Сумерки божков - Амфитеатров Александр Валентинович 36 стр.


— Вот что я называю — влопаться!

— Андррррей Викторович! — грянул с порога свирепый, негодующий Мешканов.

Берлога обрадовался ему, как спасителю.

— Бегу!

— Сумасшедший! истинно сумасшедший! — проводила его Настя Кругликова.

В коридоре Мориц Раймондович Рахе отмахивался от Мешканова.

— Не пойду я больше… Довольно… Не Бетховен дирижировал — только один «Демон»… не весьма большой заслуга… Genug!

— Там такой шум, — обратился он, входя в режиссерскую, к угрюмо сидящей жене.

— У нас тут Андрей Викторович накричал, пожалуй, не меньше, — подхватил Риммер.

— А! Риммер! Вы здесь! Кстати! Слушайте: печатайте завтра один анонс, что на своя второй дебют госпожа Наседкина имеет петь Брунгильда в «Валькирия» Вагнер…

Риммер скроил шутовскую гримасу.

— Ого!

Елена Сергеевна повернулась к мужу сердитым порывистым движением.

— Бог знает что! «Валькирия» у нас шла всего два раза в самом начале сезона…

Рахе пожал плечами.

— Мне заявлял Андрюша.

— Придется назначать лишние репетиции, мучить хор и оркестр…

— Was kann ich? Мне заявлял Андрюша.

— Андрюша… Андрюша… — с досадою повторила Савицкая. — Эта «Валькирия» еще не сделала ни одного полного сбора… Хорошо Андрюше заявлять… надо же и с кассою считаться!

— Сбор-то, пожалуй, будет, Елена Сергеевна, — почтительно вмешался Риммер. — Публика г-жою Наседкиною очень заинтересована. Сбор будет.

Рахе кивнул головою, добыл свою вечную сигару и подтвердил:

— Jawohl! Ти не должен быть боязний: сбор будет.

Елена Сергеевна умолкла, с сердитыми глазами, с нервно вздрагивающею верхнею губою. Рахе посмотрел на жену внимательно, глубоко, понял, что в ней кипит большая буря, и попробовал смягчить положение.

— Я бы полагал, Елена, что в следующий «Демон» Тамару должен петь ти.

Елена Сергеевна встала с места таким резким движением, точно стрела сорвалась с тетивы.

— Нет, Мориц, я Тамары больше петь не буду.

Рахе запыхтел сигарою.

— Не есть остроумний… Ти желаешь, чтобы труппа и публикум думали, что ти испугалась на молодая конкурентка?

Савицкая мрачно задумалась.

— Хорошо, — решительно сказала она. — Ты прав. Повторим «Демона». Я буду петь. Только с Тунисовым, а не с Берлогою.

— Но-о-о-о?! Елена!!!

Савицкая остановила мужа, даже подъявшего к потолку изумленные длани с дымящеюся сигарою, повелительным, твердым жестом.

— Это мое решение. Непреклонное. Неизменное. Не беспокойся, пожалуйста. Берлоге оно будет только приятно. Ему не такая Тамара нужна. Сам только что сейчас здесь распространялся…

Рахе с досадою щипал бороденку, мотая головою.

— Ah! Worte, Worte, Worte! Ты говоришь слова, в которые нет смысл и дело.

— Я пою «Демона», но без Берлоги.

— Сбора не будет, Елена Сергеевна, — осмелился вставить слово Риммер и спохватился: директриса обратила к нему лицо, какого он не видал у нее за все тринадцать лет службы.

— Да?! Не будет сбора? При моем участии? Это вы — мне в глаза?!

Голос ее вырос до жестких, стальных каких-то звуков, лицо стало красно, и зубы открылись, и все тело напряглось враждебною энергией, как один взбудораженный мускул.

— Помилуйте, Елена Сергеевна…

Рахе бросил сигару и поспешил ему на помощь. Он слишком хорошо знал, что пламенные глаза и побелевшие губы Елены Сергеевны сулят провравшемуся управляющему недоброе. Он знал, что вывести из себя Елену Сергеевну, при ее суровой самовыдержке, — почти чудо, — за всю совместную жизнь он видел жену в подобном состоянии не более трех-четырех раз. И это были важные и жуткие для нее моменты, — и, как всякий «прорвавшийся» человек, она была в них страшна, опасна, несправедлива — тем опаснее и страшнее, чем крепче сдерживала себя до того. Рахе взял жену за руки и заговорил быстро, спокойно, убедительно.

— Елена, Риммер есть совершенно справедливый. Он очень преданный, и ти напрасно крикаешь на верный тебе человек. Der Kerl hat Recht . «Демон» есть опера, которую делает не сопрано, doch  баритон, и ти не имеешь никакой повод, за что обижать себя на Риммер. Без Андрей Берлога «Демон» — пшик! Mit diesem Тунисов willst du sein ein vox clamantis in deserto?

Елена Сергеевна, со злыми еще, но уже угасающими глазами повторяла:

— Я с Берлогою петь не стану! не стану! не стану!

Назад Дальше