Молотов относился к Троцкому не лучше, чем тот к нему. Неприязнь, как мы помним, начала складываться со времен основания «Правды». Принародные оскорбления также не способствовали возникновению дружеских чувств. Молотов упоминал и неоднократные личные просьбы самого Ленина «врезать» по Троцкому. Кроме того, именно Троцкий был в первых рядах критиков нэпа как позорной капитуляции перед буржуазией и предвестия скорой кончины советской власти. Молотов писал: «У Троцкого был на этот счет определенный нюх. Он, видимо, чувствовал уже себя в новой роли - в роли выразителя и идеолога этих гнилых, антиреволюционных настроений, продолжая, однако, прятать подлинные свои чувства и затаенные цели в цветистых публичных выступлениях, способность к чему у него вряд ли кто будет отрицать. Именно в эти дни Троцкий временами уже явно терял равновесие и, беспардонно злорадствуя по поводу многочисленных затруднений, с которыми непоколебимо боролись партия и рабочий класс, доходил до прямых ренегатских заявлений в Политбюро, вроде вырвавшегося у него выкрика: “Кукушка уже прокуковала!”... Нужно было видеть в этот момент Владимира Ильича, который взволнованно поднялся со своего председательского места с восклицанием: “Ну, это уж слишком!”, призвал к порядку распоясавшегося лидера, но и на этот раз не дав волю чувствам»319.
Именно Ленин ввел регулярную практику проведения предварительных совещаний перед заседаниями Политбюро без Троцкого. Молотов рассказывал: «Троцкий выступает с речами: “Ничего не выходит!” Я удивлялся, как Ленин выдерживал это? Ленин же видел насквозь Троцкого. Тогда Ленин решил: “Давайте поедем к Зиновьеву сговариваться, как быть?” Мы трое -Ленин, Каменев и я, два члена Политбюро и я вот, кандидат, по-
ехали к Зиновьеву. Он был на Морозовской даче под Москвой, немного не здоров»320. Традицию предварительных совещаний большинства членов ПБ с целью нейтрализации меньшинства затем в полной мере на вооружение возьмет Сталин.
Частое общение и совместные политические сражения сделали Молотова прилежным учеником ленинской школы и стали основой возникновения неплохих личных отношений с вождем. «В связи с подготовкой дел в Политбюро мне повседневно приходилось либо встречаться с В. И., либо чаще беседовать по телефону, обмениваться столь привычными в его текущей работе короткими записочками, выполнять его поручения, подготовлять материалы. Иногда это выходило за обычные рамки»321. После работы он мог пригласить Молотова к себе в рабочий кабинет или квартиру на чай со смородиновым вареньем. Кабинет был незамысловат: большой письменный стол, несколько карт на стенах, большая зеленая пальма, занимавшая чуть ли не треть помещения, два книжных шкафа, два-три жестких стула и кожаное кресло, куда усаживался посетитель. Под письменным столом, обеспечивая тепло для ног, лежала огромная шкура белого медведя. Молотов заведет у себя дома такую же.
Воспоминания об одном визите к Ленину, в мае - начале июня 1921 года, Молотов через сорок с лишним лет положит на бумагу: «В беседе мной были поставлены три вопроса: а) о необходимости дополнительных, более решительных мер для ликвидации “антоновщины” (кулацкого мятежа) в Тамбовской губернии; б) о необходимости замены секретаря тульского губкома Меерзона, который демагогически заигрывал с тульскими рабочими (детали не помню); в) о неорганизованности в тогдашней работе секретаря ЦК т. Ем. Ярославского, который в результате приема многочисленных посетителей засыпал работу Секретариата ЦК рассмотрением многочисленных мелких вопросов и просьб, что не дало возможности заниматься секретарям ЦК более крупными вопросами.
Как мне помнится, мои вопросы были внимательно выслушаны Лениным, и по ним были приняты меры. В этой беседе Ленин поделился со мной своими мыслями о положении дел в стране. Ленин с большой прямотой говорил тогда об исключительно тяжелом положении в стране (как “карточный домик”)... Меня тогда удивил сам характер нашей беседы. В. И. говорил со мной с какой-то чудесной теплой прямотой, хотя и без сентиментальности... Я много раз думал о неоднократном указании В. И., что я должен в Секретариате ЦК заниматься именно политической работой, и всегда придавал этим словам
Ленина большое значение, будучи благодарен ему за выраженное ко мне политическое доверие, а вместе с тем, и за выраженное этими словами доверие к моим способностям и во всяком случае - за стремление В. И. поднять мою работу на более высокий уровень. Вместе с тем, я чувствовал, что в этих словах была своего рода критика моих недостатков, привычек. С этого времени я особенно стал заботиться о том, чтобы моя работа, действительно, была главным образом политической»322.
...Из Кремля, через Троицкую и Кутафью башни, рано утром пешком и без охраны Молотов отправлялся в штаб-квартиру партии - в ее Центральный комитет. Он тогда помещался на Воздвиженке, 5, - в четырехэтажном здании XVIII века классического стиля, которое благополучно дожило до наших дней и хорошо известно москвичам как Музей архитектуры им. Щусева. Вся работа Секретариата и Оргбюро - секретная, Политбюро - совершенно секретная. Штат - минимальный. Начало работы в 8 утра, еда на месте - кое-как, конец рабочего дня - в час ночи. Личный секретариат Молотова первоначально состоял из четырех человек. Первый помощник - коллега по питерскому СНХ и отличившийся на «Красной Звезде» Васильевский. Второй - Герман Тихомирнов, младший брат покойного Виктора. Они на правах старых знакомых с Молотовым на «ты», чего нельзя сказать о двух других - Бородаевском и Белове. Вскоре появится и еще один помощник - Борис Бажанов, который из команды Молотова переместится в секретариат Сталина, а затем через Иран сбежит за границу, где к концу жизни опубликует мемуары. Бажанов выполнял функции руководителя технического секретариата Оргбюро. О стиле Молотова как руководителя Бажанов напишет: «Это очень добросовестный, не блестящий, но чрезвычайно работоспособный бюрократ. Он спокоен, выдержан. Ко мне он был всегда крайне благожелателен и любезен и в личных отношениях со мной очень мил. Да и со всеми, кто к нему приближается, он корректен, человек вполне приемлемый, никакой грубости, никакой заносчивости, никакой кровожадности, никакого стремления кого-нибудь унизить или раздавить»323.
Молотов председательствовал на заседаниях Секретариата, где кроме трех секретарей ЦК, имевших право решающего голоса, присутствовали с правом совещательного голоса заведующие всеми отделами аппарата ЦК. Он председательствовал и на заседаниях Оргбюро, главная задача которого заключалась в подборе и распределении руководящих партийных работников центральных ведомств и регионов. Одновременно возглавлял несколько постоянных (не говоря уже о временных)
комиссий ЦК, важнейшими из которых являлись циркулярная и бюджетная.
По любому крупному вопросу - будь то о проведении посевной или чистке партии - ЦК готовил директивы, рассылавшиеся всем региональным организациям. Этим и занималась циркулярная комиссия. В дополнение к циркулярам Молотов ввел практику направления закрытых информационных писем о международном и внутреннем положении для ориентации местных структур. На места шел и журнал «Известия ЦК», наполненный директивами и указаниями. Главным его редактором был, конечно, Молотов. Как председатель бюджетной комиссии, он ведал партийной казной и отвечал за финансирование программ, требовавших партийной санкции. Бажанов, секретарствовавший и в этой комиссии, вспоминал: «С одной стороны, Бюджетная комиссия обсуждает и утверждает смету отделов ЦК. Тут присутствуют заведующие отделами, стараются отстоять свои интересы, и Молотов с ними спорит (но решает, конечно, он). С другой стороны - и здесь дело идет об огромных суммах, - Бюджетная комиссия утверждает бюджеты всех братских иностранных компартий»324.
Качество как партийного, так и всего государственного аппарата после Гражданской войны оставляло желать много лучшего. Он унаследовал все родимые пятна знаменитой бюрократии Российской империи и добавил к ним немало своих. Большое количество императорских чиновников продолжало работать в госструктурах: в Наркомате финансов они составляли 97,5 процента от всех сотрудников и даже в НКВД - 48,3 процента. В госаппарат хлынули все желавшие как-то устроиться в новой жизни. С 1917 по 1921 год число госслужащих выросло в пять раз - с 576 тысяч до 2,4 миллиона325. В таком обилии чиновников царских времен, засилье «мелкобуржуазного элемента» и в неэффективности госструктур крылись главные причины стремления Ленина опереться именно на партаппарат.
Но и с ним была беда. Член Ставропольского губкома Ли-зарев направил в ЦК докладную записку, где в числе распространенных явлений в парторганах назвал пьянство, протекционизм, укрывательство преступлений, расхлябанность, бандитизм, грабеж, истязания, безделье. Ленин отписал Молотову: «Записка Лизарева архиважна. Надо обратить сугубое внимание и проверить через вполне объективных людей»326. Изучение ситуации показало, что Лизарев был не далек от истины. О масштабах еще одного бедствия свидетельствует циркулярное письмо Молотова 1922 года, где говорится, что «громадное распространение взяточничества... грозит развращением и
разрушением аппарата рабочего государства»327. Квалификация руководящих работников оставляла желать лучшего. Партия быстро росла, насчитывая к 1921 году более 700 тысяч человек. Сколько точно - никто сказать не мог, так как строгий учет членства в РКП(б) отсутствовал. Но в основном рост шел за счет тех, кого Молотов называл «примазавшимися»: «Хочешь жить - плати партвзносы». Одновременно шел отток из партии, достигавший в некоторых уездах до 10 процентов ежемесячно. Отношение к членству в партии оставалось наплевательским -каждый день терялось до тысячи партбилетов. Позднее утрата партбилета стала оборачиваться серьезными неприятностями.
Не будет большим преувеличением сказать, что именно Молотов стал одним из главных творцов той модели партийного аппарата, которая просуществовала в практически неизменном виде с начала 1920-х годов до распада СССР. При этом машина однопартийного государства носила на себе печать его фантастического педантизма, скрупулезности и систематизма.
На основе решения X съезда была проведена массовая чистка РКП (б). С 1 июля 1921 года был приостановлен («за определенными небольшими исключениями») прием в партию. Чистка имела целью, говорил Молотов, «изгнать из рядов нашей партии те чуждые ей элементы, которые вошли в партию главным образом в последние годы революции, после победы Советской власти в России»328. Разработка инструкций по проведению чистки была поручена комиссии в составе, полностью воспроизводившем Русское бюро ЦК времен Февральской революции - Молотов, Залуцкий, Шляпников329. Своя рука - владыка. Исключали не столько по политическим мотивам, сколько за «пассивность», взяточничество, карьеризм, пьянство и злоупотребления служебным положением. В 1922 году Ленин выступил также за резкое ужесточение условий приема. На 1 января 1924 года, подведет итог Молотов, «в партии было 350 тыс. членов и 120 тыс. кандидатов. Таким образом, количественный состав партии сократился почти в два раза»330.
Выстраивалась система взаимодействия с региональными парторганизациями и учета местных ответработников. Были подготовлены большие «простыни» отчетности (23 позиции), которые ежемесячно должны были заполнять губкомы, райкомы и уездкомы331. Деятельность парторганизаций стала более жестко регламентироваться спускаемыми из Оргбюро документами. Только в 1921 году были подготовлены «Инструкция по технике, учету и отчету по распределению партработников», «Положение о специальном учете ответственных работников», «Инструкция по постановке на учет в Губкомах, Укомах, Райкомах и в ячейках РКП», «Инструкция по учету штрафных, выбывших и исключенных», «Положение о едином партийном билете» и т. п.
Создавалась система повышения квалификации. Как писал Молотов, «десятки тысяч членов партии оказались в коммунистических университетах и совпартшколах, а также на рабфаках и в вузах, в партийных организациях развернулась широкая сеть различного рода кружков по специально партийным вопросам теории марксизма. Одним словом, партия вошла в период культурного и политического роста»332. Однако уровень слушателей был таков, что изучению основных предметов часто должны предшествовать курсы русского языка и арифметики. В 1922 году только 0,6 процента членов партии имели высшее образование и 6,4 процента - среднее.
Для прямого контроля за местными организациями по инициативе Молотова был введен институт ответственных инструкторов ЦК. Ими руководил Организационно-инструкторский отдел ЦК, возглавить который он пригласил Кагановича. В особенно ответственных случаях Молотову приходилось и самому выезжать на места. Так, «3 ноября 1921 г. Кавказское бюро РКП (б) на своем пленуме с участием секретаря ЦК РКП (б) тов. Молотова приняло решение о создании Федерации Закавказских республик»333. Это из книги Лаврентия Берии «К вопросу об истории большевистских организаций в Закавказье».
Надо было наладить элементарный учет внутри партии. В 26 губерниях была запущена всероссийская перепись членов РКП (б). Она успешно продвигалась, но только до тех пор, пока под нее в Горках не попал Ленин. Заполнив анкету из пятидесяти девяти пунктов с подпунктами, среди которых были вопросы о деде с отцовской стороны, о желании обучаться каким-либо ремеслам, о читаемых газетах и связях с деревней, вождь вышел из себя и 14 февраля 1922 года устроил Молотову мощнейший разнос (едва ли не единственный за все время их совместной работы)334. Но задел для создания системы, получившей название «номенклатура», был создан.
Отдельным и весьма трудоемким направлением работы ответственного секретаря ЦК был разбор внутрипартийных склок, которые шли повсеместно - в Питере, на Украине, в Туркестане, наркоматах, ведомствах и между ними. В Северной столице большинство парторганизаций во главе с лидерами молодой поросли Комаровым и Углановым взбунтовалось против Зиновьева и его команды, обвинив их в бюрократизме. Острый конфликт вспыхнул между Центральным правлением каменноугольной промышленности (ЦПКП) во главе с Пятаковым и новым партийным начальником Донбасса Рухимовичем. «На-го-няй (вежливо): если еще раз поссоритесь, обоих прогоним и посадим»335, - предупреждал Ленин. Он призывал Молотова свято соблюдать резолюцию «О единстве партии»: «В настоящее время пролетарская политика нашей партии определяется не ее составом, а громадным, безраздельным авторитетом того тончайшего слоя, который можно назвать старой партийной гвардией. Достаточно небольшой внутренней борьбы в этом слое, и авторитет его будет если не подорван, то во всяком случае ослаблен настолько, что решение будет уже зависеть не от него»336.
Партаппарат начинал заниматься экономикой, и получалось это довольно плохо. «Партийная организация остается в роли партийного агитатора и пропагандиста, стоящего рядом, стоящего около, стоящего возле, иногда стоящего над работой соответствующих хозяйственных органов»337, - писал Молотов. Первой и главнейшей экономической проблемой, в решении которой пришлось принять участие, стал голод. Он поразил районы, где прокатились белые и красные армии. К лету 1921 года количество голодающих оценивалось в 10 миллионов человек, к осени - до 28 миллионов.
Ленин долго не решался на получение помощи извне. Лишь в конце июня Политбюро утвердило Комиссию по помощи голодающим в составе Троцкого, Каменева, Молотова и Чичерина. Соглашение правительства РСФСР с Американской администрацией помощи было заключено 20 августа, и в нем было оговорено условие невмешательства в наши внутренние дела. Однако этих мер предосторожности Ленину оказалось недостаточно. «Т. Молотов... Ввиду договора с американцем Гувером предстоит приезд массы американцев. Надо позаботиться о надзоре и осведомлении.,. Состав комиссии: Молотов, Уншлихт, Чичерин. Право замены лишь членами партии и очень ответственными с согласия Молотова»333. В Комиссии по помощи голодающим Молотов заседал раз в два дня. Голодающие губернии были освобождены от государственных хлебных сборов, организовывалась поставка хлеба по тем направлениям, по которым его раньше в России не возили, - из Нечерноземья на юг и восток.
Голод 1921-1922 годов унес больше пяти миллионов жизней и стал последним отзвуком катастрофы Гражданской войны. С началом нэпа производство начало быстро расти. Совнарком разрешил создание частных предприятий с числом занятых не более двадцати человек, началась сдача в аренду небольших предприятий. Вкупе с заменой продразверстки на продналог и госинвестициями в восстановление промышленности это позволит за год почти удвоить производство. Михаил Булгаков, переселившийся в Москву осенью 1921 года, рассказывал: «В Москве есть все: обувь, материи, мясо, икра, консервы, деликатесы - все! Открываются кафе, растут как грибы... Цены сообщить невозможно, потому что процесс падения валюты принял галопирующий характер, и иногда создается разница при покупке днем и к вечеру»339.
В 1921 году эмиссия составила 16 триллионов, а в 1922-м -около двух квадриллионов рублей. Во время очередной беседы один на один Ленин поделился своими мыслями с Молотовым, который вспоминал: «В те времена никто уже не расплачивался рублями и копейками. За извозчика на вокзал, например, приходилось расплачиваться столькими-то сотнями тысяч, а то миллионами рублей, причем миллионы иронически называли “лимонами”». Положение было такое, что и на «лимоны»-то много не купишь; на рынке, где чем только не торговали, предпочитали за хлеб и картошку получить пиджак, кофту, вязаный платок, ботинки. Такого рода товарообмен был в большом ходу.
«Вот Преображенский предлагает решить вопрос о деноминации. Возможно, что придется это сделать. Но надо продумать дело хорошенько, прежде чем решить... Сделай самую малую оплошность, сколько-нибудь отягчающую нынешнее положение, и построенное нами здание может рухнуть, рассыплется, как карточный домик.. .Только в конце года было принято решение о проведении финансовой реформы и деноминации, и это сыграло свою положительную роль (как известно, обмен на новые рубли был в этот период произведен дважды, в конце 1921 года и в конце 1922 года, что в итоге дало такой результат: один рубль 1922 года заменил 1 миллион рублей в середине 1921 года)»340. Финансовая реформа была проведена наркомом финансов Сокольниковым (Бриллиантом) при непосредственной помощи Николая Кутлера, бывшего министра земледелия в кабинете Витте. Именно по его рекомендациям был воссоздан Госбанк, выпущена новая валюта - золотые рубли, или червонцы.
В конце 1921 года Ленин дал слабину. Мучили головные боли и бессонница, возможно, он перенес серию микроинфарктов. За этим последовало предписание врачей: воздержание от работы. Ленин взбунтовался и добился уменьшения нагрузки, а не ее полной отмены. Эпизодически он продолжал появляться в Кремле. Его приоритеты просматривались в ложившихся на стол Молотова посланиях из Горок, которые становились все более жесткими, раздраженными и безапелляционными: предотвращение эксцессов свободного рынка, реконструкция репрессивного аппарата, развертывание антицерковной кампании, искоренение эсеро-меньшевистской оппозиции, меры против интеллигенции, выход из международной изоляции.
Вновь ленинские письма запестрели предложениями об ужесточении репрессий. 20 февраля 1922 года на стол Молотова легла копия письма Ленина наркому юстиции Курскому: «Усиление репрессий против политических врагов Соввласти и агентов буржуазии (в особенности меньшевиков и эсеров); проведение этой репрессии ревтрибуналом и нарсудами в наиболее быстром и революционно-целесообразном порядке; обязательная постановка ряда образцовых (по быстроте и силе репрессии)»341. Бурную ярость Ленина вызвало появление сборника статей ведущих русских философов Бердяева, Степуна, Франка «Освальд Шпенглер и закат Европы». Книгу Ильич назвал «литературным прикрытием белогвардейской организации»342. Если в 1921 году Ленин призывал Молотова «избегать, безусловно, всякого оскорбления религии»343, то в январе - феврале 1922 года он добивался принятия постановлений Политбюро и ВЦИКа об изъятии церковных ценностей и объявил борьбу с религией работой всех государственных учреждений.
Ленин все больше разочаровывался в нэпе. «Величайшая ошибка думать, что нэп положил конец террору. Мы еще вернемся к террору и к террору экономическому»344. 6 марта 1922 года, впервые после долгого перерыва появившись на публике (на Всероссийском съезде металлистов), он ошеломил собравшихся несколько раз повторявшимися заявлениями о том, что «отступление в смысле того, какие уступки мы капиталистам делаем, закончено... наше экономическое отступление мы теперь можем остановить. Достаточно»345. Молотов, как и многие другие, был вдохновлен: «Доклады и статьи Ленина с первых месяцев 1922 года - это новый и поистине могучий взлет орла, который со своей высоты видит и, можно сказать, не только видит, но и чувствует новые, увлекающие вперед, светлые перспективы. Кто пережил это время, всегда будет помнить, как воодушевляли, как всех нас поднимали эти боевые ленинские призывы - “достаточно отступать”, “отступление окончено”, и, значит, - как ни строги ленинские требования учиться новому, преодолевать все и всякие бюрократические привычки и замашки, - значит, мы уже вступили в новую полосу подъема, стоим на верном, надежном и твердом пути строительства социализма... Большевики выше подняли головы! В наши жилы влился свежий приток красной, большевистской, крови»346.
Путаные и до истерики взвинченные речи Ленина на состоявшемся весной 1922 года XI съезде, в которых он провозгласил концепцию обострения классовой борьбы («борьба с капиталистическим обществом стала во сто раз более ожесточенной и опасной») и несколько раз обещал поставить к стенке и расстрелять из пулеметов эсеров и меньшевиков как «худших и вреднейших элементов белогвардейщины»347, встретили восторженно. Впервые Ленина на партийном форуме никто не критиковал. Не было ни одного голоса против «остановки отступления».
Но внутрипартийные разногласия никуда не исчезли, в полной мере проявившись при обсуждении доклада об оргработе, с которым 28 марта выступил Молотов. Рязанов (Гольдендах) нашел, что Ленин «преподносил нам сегодня нечто вроде сахарных пряников, тогда как Молотов нам преподнес нечто вроде бича или плети». Троцкий воспользовался случаем, чтобы в очередной раз поставить вопрос об обуздании партаппарата, очищающего руководящие органы от его сторонников348. Молотов в ответном слове был само хладнокровие и просто проигнорировал критику. А аргументы Троцкого отверг, заявив, что перемещения партработников осуществлялись по деловым соображениям349.
При выборах нового ЦК в проекте его состава после фамилий Молотова и Куйбышева в скобках было написано «секретарь». А после фамилии Сталина - «Генеральный секретарь». Кадровые решения съезда были закреплены 3 апреля на пленуме ЦК. В полноправные члены ПБ добавились Томский и Рыков. Предложенная Каменевым на пост генсека кандидатура Сталина не встретила возражений. На следующий день «Правда» сообщала: «Избранный XI съездом РКП Центральный Комитет утвердил Секретариат ЦК РКП в составе: т. Сталина (генеральный секретарь), т. Молотова и т. Куйбышева». Молотов стал вторым секретарем ЦК, коим оставался следующие восемь лет.
Борис Бажанов, сведущий в партийных интригах, уверенно рассматривал назначение Сталина в контексте начинавшегося создания антитроцкистской «тройки» - Зиновьева, Каменева и Сталина, - которая будет руководить страной при больном Ленине и сразу после его смерти. «Расчет Зиновьева: нужно сбросить Троцкого, а Сталин - явный и жестокий враг Троцкого. Зиновьев и Каменев предпочитают Сталина. Немного не хватило, чтобы во главе партийного аппарата, автоматически шедшего к власти, не стал Молотов, вернее, не остался Молотов»350. Что касается самого Молотова, то его даже смешила сама мысль, что кто-нибудь другой при живом Ленине мог решить столь важный вопрос. Причина назначения именно Сталина? Ленин просто не видел лучшей кандидатуры. И никто в Политбюро не мог в полной мере понять, какие возможности создает для Сталина новый пост, хотя бы потому, что никто, кроме него, партстроительством не занимался.
Сталин, обосновавшись в кресле Генерального секретаря, нашел партийную машину уже на полном ходу и не стал практически ничего менять, кроме графика работы, да и то частично. Новый распорядок выглядел так: «Назначить по понедельникам и четвергам (в 11 ч. утра) обязательные заседания Политбюро и по средам (в 12 ч. дня) заседания тройки Политбюро (тт. Каменев, Сталин, Молотов)»351. Эта новая полуформальная «тройка» готовила повестку дня заседаний и фактически предрешала решения ПБ. В «Правде» был опубликован и график дежурства партийного руководства: «Секретариатом ЦК утвержден следующий порядок приема в ЦК ежедневно с 12-3 часа дня: в понедельник - Молотов и Куйбышев, во вторник -Сталин и Молотов, в среду - Куйбышев и Молотов, в четверг -Куйбышев, в пятницу - Сталин и Молотов, в субботу - Сталин и Куйбышев. Адрес ЦК: Воздвиженка, 5»352.
Команда ЦК пополнилась новыми людьми, которые если к тому моменту и не были, то по всей логике внутрипартийной иерархии становились верными сталинцами. Третий секретарь ЦК - Валериан Куйбышев - выпускник Омского кадетского корпуса и недоучившийся военный врач, семь лет провел в ссылке, руководил губкомом в Самаре, зачищал от басмачей Закаспий, был в президиуме ВСНХ. Грамотный, читающий, организованный и энергичный, как охарактеризует его Молотов. Руководить своим личным секретариатом Сталин пригласил Амаяка Назаретяна, переведя его из Кавказского бюро ЦК РКП (б). Секретарем и порученцем Сталина был Иван Товстуха, член Французской соцпартии и синдиката парижских шоферов, пришедший из наркомнаца. Из Рабкрина пришел в ЦК Лев Мехлис. Супердоверенным лицом был Александр Поскребышев, сын вятского сапожника и фельдшер по первой профессии. Вскоре в аппарате секретариата появится юный сотрудник, который станет главой советского правительства - Георгий Маленков. Из родного Оренбурга он ушел добровольцем на Туркестанский фронт, а потом через рабфак поступил в Москве в Высшее техническое училище, которое так и не окончил. Протекцию ему составила энергичная супруга, уже работавшая в ЦК.
Сталин прекрасно понимал аппаратную работу. Он знал, что нужно держать под контролем, чтобы располагать реальной властью, - принятие решений и их исполнение, расстановку кадров, регионы. В развитие установки Сталина - «каждого работника изучать по косточкам» учраспред ввел систему индивидуальных характеристик всех ответственных работников. Оценивались мотивы работы, уровень дисциплинированности, характер, ум, восприимчивость к знаниям, умение руководить и множество других параметров. 12 декабря 1922 года Молотов направил циркулярное письмо губкомам (обкомам) с предписанием наладить учет ответработников уездов (районов). Их учетные листки должны были отныне отправляться в ЦК, о любых кадровых перемещениях нужно было сообщать ежемесячно353.
Для формирующейся номенклатуры у руководителей ЦК были не только кнуты, но и довольно большие пряники. Система привилегий руководящих партработников была легализована и формализована в августе 1922 года решениями XII Всероссийской партконференции, принятыми по докладу Молотова: «Положение теперь требует от нас, чтобы мы приняли, как партия, определенные и твердые меры к тому, чтобы создать сносные условия жизни для партийных работников, посвящающих свои знания целиком революции и партии, целиком зависящих от партийной работы. Мы должны эти условия создать, и то уравнительное стремление, которое еще осталось, не должно чрезмерно мешать этой работе... Мы теперь приходим к денежной оплате труда...»354 Чем второй секретарь разочаровал собравшихся (и что вызвало единственное возражение в прениях), так это предложением запретить хозяйственную деятельность, которую активно развернули многие партийные органы в условиях нэпа355. Хотя партийным руководителям так и не суждено было стать «олигархами», предложенные Молотовым блага и привилегии были распространены в общей сложности на 15 325 партработников по всей стране. Изменения в положении аппарата и рост влияния исполнительных органов партии были закреплены в новом Уставе РКП(б), который был разработан комиссией под руководством Молотова и принят той же XII конференцией.
Через членов партии ЦК контролировал и работу правоохранительной системы. Спад волны мятежей привел к сужению масштабов террора - с 36 тысяч осужденных за контрреволюционную деятельность в 1921 году до шести тысяч в 1922-м. Террор теперь применялся против тех групп «эксплуататорских классов», которые Ленин определил в качестве наиболее опасных. А именно: духовенства, социалистов и интеллигенции.
Нельзя сказать, что Молотов (как, кстати, и Сталин, Зиновьев, Каменев) был в первых рядах антицерковной кампании, которая развернулась в форме операции по изъятию церковных ценностей для борьбы с голодом. Как отмечал академик РАН Николай Покровский, «Молотов, бывший тогда фигурой несамостоятельной, все же позволял себе иногда некоторую оппозицию по отношению к глобальному (троцкистско-ленинскому) плану разгрома РПЦ и искоренения религии»356. Циркулярную шифрограмму «о вовлечении значительных рабочих и крестьянских масс в кампанию по изъятию церковных ценностей» Молотов отправил не во все регионы, а только в восемь губерний.
Большие последствия имели события в уездной Шуе, где 15 марта толпа оказала сопротивление изъятию ценностей, были убитые и раненые. По их следам Ленин направил Молотову «строго секретное» письмо: «Именно теперь и только теперь, когда в голодных местностях едят людей и на дорогах валяются сотни, если не тысячи трупов, мы можем (и поэтому должны) провести изъятие церковных ценностей с самой бешеной и беспощадной энергией и не останавливаясь перед подавлением какого угодно сопротивления». Молотов позволил себе еще один акт непослушания. На первой странице письма он написал: «Согласен. Однако предлагаю распространить кампанию не на все губернии и города, а на те, где действительно есть крупные ценности, сосредоточив соответственно силы и внимание партии»357.
Письмо Ленина рассматривалось в Политбюро. Молотов стоял на своем - за ограниченный масштаб реквизиций, и, хотя и недолго, ему это удавалось, поскольку 22 марта соответствующее постановление ПБ было принято с его поправкой. Но на следующий же день Троцкий предложил исключить из постановления «по вопросу о деятельности духовенства в связи с изъятием ценностей из церквей поправку Молотова»358. Поправку не просто изъяли. ПБ специальным постановлением осудило мягкость и гнилой либерализм Молотова359. Линия Ленина-Троцкого победила. Молотов и Калинин разослали от имени ЦК и ВЦИКа циркуляр, в котором предупреждали уже все без исключения губкомы и исполкомы, что «неполное изъятие церковных ценностей будет рассматриваться как нерадение местных органов»360.
Многие биографы Ленина обращали внимание на то, что еще до революции он уделял борьбе с социалистами и либералами куда больше времени и внимания, чем с царским самодержавием. И Молотов если в церковных делах еще допускал известный либерализм, то в преследовании эсеров и меньшевиков мягкости не проявлял. В 1921 году, когда потребовались реальные и мнимые виновники мятежей, Дзержинскому была передана выписка из письма Ленина Молотову: «Поручить ВЧК выработать систематический план: 1. Ликвидация с-р и усиление надзора; 2. То же меньшевиков.. ,»361 Ленин решил, что настало время для показательных судебных процессов - первых в Советской России. Молотов не руководил подготовкой процесса, но держал руку на пульсе мероприятий по его политическому обеспечению. Он отметился на эту тему в прессе: «Под всевозможными прикрытиями в масках беспартийности, аполитизма и т. п. идут в массы эти предатели революции. Партия должна раскрывать их приемы и вовремя отражать удары врагов»362.
Суд проходил в Колонном зале Дома союзов. Пленумом ЦК было решено: приговор трибунала в отношении двенадцати представителей первой группы подсудимых, осужденных на казнь, «утвердить, но исполнением приостановить». Остальные получили различные сроки заключения, что, впрочем, особого практического значения не имело, поскольку все они были обречены провести остаток жизни в тюрьмах, лагерях и ссылках.
После эсеров пришла пора интеллектуалов. Взгляд председателя Совнаркома на интеллектуальную сферу был утилитарным, что объяснялось гораздо большим его вниманием к развитию образования и науки, нежели искусства. Перепись 1920 года выявила 54 миллиона взрослых, не умевших читать и писать. Еще в годы Гражданской войны бюрократическая конкуренция между Наркомпросом, пытавшимся монополизировать учебно-научную систему, и другими комиссариатами, стремившимися создавать собственные аналитические центры, привела к формированию десятков новых исследовательских организаций - экономического, военного, медицинского, сельскохозяйственного профиля. Люди науки стали попадать в привилегированную касту, вновь обрели право на вознаграждение «за научные, педагогические и научно-популярные сочинения», смогли получать дополнительную комнату сверх жилищных норм «для надомной работы в профессиональных целях»363.