— Тот, что любит суп?
— Тот самый. Можете себе представить, что было бы, если бы вчера вечером я у него обедала, а сегодня утром предстала бы перед ним, задержанная полицией!
— Да, неловко. Не найдешься, что сказать.
— Д’Арси бы мне этого не простил.
— Не понял.
— Он бы расторг помолвку.
— То есть как?
— Что — как?
— Как бы он расторг помолку — она ведь уже расторгнута?
Флоренс засмеялась, как говорится, нежным серебристым смехом:
— О нет. Сегодня утром он позвонил, взял назад все, что было сказано, и получил мое прощение. С сегодняшнего дня он отпускает усы.
У меня — гора с плеч.
— Замечательно! — говорю.
Тут она завздыхала «О, Берти!», «Ах, Берти!», я спросил, о чем она, и она объяснила, что вздыхает, поскольку я так рыцарствен и щедр.
— Мало кто еще из мужчин, испытывая ко мне такие чувства, был бы способен вести себя так.
— Да ну, пустяки, — говорю я.
— Я страшно тронута.
— Забудьте. Так, значит, у вас с ним опять мир и любовь?
— Да. Смотрите не проговоритесь ему, что я была вчера с вами в ночном клубе.
— Конечно-конечно. Ни полслова.
— Д’Арси ужасно ревнив.
— Мне это известно. Он ничего не узнает.
— Уж пожалуйста. Даже если бы он только проведал, что я сейчас разговариваю с вами по телефону, с ним и то случилась бы истерика.
Я хотел было снисходительно рассмеяться в ответ и возразить, что это, как выражается Дживс, сугубо маловероятно — откуда бы Сыру узнать, что мы тут чешем языки, — как вдруг я краем глаза заметил у себя в поле зрения некий крупный предмет. Я слегка повернул голову и убедился, что этот кр. пр. на самом деле — могучая фигура Д’Арси Чеддера собственной персоной. Я не услышал дверного звонка и не видел, как он вошел, но это, несомненно, был он — опять явился моему взору, точно проживающее по здешнему адресу привидение.
Тут требовалось соображать молниеносно. Нельзя же допустить, чтобы к вам приходили и прямо в гостиной закатывали истерики. Да и вряд ли, выяснив, кто у меня на том конце провода, Сыр ограничится только истерикой.
— Конечно, Китекэт, — внятно произнес я в трубку. — Разумеется, Китекэт. Я понимаю, Китекэт. Но сейчас я должен попрощаться, Китекэт, так как ко мне зашел наш общий друг Чеддер. Пока, Китекэт. — Я повесил трубку и обернулся к Сыру. — Говорил с Китекэтом, — пояснил я ему.
Сыр на это ничего не сказал, а продолжал стоять и мрачно взирать на меня. Теперь, зная о кровном родстве Сыра с судьей на Винтон-стрит, я увидел меж ними явное фамильное сходство. У племянника, как и у дяди, была манера щуриться и смотреть на человека из-под нависших бровей. Разница была лишь в том, что дядюшка пронзал вас взором сквозь стекла пенсне, а племянничек действовал невооруженным глазом.
Сначала я подумал, что неудовольствие моего гостя вызвано моим костюмом: я принимал его в халате и пижаме, а в три часа дня такое одеяние может натолкнуть на определенные мысли. Но нет, оказалось, что на повестке дня вопрос посерьезнее.
— Вустер, — произнес Сыр голосом гулким, как шум Корнуоллского железнодорожного экспресса в туннеле, — где ты был минувшей ночью?
К этому вопросу, признаюсь, я был совсем не готов. Я даже покачнулся. Но тут же напомнил себе, что против меня нет никаких улик, и снова воспрянул духом.
— А-а, Сыр! — воскликнул я приветливо. — Заходи, заходи. Ах, ты уже зашел? Ну, тогда присаживайся и расскажи, что новенького. Прекрасная погода, не правда ли? Многие не любят июль в Лондоне, но мне лично нравится. На мой вкус, в это время года тут что-то такое есть эдакое.
Но он был, похоже, как раз из тех, которые июль в Лондоне не одобряют, судя по тому, что рассуждать на эту тему не пожелал и только фыркнул, по своему обыкновению.
— Где ты был минувшей ночью, черт бы тебя побрал? — повторил он, и я заметил, что лицо у него багровое, щеки подергиваются и глаза, подобно звездам, вот-вот покинут свои орбиты.
Я сделал попытку изобразить равнодушие и спокойствие:
— Минувшей ночью? Дай припомнить. Это будет ночь на двадцать второе июля, верно? Гм. Кхе. Ночь на…
Он два раза сглотнул.
— Вижу, ты подзабыл. Позволь освежить твою память. Ты был в ночном притоне вместе с моей невестой Флоренс Крэй.
— Кто, я?
— Да, ты. А сегодня утром ты предстал перед полицейским судьей в участке на Винтон-стрит.
— Ты уверен, что говоришь обо мне?
— Вполне уверен. Информация получена от моего дяди, тамошнего судьи. Он у меня сегодня обедал и, уходя, заметил на стене твое фото.
— Я и не знал, что у тебя на стене висит мой фотопортрет. Очень тронут.
Но он продолжал кипятиться.
— Фото групповое, — буркнул Сыр, — и ты оказался на нем среди прочих. Дядя Джо присмотрелся, засопел и спрашивает: «Ты знаешь этого молодого человека?» Я объяснил, что мы принадлежим к одному клубу, поэтому поневоле иногда пересекаемся, только и всего. Хотел еще добавить, что по собственному желанию я бы к тебе десятифутовым шестом не притронулся, но он, все так же сопя, поспешил выразить радость от того, что я не состою с тобой в дружбе, поскольку такой человек не годится в друзья его племяннику. Он сказал, что утром ты был доставлен к нему в суд по обвинению в нападении на полицейского, задержавший тебя полицейский показал, что ты подставил ему ножку в ночном клубе во время его погони за платиновой блондинкой.