Я оскорбленно поджал губы. Вернее, я хотел оскорбленно поджать губы, но у меня не получилось.
— Ах вот оно что. Лично я не стал бы так уж доверять показаниям полицейского, который проводит время, гоняясь за платиновыми блондинками в ночных клубах. А что до твоего дяди, рассказывающего небылицы, будто бы меня доставили к нему на суд, то известно, что представляют собой эти полицейские судьи. Низшая форма прудовой жизни. Когда у парня не хватает ума и предприимчивости, чтобы продавать заливных угрей, его определяют судьей в полицейском участке.
— По-твоему, при рассмотрении группового фото его обмануло некоторое сходство?
Я отмахнулся:
— Не обязательно некоторое. В Лондоне полно людей, смахивающих на меня очень сильно. У меня самый распространенный тип наружности. Мне рассказывали про одного субъекта, некоего Эфраима Гэдсби, из тех Гэдсби, что проживают на Стрэтхем-Коммонз, так он просто вылитый я. Данный факт я, конечно, приму во внимание, когда буду подавать в суд на этого твоего родственничка за клевету и диффамацию, и не исключено даже, что пожалею его и решу все-таки смягчить справедливость милосердием. Но ты бы лучше предостерег старого дурака, чтобы впредь был осторожнее и не давал воли языку. Всякому терпению есть предел.
Сыр секунд на сорок пять погрузился в задумчивость.
— Платиновая блондинка, — произнес он по истечении паузы. — Полицейский показал, что у нее были очень светлые волосы.
— Эффектная, должно быть.
— Я нахожу чрезвычайно существенным то, что Флоренс как раз платиновая блондинка.
— Не вижу почему. Среди девушек платиновых блондинок сотни. Мой дорогой Сыр, спроси себя, возможно ли, чтобы Флоренс оказалась посетительницей жалкого ночного клуба вроде этого… как ты сказал, он называется?
— Я не говорил. Но вроде бы он называется «Пестрая устрица».
— А, ну да. Слышал о таком. Как я понимаю, малоприличное заведение. Невозможно поверить, чтобы Флоренс посещала подобные притоны. Такая утонченная, интеллектуальная девица? Нет и нет.
Сыр призадумался. Кажется, его пробрало.
— Вчера она просила, чтобы я сводил ее в ночной клуб, — проговорил он, припоминая. — Какие-то ей нужны материалы для новой книги.
— Но ты, конечно, отказался?
— Вообще-то нет. Я сказал, что согласен. Но потом между нами возникли… э-э-э… разногласия, и это отпало.
— А она, разумеется, вернулась домой и легла спать. Как иначе могла поступить милая, невинная английская барышня? Неужели ты хоть на миг мог предположить, что она без тебя отправилась в какое-нибудь злачное местечко? Тем более в притон, где, ты сам говорил, постоянно снуют полчища полицейских, гоняясь за платиновыми блондинками, да и не то еще может происходить под покровом ночи. Нет, Сыр, выкинь из головы такие мысли, они, позволь тебе заметить, тебя не достойны… А вот и Дживс, — обрадовался я, увидев, что безупречный слуга неслышными шагами вошел в гостиную со старым добрым подносом в руках. — Что вы нам принесли, Дживс? Ваше особое освежительное?
— Да, сэр. Я подумал, что мистер Чеддер будет, возможно, рад освежиться.
— Мистер Чеддер как раз созрел для стаканчика. Я сам к тебе не присоединюсь, Сыр, ты же знаешь, турнир по «Летучим дротикам» на носу, я сейчас соблюдаю более или менее строгий режим. Но ты непременно должен отведать Дживсов сказочный бальзам. У тебя были переживания… волнения… беспокойства, а он приведет тебя в норму. Да, кстати, Дживс.
— Сэр?
— Вы не помните, какую душеполезную книгу я собирался вчера вечером почитать на сон грядущий, когда вернулся домой из клуба после разговора с мистером Чеддером?
— Разумеется, помню, сэр.
— Это была «Загадка красного рака», не правда ли?
— Совершенно верно, сэр.
— Кажется, я еще сказал, что мне не терпится поскорее к ней вернуться?
— Насколько я помню, сэр, это ваши точные слова. Вы сказали, что считаете минуты, когда наконец ляжете в постель и раскроете названное сочинение.
— Благодарю вас, Дживс.
— Не стоит благодарности, сэр.
Он выплыл вон, а я широко раскинул перед Сыром руки, как бы говоря «Voila».
— Слыхал? Если и теперь я не чист как стеклышко, то уж и не знаю, как что. Но позволь, я налью тебе магического бальзама, испытаешь его уникальную живительную силу.
Что удивительно в Дживсовых эликсирах (многими уже отмечено), это то, что они пробуждают в человеке спящего тигра и они же действуют в обратную сторону: то есть, если тигр в человеке не спит, а, наоборот, бодрствует вовсю, они его умиротворяют. Врываешься в дом, как дикий лев, опрокидываешь стопку и уходишь ягненок ягненком. Необъяснимо. Но факт.
Так случилось и с Сыром Чеддером. Пока не выпил, он пыхтел, рычал и был в любую минуту готов к предательству, интригам, грабежам, как где-то кто-то сказал, и тут же, прямо у меня на глазах, стал добрее и лучше.
На середине первой рюмки он уже миролюбиво признал, что был ко мне несправедлив. Я, может быть, и величайший из ослов, когда-либо сумевших улизнуть от эмиссаров психбольницы, ищущих новые таланты, сказал он, но ясно, что вчера в «Пеструю устрицу» я Флоренс не водил. И мое счастье, что не водил, добавил он, а то, в противном случае, он бы сломал мне хребет на три части. Словом, вполне дружеский, сердечный разговор.
— Возвращаясь к началу нашего разговора, — сменил я тему после того, как мы с ним сошлись во мнении, что его дядя Джозеф глуп и слеп на оба глаза, надо бы ему обратиться к хорошему окулисту, — я заметил, что, говоря о Флоренс, ты назвал ее «моя невеста». Значит, с тех пор как мы виделись прошлый раз, над вами пролетел голубь мира? Можно считать вашу расторгнутую помолвку восстановленной?
Он кивнул:
— Да. Я пошел на ряд уступок по некоторым пунктам. — Он как бы невзначай коснулся пальцем своей верхней губы, и по лицу его пробежала тень муки. — Сегодня утром состоялось примирение.
— Отлично!
— Ты что, рад?
— Конечно.
— Хо!
— В каком смысле «Хо!»?
Он пристально посмотрел на меня:
— Вустер, ладно тебе прикидываться. Ты же знаешь, ты сам в нее влюблен.
— Глупости.