Высшая ирреальность.
Вы единственный, за кого бы я умерла без всякого сознания жертвы, чью жизнь предпочла бы своей не как мне ценнейшую, а как — ценнейшую моей.
В уровень моего восторга.
Вы во мне — золото Нибелунгов.
Впервые — HCT. С. 293. Печ. по тексту первой публикации. Вариант см.: Души начинают видеть. С. 93 (см. ниже).
<Май 1924 г.>
Высшая ирреальность <вариант: ирриальность>.
Вы единственный, за кого бы я умерла без велик<ого> сознания жертвы, чью жизнь предпочла бы своей не как мне ценнейшую, а ценнейшую моей <вариант: своей>.
Впервые — Души начинают видеть. С. 93. Печ. по тексту первой публикации.
Прага, 17-го мая 1924 г.
Дорогая Антонина Константиновна,
Простите за молчание. Бесконечно тронута Вашим участием. Планы — на ближайшее время — следующие: на днях еду устраивать, вернее выискивать, наше летнее жилье. Ехать на Юг сейчас все отговаривают , решила перенести поездку на осень, когда в Чехии самая сквернота. Пока думаю ехать с Алей на границу Сакс<онской> Швейцарии, 3 ч<аса> от Праги . Там Эльба и лесистые горы. Еще поговорю с врачом. Татры (знаменитые чешские горы) слишком далёко, — от 16 ч<асов> до 20 ч<асов> езды. Нужно беречь деньги на осень. За квартиру внесла до 1-го, к 1-му неминуемо должны уехать.
С настоящей Швейцарией (не саксонской!) сейчас навряд ли выйдет — слишком сложно. С Алей я расставаться не хочу, а жить там, даже в случае Алиной стипендии, не по средствам, — кажется еще дороже Чехии.
Мысль об Италии я не оставила, осенью продам еще книжку стихов, — и двинемся.
Аля поправляется, но t° держится. Гуляем с ней полдня, здесь чудные сады.
Сейчас иду на почту, целую всех, большое спасибо за подарки Але, сейчас у нее всё есть.
Мой адр<ес> до 1-го прежний, по отъезде сообщу.
P.S. Читал ли Всеволод в газетах про своего тезку — комиссара Богенгардта .
Впервые — ВРХД. 1992. № 165. С. 174–175. (публ. Е.И. Лубянниковой и H.A. Струве). СС-6. С. 648–649. Печ. по СС-6.
На обороте письма Цветаевой сохранилось письмо С.Я. Эфрона к А.К. Богенгардт от 14 мая 1924 г.:
14 м<ая> <19>24 — Прага
Дорогая Антонина Константиновна,
Спасибо Вам большое за участие, быстрый отклик и хлопоты. Обе посылки получили в полной сохранности.
Аля быстро полнеет, но t° продолжает оставаться повышенной. Надеюсь, что при Алиной способности быстро поправляться — за лето и осень она выправится.
Кажется нам не суждено жить в разных странах. Вы пишете, что ваши планы направлены в сторону Франции, — я тоже туда собираюсь будущей весной. Слыхали ли вы о проектируемой под Ниццей русской гимназии? Туда выезжает, если уже не выехала, Жекулина. В директора намечают Адр<иана> Петр<овича>. Буду сообщать Вам, что узнаю {20}.
Пишу, как всегда, второпях. Простите за телеграфичность стиля.
Сердечный привет всем, всем —
<В верхнем углу приписка:> В России опять ухудшение. Пишите туда осторожнее.
Печ. впервые по оригиналу, хранящемуся в архиве Дома-музея Марины Цветаевой в Москве.
<Май 1924>
Милый друг , м<ожет> б<ыть> в мире внешнем Вы правы — значит мир неправ.
Со дня Вашего приезда Вы видели всех, кроме меня. Как мне после этою верить, что я Вам — нужнее других? Есть вечные вещи: вернувшись рвануться, это так просто.
— «Но условились в четверг». Да, а сегодня, в среду, экспресс: «приходите сегодня», — не п<отому> ч<то> соскучился, а п<отому> ч<то> в четверг нельзя. Милый друг, у меня руки опускаются, не могу тянуть на канате и ниткой брезгую! — не привыкну, не моя роль.
Всё важнее, всё нужнее, всё непреложнее меня: семья, дела, любовь, я в Вашей жизни — душа , с душою Вы не считаетесь. Я только с жизнью своей не считаюсь.
Поэтому, не будучи в Вашей жизни насущностью, не имею права и не хочу обременять Вас насущностями — своими (мне стыдно за все мои просьбы назад) оставим все эти курорты и устройства — обойдусь — дело не в этом, о совсем не в этом.
Если хотите видеть меня еще раз до отъезда — не отказываюсь, но и не рвусь. Пусть будет всё та́к, как Вы хотите.
Щенков никогда не надо поить горячим — иначе они сбиваются с чутья. — Сбита с чутья. —
— Свидимся! — На том свете?
— Да, в царстве моем!
Впервые — HCT. С. 295. Печ. по тексту первой публикации.
Иловищи, близ Праги, 29-го июня 1924 г.
Мой дорогой Гуль,
Я опять к Вам с письмом Пастернаку. В последний раз, ибо в нем же прошу дать мне какой-нибудь верный московский адрес. Милый Гуль, мне очень стыдно вновь утруждать Вас, но у меня никого нет в Москве, ни души, — ду́ши, но без адресов, как им и полагается.
С той же почтой высылаю Вам 20 крон на почтовые расходы, простите, что не сделала этого раньше.