Он озадачен, но только на одну минуту, потому что облака тут же возвращаются, и вот там, где замирает дрожание воды, уже возникает новое облачко. Потихоньку лебедь подплывает на своей пуховой подушке и приближается к нему…
Он утомлен погоней за неверными отблесками, и, быть может, он умрет, жертва иллюзий, так и не поймав ни кусочка облака.
…Но нет!
Каждый раз, когда он погружает голову в воду, он копается в тине и вытаскивает червяка.
И, как гусь, жиреет.
Наступает час, когда, устав от беготни, сверчок-работяга возвращается с прогулки и заботливо наводит порядок у себя в доме.
Прежде всего он расчищает узкие дорожки, проложенные в песке.
Он подпиливает корень высокой травинки, которая его раздражает. Собирает опилки и сметает их с порога своего жилья.
Он отдыхает.
Затем он заводит свои крошечные часики.
Заводит бесконечно. Уж не испортились ли они? Потом он отдыхает немножко.
Он входит к себе и запирает за собой дверь.
Он долго поворачивает ключ в хрупком замке. И прислушивается.
Вокруг все спокойно.
Но он не считает себя в полной безопасности.
И, как будто по скрежещущей цепочке, он спускается глубоко в землю.
Ничего больше не слышно.
В умолкшей деревне тополя вытягиваются в воздухе, как пальцы, и показывают на луну.
Едва я вступил на лесную просеку, как на другом краю появился он.
Сначала мне показалось, что идет какое-то страшное существо и несет горшок цветов.
Потом я различил маленькое карликовое деревцо с разросшимися ветвями и без листьев.
Наконец показался весь олень, и мы оба остановились.
Я сказал ему:
— Подойди ко мне, не бойся. Ружье у меня так, для виду, чтобы не отставать от серьезных людей. Я никогда им не пользуюсь и пули оставляю в ящике.
Олень слушал и обнюхивал каждое мое слово. Когда я замолчал, он больше не колебался: ноги его задвигались, как стебли, которые сплетает и расплетает дыхание ветра. Он удирал.
— Какая жалость! — крикнул ему я. — А ведь я мечтал, что мы пойдем вместе и я буду кормить тебя из рук травами, которые ты любишь, а ты, выступая, как на прогулке, ты бы понес мое ружье на развилинах своих рогов.
Все ему безразлично. Каждое утро, по-чиновничьи мелко и дробно перебирая ногами, он тащит повозку почтальона Жако, который развозит по деревням сделанные накануне в городе заказы — пряности, хлеб, мясо, газеты, а то и письмо.
После окончания казенного турне Жако с ослом трудятся для себя. Повозка превращается в телегу. Они вместе ездят на виноградники, в лес, по картошку.
Здесь они грузят овощи, там свеженарезанные метелки, тут еще что-нибудь, смотря по сезону.
Жако монотонно, без выражения тянет, словно храпит во сне: «Но-о! Но-о!» Время от времени осел останавливается: то ли его прельстил чертополох, то ли просто о чем-то задумался. Тогда Жако обхватывает его за шею и толкает вперед. Если осел заупрямится, Жако покусывает ему ухо.
Завтракают они обычно в придорожной канаве, Жако довольствуется луковицей с горбушкой хлеба, а осел выбирает себе что повкуснее.
Возвращаются они уже в сумерках. Их тени лениво переползают со ствола на ствол.
Но тут озерцо тишины, поглотившей дремотные предметы, вдруг взрывается, гладь его взбаламучивается.
Какой же это хозяйке вздумалось в ночную пору тащить из колодца ведро воды, налегая на ржавую, пронзительно скрипящую лебедку?
Это осел, уже подходя к дому, пробует на всю округу мощь своего голоса и ревет до хрипоты, что ему на все наплевать, наплевать на все.
Однажды мурашка упала в колею, где застоялась дождевая вода, и чуть не потонула, но тут куропатка, утолявшая по соседству жажду, подхватила ее клювиком и спасла ей жизнь.
— Я вам отслужу, — пообещала мурашка.
— Времена Лафонтена прошли, — скептически присвистнула куропатка. — Не то чтобы я сомневалась в вашей признательности, но как же вы ухитритесь укусить за пятку охотника, когда он в меня прицелится! Охотники нынче босиком не ходят.
Мурашка не стала тратить сил на дальнейшие споры и побежала догонять своих сестриц, маршировавших друг за дружкой по дороге и похожих на черные жемчужинки, которые нижут на нитку.
А ведь охотник и впрямь был неподалеку. Тут он заметил куропатку, возившуюся в соломе и что-то там выклевывавшую. Он поднялся, хотел было прицелиться, но по его правой руке пошли мурашки. Он даже ружье вскинуть не мог. Рука бессильно упала, ну а куропатка не стала ждать, пока мурашки пройдут.
Еще ни разу я не видел жаворонка, и напрасно я подымаюсь до зари. Жаворонок, в отличие от всех прочих птиц, не живет на земле.
Сегодня с самого утра я обшариваю все кочки и прошлогоднюю траву.
Над колючими изгородями перепархивают стайки сереньких воробьев и свежеокрашенных щеглов.
Сорока в своем парадном мундире делает смотр деревьям.