ЦК требовал взамен политической лояльности, ударной работы и решительно вмешивался, когда наблюдались отклонения от этих требований. У Ленина художественные критерии были по преимуществу политическими. Для Молотова это тоже было существенно, но он не пренебрегал и художественными достоинствами. Постепенно аппарат ЦК приблизился к составлению чего-то похожего на список «литературной номенклатуры», куда попадали пользующиеся расположением властей поэты и писатели.
Как-то я поинтересовался у деда, голосовал ли он когда-нибудь в Политбюро против Ленина. Он задумался буквально на секунду и тут же ответил: «Да, когда Ленин собрался закрыть Большой театр. Он считал его осколком дворянской культуры, на который не стоит тратить народные деньги». Постреволюционная эпоха подарила самые смелые творческие эксперименты, количество новых театров, клубов, политических кабаре стремительно росло. Но Ленин театр недолюбливал за его чрезмерную... театральность. Иное дело кино. Хотя приписываемая Ленину фраза о наиважнейшем для нас искусстве принадлежала не ему, а Троцкому, председатель Совнаркома видел в кино и широкие пропагандистские перспективы, и возможности пополнения бюджета - через создание системы кинопроката. Театр же выступал для Ленина бездонной бочкой, в которой исчезали бюджетные ассигнования.
В сентябре 1921 года он поручал Молотову «отменить решение Президиума ВЦИКа о выдачи 1 млрд (миллиарда) на театры. Помимо HKnpocaU Это незаконно. Это верх безобразия»364. Большой скандал вызвало письмо Молотову от Ленина по поводу закрытия Большого театра: «...Оставить из оперы и балета лишь несколько десятков артистов на Москву и Питер для того, чтобы их представления (как оперные, так и танцы) могли окупаться, т. е. устранением всяких крупных расходов на обстановку ит. п. ...Из сэкономленных таким образом миллиардов отдать не меньше половины на ликвидацию неграмотности и на читальни»365. Молотов голосовал на заседании ПБ против. Луначарский тоже не сдавался. 14 января он пишет Молотову: «Категорически протестую о принятии такого решения без предупреждения меня и без выслушания моих доводов. Категорически требую пересмотра этого вопроса в моем присутствии»366. Политбюро сократило госдотации, но Большой и Мариинку не закрыло.
К лету 1922 года Кремль созрел к решительным действиям против оппозиционной интеллигенции. 17 июля Ленин направил Сталину письмо, в котором предложил список кандидатов на высылку из страны. В нем были и известные философы, историки - Потресов, Пешехонов, Изгоев, Франк, Розанов, Рожков и др. Ленин считал, что «надо бы несколько сот подобных господ выслать за границу безжалостно. Очистим Россию надолго»367. Первые массовые аресты прошли по всем крупнейшим университетским центрам страны в ночь с 16 на 17 августа. К ленинским кандидатурам были добавлены ректоры обоих столичных университетов, такие светила мировой величины, как Артоболевский, Бердяев, Лосский, Кондратьев, Степун, Сорокин, Ильин, Карсавин, Булгаков и многие-многие другие ученые-гуманитарии, медики, агрономы, профессора технических и естественных наук, которые составили бы честь любой стране мира. Но только не России.
...Молотова в мире знают в первую очередь как многолетнего министра иностранных дел. Но школу практического решения международных вопросов он начал проходить еще в ленинские времена. После окончания Гражданской войны страна находилась фактически в дипломатической изоляции.
Большевистское руководство признавало полное несоответствие международной обстановки ортодоксальной схеме марксизма-ленинизма. Мировая (или хотя бы европейская) революция не произошла, но и Советская Россия каким-то образом уцелела. Ленин начинает склоняться к идее подготовки «длительной осады» мира капитала. Это было связано с осознанием того непреложного факта, который он в одном из писем Молотову сформулировал как «разрыв между величием начатых осуществлением задач и нищетой, как материальной, так и культурной»368.
Поворот к «длительной осаде» в первую очередь затронул Коммунистический интернационал. Еще в 1920 году на его II конгрессе было не только принято «21 условие» приема в Коминтерн, жестко привязавшее все входившие в него партии к колеснице РКП(б), но й впервые заявлено о возможности сотрудничества с реформистскими рабочими организациями, предложена теория антиколониальных революций, не социалистических по своему характеру369. Этот поворот Ленин оформил на III конгрессе КИ летом 1921 года, преодолев сопротивление Бухарина и Зиновьева370. Смена приоритетов в комин-терновской политике была заметна и на Востоке. В Китае это нашло выражение в образовании «единого антиимпериалистического фронта КПК и руководимого Сунь Ятсеном Гоминьдана посредством индивидуального вступления коммунистов в эту партию при безусловном сохранении их политической самостоятельности»371.
Молотов не только обсуждал в ПБ вопросы Коминтерна. Он занимался его финансированием по схеме, описанной Бажановым: «На заседания ни один представитель компартии никогда не допускается. Докладывает только генеральный секретарь Коминтерна Пятницкий. Молотов распределяет манну беспрекословно и безапелляционно - соображения, которыми он руководствуется, не всегда для меня ясны... Скрытый перевод средств обеспечивается монополией внешней торговли»372.
Внешняя политика Советской России была двухслойной. На одном уровне Коминтерн занимался дестабилизацией режимов в капиталистических странах. На другом - Наркомат иностранных дел пытался наладить отношения с теми же странами. Главным неформальным партнером России с начала 1920-х годов становилась Германия. Инициатором сближения выступал главнокомандующий рейхсвером генерал X. фон Зект. В Москве германское руководство нашло заинтересованных партнеров, увидевших возможности для создания с немецкой помощью современного военно-промышленного комплекса и повышения квалификации комсостава. Появлялась возможность сформировать альянс двух партий Версальской системы. Ллойд Джордж, желая решить сразу две главные мировые проблемы -русскую и германскую - путем возвращения Москвы и Берлина в мировую экономическую систему, предложил провести общеевропейскую конференцию в Генуе. Советское руководство моментально ответило согласием. На специально созванной Чрезвычайной сессии ВЦИКа 27 января 1922 года была избрана делегация на Генуэзскую конференцию. Ее возглавил Ленин, но ехать он не собирался. Подготовка к конференции стала центральным вопросом в работе Политбюро, причем Молотов выступал фактическим координатором, взаимодействуя и с Лениным, и с полпредами, и с руководителями Наркоминде-ла - Чичериным и Литвиновым.
Молотов вспоминал Чичерина как исключительно культурного, европейски образованного человека, искусного переговорщика. Титулярный советник в императорском МИДе и меньшевик, Чичерин всегда был на подозрении. Но чувствовалось, что к Чичерину Молотов испытывал более теплые чувства, чем к его заместителю Максиму Литвинову (Меер-Меноху Валла-ху). Литвинова он характеризовал как человека умного, обходительного, хорошо знавшего заграницу, хорошего дипломата. До революции он осуществлял «эксы», занимался контрабандой оружия, сидел во французских и английских тюрьмах. Недоверие к нему, как объяснял Молотов, было связано с привычкой «болтать много лишнего» с иностранцами. Играл роль и фактор его супруги Фэйви Лоу, сохранявшей английское подданство.
Молотов довел до членов делегации инструкции Ленина: поразить своих собеседников суммой советских контрпретензий, примерно вдвое превышающих размер довоенных и военных долгов России, и выдвижением идей пацифизма и всеобщего сокращения вооружений, привлечь внимание к восстановлению народного хозяйства России; никакой коммунистической пропаганды.
15 апреля советская делегация отклонила предложенную Лондоном схему - реституция собственности, признание довоенных и военных долгов при отсрочке погашения последних, свобода деятельности иностранных предпринимателей в России- и вручила документ о контрпретензиях. Переговоры зашли в тупик. Вот только германская делегация, остановившаяся в Рапалло, об этом не знала. Чтобы не остаться в международной изоляции, немцы согласились ночью подписать договор, вынутый из портфеля Чичерина. Это был первый равноправный договор, заключенный двумя государствами после обретения ими статуса республики. Ради отношений с Германией Ленин по существу жертвовал взаимодействием с западными странами. В1922 году на Германию приходилась уже треть советского импорта (к 1932 году этот показатель достигнет 47 процентов). Два изгоя Европы нашли друг друга.
После Рапалло Генуэзская конференция по инерции катилась еще больше месяца, после чего трансформировалась в конференцию на уровне экспертов в Гааге, тоже не принесшую существенных результатов, - ни в деле политического признания России, ни на ниве развития ее внешнеэкономической деятельности. Молотов подчеркивал: «Итоги Генуи и Гааги подводят черту под попытки немедленно сделать общий переход к новым международным отношениям Советской России с буржуазным капиталистическим миром в ближайшее время. Результаты Генуи и Гааги показывают, с одной стороны, крах империалистических стремлений мирным путем, путем сговоров и дипломатии лишить Советскую Россию отвоеванных кровью и мечом прав на существование социалистической республики. Но вместе с тем этот крах свидетельствует, что перед Советской Россией лежит путь постепенного и длительного отвоевывания новых позиций у капиталистического интернационала. После Генуи и Гааги, таким образом, стало совершенно ясно, что перед партией, по крайней мере, на ближайшее время, есть только один путь - путь внутреннего строительства, путь преодоления внутренних трудностей социалистического развития»373.
Болезнь Ленина вновь обострилась, ему становилось все хуже. Преходящие нарушения мозгового кровообращения, апатия, навязчивые состояния, слабость. 23 апреля 1922 года врачи решились извлечь из его шеи пулю Каплан. Появились признаки улучшения здоровья, однако 25 мая в Горках Ленин перенес удар, парализовавший всю правую половину тела. 30 мая он пригласил к себе Сталина, просил его достать цианистый калий374. Тот отказался. По рассказам Молотова, вопрос обсуждался на ближайшем же (оно состоялось 1 июня) заседании Политбюро, и поведение Сталина было признано правильным. Именно с конца мая, в предчувствии ухода Ленина, в Кремле начинает функционировать новый руководящий триумвират: Каменев председательствовал на заседаниях ПБ, СНК и к тому же возглавлял Моссовет. Сталин - в Секретариате и Оргбюро (хотя по факту чаще в председательском кресле оказывался более дисциплинированный Молотов). Зиновьев командовал Коминтерном и Петроградом. Договорившись между собой, они могли провести через ПБ или правительство любое решение.
С мая по октябрь Ленин безвыездно находился в Горках, гораздо чаще других (12 раз) его посещал Сталин, и именно на него все больше выплескивалось раздражение. Как только Ленин вновь обрел способность писать (12 июля), он отправил свое первое письмо не Сталину, а Каменеву, причем выдержал его в самом язвительном по отношению ко всей руководящей верхушке форме. Это письмо никогда не публиковалось в ленинских собраниях сочинений, но его фотокопия лежала у Молотова в личном архиве. И понятно почему. «Т. Каменев. Ввиду чрезвычайно благоприятного факта, сообщенного мне вчера Сталиным из области внутр. жизни нашего ЦК, предлагаю ЦК сократить до Молотова, Рыкова и Куйбышева, с кандидатами Кам., Зин. и Томск. Всех остальных на отдых, лечиться. Сталину разрешить приехать на авг. конференцию. Дела зашевелятся - выгодно, кстати, и с деловой точки зрения. Ваш Ленин. P.S. Приглашаю на днях Вас к себе. Хвастаю моим почерком: среднее между каллиграфическим и паралитическим (по секрету)»375.
Ленин появился в Кремле 2 октября вопреки возражениям врачей и Политбюро. На следующий день он председательствовал на заседании Совнаркома. «Оно было особенно многолюдно, - свидетельствовала Фотиева. - Пришли все, кто имел хотя бы отдаленное право присутствовать на заседаниях Совнаркома...»376 Молотов тоже был в зале. Ленин стремился поразить собравшихся способностью выполнять свои обычные обязанности, но слабость его и раздраженность были налицо. Коллеги старательно избегали полемики, но их вежливость только усиливала его возбуждение. Так было и на всех последующих заседаниях. Помимо «тройки» в списке посетителей Ленина появляется и Молотов. Возобновились знаменитые ленинские записочки, вновь касавшиеся всех аспектов государственного управления. Так, последнее полученное Молотовым послание от Ленина относилось к финансированию программы развития хлопководства в Армении377.
Присутствие на заседаниях Политбюро не вполне здорового Ленина начало тяготить «тройку». Многие серьезные решения старались принимать без его участия - когда его не было или ближе к концу заседания, когда Ленин из-за усталости уходил в свою квартиру. Ленин также все более разочаровывался в главных людях своей команды. Разочаровывался настолько, что к концу года у Ильича вызрела хорошо известная по его «завещанию» мысль убрать Сталина с поста Генерального секретаря. Почему? Троцкий доказывал, что Ленин готовил почву для передачи власти ему, Троцкому. Молотов уверял, что виной всему была Крупская, невзлюбившая Сталина в связи с неоднократными резкими выговорами ей за несоблюдение установленного ПБ для больного Ленина режима. Ключ к разгадке мне видится в словах Марии Ульяновой, которая упоминает частное письмо Ленина с опасением, «что под Владимиром Ильичом, так сказать, подкапываются»378. Глубоко ошибочно думать, будто Ленин в 1922 году уже покончил счеты с жизнью и судорожно искал себе преемника. Никаких признаков такого поиска нет. Весьма примечательно, что, предложив позднее уволить Сталина с поста генсека, он никого не предложил взамен, если не считать варианта с Молотовым во главе ЦК из трех человек. «Старик» намеревался править сам.
У опалы Сталина был и еще один аспект, на который мало обращают внимания, - идеологический. Ленин начинал усматривать во взглядах Кобы такие моменты, которые свидетельствовали о его стремлении открыть дорогу националистическим, рыночным веяниям в противовес интернационализму и «прекращению отступления». Сталин оказывался более правым политиком, чем Ленин, который видел все более родственную душу в Троцком. Основные политические конфликты конца 1922 года - вокруг монополии внешней торговли и по проблеме образования Союза ССР - содержательно представляли собой ленинские обвинения Сталина в недостаточной революционности.
11 августа 1922 года была создана Комиссия Оргбюро ЦК РКП (б) во главе со Сталиным по установлению формы единого государства и выработке общей для всех конституции. Молотов вошел в нее чуть позднее. В конце августа проект резолюции о взаимоотношениях РСФСР с независимыми республиками был готов: республики должны были вернуться в статусе автономий в состав России, на долю которой приходилось 92 процента территории и 70 процентов населения будущего объединения. Это получило название сталинского плана «автономизации». Его поддержали, хотя и без энтузиазма, ЦК всех республик кроме одной - Грузии. Комиссия Оргбюро ЦК РКП (б) собралась на свое первое заседание 23 сентября. Молотов председательствовал. Центр представляли также Сталин, Орджоникидзе, Сокольников; Украину - Петровский, Белоруссию - Червяков, Азербайджан - Агамалы оглы, Армению - Мясников, Бухару - Фейзула Ходжаев. Член комиссии Мдивани не приехал из-за болезни, послав вместо себя Цин-цадзе, который при обсуждении постановления ЦК КП Грузии один выступил в его защиту.
В первый день успели рассмотреть и одобрить главный параграф: «Признать целесообразным заключение договора между советскими республиками Украины, Белоруссии, Азербайджана, Грузии, Армении и РСФСР о формальном вступлении первых в состав РСФСР, оставив вопрос о Бухаре, Хорезме и ДВР открытым и ограничившись принятием договоров с ними по таможенному делу, внешней торговле, иностранным и военным делам и прочее». На второй день заседание приняло гораздо более острый характер - появился Мдивани. С поправками проходит второй пункт резолюции: «Постановление ВЦИК РСФСР считать обязательными для центральных учреждений всех республик». Мдивани - против, Мясников воздержался. Пункт третий - внешняя политика, оборона, транспорт. Они оказываются в компетенции РСФСР, имеющей своих уполномоченных в республиках. В ведении республик предлагалось оставить вопросы юстиции, просвещения, внутренних дел, земледелия, здравоохранения, социального обеспечения. С оговорками о необходимости еще раз все обсудить в самих республиках резолюция была одобрена379.
Один экземпляр Молотов направил в Горки. Изучив резолюцию, Ленин 26 сентября вызвал к себе Сталина на ковер и изложил ему собственный план «федерализации», который заключался не во вступлении всех республик в состав РСФСР, а в слиянии их вместе с Россией в формально равноправный Союз Советских Республик Европы и Азии. Обычно принято было считать, что Ленин, питая ненависть к царской «тюрьме народов» и национальному высокомерию, решил положить конец политике русификации, дать свободу, равноправие и самоуправление всем народам и их республикам. А Сталин и Молотов - великорусские националисты - собрались их поставить под жесткий контроль Москвы. Но ведь ни в одном другом случае Ленин никогда в принципе не высказывался за децентрализацию государственного или партийного управления.
Открытый союз республик был нужен Ленину в первую очередь для того, чтобы к нему в дальнейшем могли присоединяться другие страны Европы и Азии, свергающие капитализм. Не входить же, скажем, Германии, Англии или Японии после победы там социалистической революции в состав РСФСР. Современный историк вопроса А. Косаковский совершенно справедливо замечает: «Такая позиция Ленина, остававшегося по сути своей в первую очередь революционером, была основана на сохраняющейся у него вере в торжество грядущей мировой революции. С ее наступлением федеральное устройство государства, право на самоопределение открывают возможность присоединения к союзу все новых и новых республик. В отличие от Ленина, Сталин в своих взглядах на решение национального вопроса выступал в первую очередь как державник, а уж потом как революционер»380. В сталинских и молотовских идеях неделимости России Ленин видел препятствие на пути реализации глобальных планов соединения пролетариев всех стран в единую семью народов под эгидой Москвы и Коминтерна. И именно во имя этого ему нужна была формальная децентрализация, которую он намеревался на практике свести к нулю с помощью жесткой вертикали партийных органов, спецслужб и армии.
6 октября Ленин занял кресло председателя на специально обсуждавшем этот вопрос пленуме ЦК, где получил также твердую поддержку от Каменева и Бухарина. Хотя до конца пленума Ленин недосидел (разболелся зуб), Сталин в конфликт вступать не стал. Комиссия Оргбюро ЦК пересмотрела свою первоначальную резолюцию в духе ленинских требований: «Признать необходимым заключение договора между Украиной, Белоруссией, Федерацией Закавказских Республик и РСФСР об объединении их в Союз Социалистических Советских Республик с оставлением за каждой из них права свободного выхода из состава Союза»381. Владимир Путин был прав, когда в начале 2016 года сказал, что Ленин заложил бомбу под будущее государство.
Единственное, что смогла сделать Комиссия Оргбюро -предложить свое название нового государства - СССР. Ленин одержал легкую победу, но вовсе не успокоился: «Т. Каменев! Великорусскому шовинизму объявляю бой не на жизнь, а на смерть. Как только избавлюсь от проклятого зуба, съем его всеми здоровыми зубами»382. Война была объявлена Сталину. Ленинский проект «федерализации» был поддержан всеми республиками, за исключением, естественно, Грузии, где ряд членов местного ЦК предложил войти в состав СССР не через Закавказскую Федерацию, а самостоятельно. Расхлебывавший эту кашу первый секретарь Закавказского крайкома Георгий (Серго) Орджоникидзе с присущей ему прямотой назвал верхушку КПГ «шовинистической гнилью»383. Он не церемонился со своими соотечественниками и по ходу дела избил одного из сторонников Мдивани - Кабакидзе, который назвал его «сталинским ишаком».
Молотов называл Орджоникидзе человеком чувства и сердца, что часто подводило его в жизни, поскольку он не всегда мог сдерживать эмоции. Но тепло отзывался о нем, считал его своим другом, который обладал волей, мужеством, твердостью характера и дружелюбием. Сын дворянина и выпускник Тифлисской фельдшерской школы, он ссылался в Енисейскую губернию, откуда бежал за границу, участвовал в революции в Персии, учился в ленинской школе в Лонжюмо. Со Сталиным судьба его тесно свела в Царицыне, где Орджоникидзе оказался в качестве чрезвычайного комиссара Юга России.
В октябре - ноябре комиссия ЦК во главе со Сталиным и Молотовым готовила Конституцию СССР и декларацию о его образовании. «Я, например, связывался не только с центральными комитетами национальных компартий, но и губкома-ми, - вспоминал Каганович. - Я систематически докладывал Секретариату ЦК и лично товарищам Сталину и Молотову. Это была большая и глубокая организационно-интернационалистская работа...»384 На Украине «боротьбисты» популяризировали идеи конфедерации с сильно урезанными правами Москвы. Значительная часть парторганизаций Башкирии и Татарии по примеру Грузии требовала ликвидации РСФСР, чтобы войти в Союз самостоятельно.
В конце ноября Ленин потребовал отправить в Грузию специальную комиссию во главе с Дзержинским для изучения ситуации и наказания Серго. 13 декабря Ленин пригласил Сталина и беседовал с ним два часа. Судя по всему, на повышенных тонах. Это был последний разговор «Старика» со Сталиным. После этого Ленин, чрезвычайно редко писавший Троцкому, отправил ему записку с просьбой «взять на себя на предстоящем пленуме защиту нашей общей точки зрения о безусловной необходимости сохранения и укрепления монополии внешней торговли»385. Это была еще одна проблема, по которой Сталин и Ленин расходились.
Активность на ниве либерализации внешней торговли развернул Сокольников, доказывавший, что для возрождения внутренней экономики нужна частная торговля с заграницей. И на октябрьском пленуме ЦК большинство партийного руководства, включая Каменева, Сталина, Молотова, Бухарина, поддержало резолюцию в пользу частичного «открытия шлюзов». Через пять дней Ленин разразился разгромным письмом Сталину: «Но на деле это есть срыв монополии внешней торговли»386. «Тройка» обещала «исправиться», но Ленин уже обратился за поддержкой к Троцкому, которого не посещали крамольные мысли о свободе торговли.
В конце ноября - начале декабря 1922 года у Ленина было пять тяжелых приступов. Он все реже появлялся в своем рабочем кабинете, письма и пакеты оставались на столах скучавших секретарей невскрытыми или без ответа. Последнюю личную встречу Молотова и Ленина зафиксировала дежурившая в приемной утром 1 декабря Надежда Аллилуева: «Владимир Ильич в 11 ч. 20 м. звонил Лидии Александровне, просил на 12 ч. назначить Молотову. Был Молотов и Сырцов вместе с 12 до 1 '/г»387. Последний раз на заседании Политбюро Молотов видел Ленина 7 декабря. А уже 13 декабря - после разговора со Сталиным врачи предписали ему полностью прекратить работу. Писать он уже не мог. 15 декабря Ленин надиктовал секретарше письмо Сталину для членов Политбюро: «Я кончил теперь ликвидацию своих дел и могу уехать спокойно. Кончил также соглашение с Троцким о защите моих взглядов на монополию внешней торговли»388. Однако уехать ему не удалось, в ночь на 16-е произошел новый удар, у Ленина опять парализовало правую сторону тела.
На пленуме 18 декабря приняли все предложения вождя по монополии внешней торговли и образованию СССР. Сталин получил право распоряжаться режимом работы Ленина в соответствии с рекомендациями доктора Форстера. 21 декабря Оргбюро утвердило отчет Дзержинского о проверке в Грузии: было принято решение о смещении Мдивани и его сторонников со всех постов в Грузии. В тот же день Каменев сообщил о письме Ленина Троцкому с просьбой выступить о монополии внешней торговли на съезде. И это при абсолютном запрете Форстера на контакты Ленина с коллегами389. Молотов рассказывал, что Сталин был в ярости, и вся она в итоге выплеснулась на Крупскую, обеспечившую тайную связь Ленина с внешним миром. Сам Молотов в этом конфликте был полностью на стороне Сталина, который, по его словам, стоял на страже интересов здоровья Ленина. Хотя он и не оправдывал грубость Сталина, при нем выкрикивавшего в адрес Крупской самые неприятные вещи: «Я не буду ходить перед ней на задних лапках! Спать с Лениным - еще не значит разбираться в болезнях и ленинизме! Из-за того, что она пользуется с Лениным одним нужником, я не могу ценить ее так же, как его!» В таком настроении Сталин снял трубку, позвал к телефону Крупскую, грубо отчитал ее и пригрозил партийными санкциями.
23 декабря 1922 года Ленин позвал секретаря Володичеву: «Я хочу продиктовать письмо к съезду». В периоды «оттепели» конца 1950-х - начала 1960-х и перестройки Михаила Горбачева было модно обосновывать поворот к социализму с человеческим лицом ссылками на последние работы Ленина. Я много раз говорил с дедом о ленинском «завещании». Он был о нем высокого мнения, хотя отмечал, что диктовалось оно Лениным в минуты нечастых просветлений сознания. Молотов также говорил, что никакой перемены взгляда на социализм в своих последних работах Ленин не совершал. При этом из них выделял статью «О кооперации». Но спрашивали его чаще всего о «Письме к съезду», где Ленин давал характеристики шести членам высшего руководства партии и предлагал товарищам «обдумать способ перемещения Сталина с этого места, назначить на его место другого человека, который во всех отношениях отличается от тов. Сталина только одним перевесом, именно, более терпим, более лоялен, более вежлив и более внимателен к товарищам, меньше капризности и т. д.»390.
Молотов обращал внимание своих собеседников на тот факт, что в «Письме к съезду» Сталин не только выдвинут вперед в качестве одного из «двух выдающихся вождей современного ЦК» наравне с Троцким. В устах Ленина (и в восприятии партийной массы, а особенно - в аппарате) «грубость» Сталина воспринималась как гораздо меньший грех, нежели «неболь-шевизм» Троцкого, «неслучайность октябрьского эпизода» Зиновьева и Каменева, «немарксизм» Бухарина и невозможность положиться в серьезном деле на Пятакова. Ленин даже в «Письме» никого не характеризовал лучше, чем Сталина, и никем не предложил его заменить. Полагаю, из «Письма» мог следовать только один вывод: в стране нет никого, кроме Ленина, кто был бы достоин ею управлять. Отсутствие своей собственной фамилии в списке охарактеризованных товарищей Молотов скромно объяснял своей молодостью и тем, что из «молодых» Ленин по-прежнему выделял только Бухарина и Пятакова. Главную причину появления письма Молотов видел в хамстве Сталина в отношении Крупской. При этом Молотов считал, что Ленин был абсолютно точен в своей характеристике Сталина.
Но каковы бы ни были обстоятельства появления «Письма», в нем ясно виделось намерение Ленина на предстоявшем XII съезде поставить вопрос о замене Сталина на посту генсека. Знал ли тот о подобной опасности? Молотов уверял, что о содержании ленинских записок даже ему было известно практически сразу. Откуда? Ответ дает записка Фотиевой на имя Каменева от 29 декабря 1922 года: «Т. Сталину в субботу 23/XII было передано письмо Владимира Ильича к съезду, записанное Володичевой. Между тем, уже после передачи письма выяснилось, что воля Владимира Ильича была в том, чтобы письмо это хранилось строго секретно в архиве, можно (так в тексте. -В. Н.) быть распечатано только им или Надеждой Константиновной и должно быть предъявлено кому бы то ни было лишь после его смерти». Фотиева просила никому не сообщать об оплошности. Каменев на этом же листке написал письмо Сталину, предложив ознакомить с заявлением Фотиевой «тех членов ЦК, которые узнали содержание письма Владимира Ильича (мне известно, что с содержанием его знакомы тт. Троцкий, Бухарин, Орджоникидзе и ты)»391.
Ленин продолжал диктовать. 27-29 декабря появилась статья «О придании законодательных функций Госплану». В ней он решил поддержать неоднократно им ранее отвергавшуюся идею Троцкого о необходимости максимальной централизации государственного контроля над экономикой через Госплан. Статью эту Крупская передала Зиновьеву только в начале июня 1923 года, вопрос о публикации рассматривался в Политбюро. «За» был только Троцкий. Молотов подал свой голос за предложение Зиновьева: «Н. К. тоже держалась того мнения, что следует передать только в ЦК. О публикации я не спрашивал, ибо думал (и думаю), что это исключено»392.
30 декабря 1922 года вошло в историю как день образования Советского Союза. Об этом событии на I съезде Советов СССР объявил Сталин, максимально избавившийся от своего правого «национализма» в пользу ленинского интернационализма и назвавший новое государство прообразом «грядущей Мировой Советской Социалистической Республики»393. А в декларации об образовании СССР, которая станет первой частью Конституции 1924 года, будет записано, что Союз открыт не только для уже существующих республик, но и для тех, что оформятся в будущем.
В те же минуты, когда Сталин провозглашал создание нового государства, Ленин вызвал Володичеву, чтобы начать диктовать ей очередной материал - «К вопросу о национальностях или об автономизации». Осудив национализм большой нации и поддержав национализм нации маленькой, Ленин вернулся к «грузинскому делу» и заключил: «Политически-ответственны-ми за всю эту поистине великорусско-националистическую кампанию следует сделать, конечно, Сталина и Дзержинского»394. Это письмо тоже предназначалось для XII съезда.
В первые дни 1923 года Ленин надиктовал несколько «Страничек из дневника», в которых говорилось о необходимости преодолеть «азиатскую бескультурность» через развитие школьного образования, а затем принялся за вопросы кооперации. Статья, которую он продиктовал 4 и 6 января, поначалу не вызвала, как и другие писания больного Ленина, большого интереса в партийном руководстве. «Правда» после долгих колебаний опубликовала ее только в конце мая. Однако скоро она окажется в центре внутрипартийной борьбы из-за двух идей Ленина, сформулированных весьма нечетко. Во-первых, в противоречии со всей предыдущей теорией марксизма он намекнул на наличие в СССР предпосылок для строительства социализма вне зависимости от победы революции во всемирном масштабе. А во-вторых, утверждал, что создать общество нового типа можно достаточно быстро путем вовлечения масс населения в процесс кооперирования.
Молотов доказывал, что статья «О кооперации» обосновывала возможность построения социализма в одной отдельно взятой стране, а главным способом решения этой проблемы называла массовую коллективизацию. Эта сталинско-моло-товская интерпретация ленинского кооперативного плана не совпадала с троцкистско-зиновьевской, а затем и бухаринско-рыковской позициями и создавала основу для размежеваний в РКП(б) на все 1920-е годы. Левые отрицали, что Ленин верил в возможность победы социализма в одной стране. Правые не были уверены, что ленинский кооперативный план означал сплошную коллективизацию и сворачивание рыночных отношений.
Две последние ленинские статьи были посвящены борьбе с бюрократизмом. Ленин предлагал на предстоявшем съезде партии выбрать 75-100 новых членов ЦКК из рабочих и крестьян, которые вместе с 300-400 служащими Наркомата рабоче-крестьянской инспекции (Рабкрина) должны будут создать орган совместного партийно-государственного контроля и «присутствовать в известном числе на каждом заседании Политбюро395. Статья «Как нам реорганизовать Рабкрин» вызвала в Политбюро некоторое замешательство. С какой стати создавать еще одну супербюрократическую структуру из людей, ничего не понимающих в управленческой работе, которую им предстояло контролировать? «На немедленно созванном по моему предложению Политбюро все присутствовавшие: тт. Сталин, Молотов, Куйбышев, Рыков, Калинин, Бухарин были не только против плана т. Ленина, но и против самого напечатания статьи. Особенно резко и категорически возражали члены секретариата»396, - свидетельствовал Троцкий.
К теме Рабкрина Ленин вернулся в статье «Лучше меньше, да лучше», которую опубликуют 4 марта. Если она и привлекла внимание, то скорее резким критическим тоном: «Все знают о том, что хуже поставленных учреждений, чем учреждения нашего Рабкрина, нет и что при современных условиях с этого наркомата нечего и спрашивать»397. Поскольку Рабкрином до весны 1922 года ведал Сталин, посвященные восприняли статью как очередной выпад против генсека.
Вновь воспылав праведным гневом против великорусских шовинистов Сталина, Дзержинского и Орджоникидзе и понимая, что участие в работе предсъездовского пленума ЦК для него проблематично, Ленин 5 марта надиктовывал послание Троцкому: «Я бы очень Вас просил взять на себя защиту грузинского дела на ЦК партии»398. И сразу вслед за ним последовало выношенное и выверенное по времени письмо Сталину (с копиями Каменеву и Зиновьеву): «Вы имели грубость позвать мою жену к телефону и обругать ее... Я не намерен забывать так легко то, что против меня сделано, а нечего и говорить, что сделанное против жены я считаю сделанным и против меня. Поэтому прошу вас взвесить, согласны ли вы взять сказанное назад и извиниться или предпочитаете порвать между нами отношения»399. Генсек сумел подавить в себе первый порыв - ответить Ленину в духе кавказских представлений о роли женщины в семье настоящего мужчины. Хотя ответил тоже грубовато: «Нельзя играть жизнью Ильича... Впрочем, если Вы считаете, что для сохранения “отношений” я должен “взять назад” сказанные выше слова, я их могу взять назад, отказываясь, однако, понять, в чем тут дело, где моя “вина” и чего, собственно, от меня хотят»400.
Троцкому не захотелось бросаться в бой против Сталина с открытым забралом. На пленуме, сославшись на плохое самочувствие, он отмолчался. Сам же Ленин с этого времени был способен произносить только односложные слова. «Завещание» Ленина на XII съезде оглашено не было: запечатанный конверт с «Письмом к съезду» по воле Ленина мог быть вскрыт либо им самим, либо Крупской после его смерти. Ленин был жив, но вскрыть свое послание был не в состоянии. ЦК сообщил народу об ухудшении здоровья Ленина 13 марта. А на следующий день в «Правде» была напечатана статья Карла Радека «Лев Троцкий - организатор побед», которая была воспринята в партии как готовность Троцкого подобрать власть из рук умиравшего Ленина. Борьба за престолонаследие перешла в открытую фазу. Троцкий напишет: «На борьбе с троцкизмом Сталин стал “теоретиком”, а Молотов вождем»401.
В начале 1923 года все еще делали вид воплощенной скромности, всячески подчеркивая приверженность коллективному руководству. При решении вопроса о том, кому вместо больного Ленина читать политический доклад на XII съезде, Сталин предложил кандидатуру Троцкого. Тот, напротив, доказывал, что Сталин, как Генеральный секретарь, сделает это лучше. В итоге доклад достался Зиновьеву. Троцкий взял на себя доклад о промышленности, Сталин - по национальному вопросу, а также организационный отчет, Молотов возглавил редакционную комиссию по подготовке резолюций по оргвопросам.
В центре развернувшейся весной 1923 года дискуссии оказались тезисы Троцкого по промышленной политике, которые обсуждались в марте - апреле на нескольких заседаниях Политбюро, а затем на двух пленумах. Вот как Молотов трактовал суть разногласий: «Весь 1923-й и начало 1924 года троцкисты всё нажимали, что мы слишком слабо занимаемся индустриализацией. Надо как можно скорей индустриализировать, иначе погибнем. Мы говорим: “Нет, не погибнем! Если мы с мужиком не поссоримся, мы не погибнем”. А весь смысл в том, чтобы подготовиться к этому. Невозможно было ничего еще получить от мужика. Мужик-то еще не ожил. Сверхиндустриализация -это болтовня, на деле вы не за индустриализацию, потому что вы не верите в возможность союза с крестьянством, а верите только в западного рабочего, а он пока не торопится»402.