинкту. Вот в одной из подворотен небольшого городка Трин он и наткнулся на тамошних головорезов.
— Ты гляди, а парень то с норовом!
— Ничего, нам как раз такие и нужны… — Хмыкнул другой. — Эй, парень, как тебя зовут? Имя есть?
— Аааррр… аааррр….
— Авар? Твое имя Авар? Прям как у благородного… Слышь парень, есть хочешь? Пойдем со мной… — Бандит помахал перед лицом мальчика краюхой черного хлеба.
Мальчик сглотнул голодную слюну. Есть он хотел. И сильно.
— Ну, давай иди же… — Подначивал головорез. — Мы тебя не тронем…
Мальчуган недоверчиво покосился на него, но все же подошел и быстро выхватил краюху из руки бандита. Тот попытался, было поймать его за шиворот, но мальчик в ответ на это злобно зашипел и стремительно взвился в воздух, отлетев шагов на десять назад.
— Слышь, ты это видел… Ну ничего себе…
— Слушай, Курм, может ну его к тьме? Сам же видишь, не человек он… — Неуверенно протянул один из бандитов.
— Человек не человек, а парень с такими талантами нам в любом случае не помешает. — Нахмурился Курм, загорелый мускулистый черноволосый парень лет двадцати пяти. — Эй, парень, подойди ко мне!.. Да не бойся, больше тебя никто здесь не тронет! Ты же есть хочешь, а у нас в ухоронке еще много еды для тебя!.. Ну?… Пойдешь?… Пошли, пошли… Ну вот и славно…
Так мальчик попал в банду Курма. Они промышляли в одном из бедных районов Трина кражами и грабежами, живя в одном из городских подземелий. Иногда парни совершали и убийства на ночных улицах города, но с этим все же старались не перебарщивать, ибо тамошняя стража все же не зря ела свой хлеб, и на убийц охотилась особенно рьяно.
Всего в банде было около полутора десятков человек, причем лишь пять из них были взрослыми парнями как сам Курм. Остальные же были подростками, а то и вовсе совсем еще пацанятами наподобие самого Авара.
Авар… звучное, красивое имя. И сильное. Оно пришлось по душе мальчику, и теперь он откликался только на него. Его способности преступники использовали для того, чтобы проникать в богатые дома через распахнутые окна. Причем добыча в таких случаях всегда доставалась старшим, а Авара потом только сытно кормили.
Курм вообще был крайне невысокого мнения относительно интеллекта мальчика, поскольку тот до сих пор даже не говорил. Остальные необычного паренька побаивались и не задирали без нужды, но при этом и сближаться не пытались. Посему вышло так, что Авар был единственным в банде, кто совсем не имел друзей, если не считать, конечно, самого Курма, но тот больше относился к нему со снисходительной заботой сопряженной с жаждой наживы на его способностях, нежели реально любил, посему дружбой подобные отношения можно было назвать лишь с очень большой натяжкой.
Однако Авар на самом деле был далеко не так прост, как казался на первый взгляд. Все то время что он провел в банде Курма, мальчик учился. Присматривался к людям, прислушивался к их разговорам, и вот через четыре года после того памятного дня, когда и состоялось их знакомство, он неожиданно для всех подошел к Курму, который как раз был занят подсчетом добычи, и решительно выдал.
— Я хочу свою долю.
Народ в ухоронке пораженно уставился на него. Ни разу, подчеркиваю, ни разу до сего момента мальчик не произнес ни слова. Многие вообще считали его за дикого зверя, неведомо зачем принявшего человеческий облик. И вот на тебе…
— Ээээ… я понял тебя. — Стараясь справиться с потрясением, выдавил из себя Курм. Он был сильнее всех в банде, однако Авара, несмотря на его двенадцать лет и крайне невнушительную комплекцию по понятным причинам инстинктивно опасался, и теперь не решился ему отказать.
Худой, грязный с длинными черными волосами, в которых явственно проглядывалась седая прядь и диким огнем в глазах, Авар, тем не менее, сейчас выглядел грозно.