- Мало673.
Мало. Такая оценка числа сторонников правых заставила их отказаться от попытки сбросить Сталина и уйти в тень, сделав вид, что ничего не произошло. Бухарин переключился на площадку Коминтерна, намереваясь мобилизовать, без особого успеха, против Сталина его руководство. «Бухарин мне много врал, - напишет Пятницкий. - Я сказал ему свое мнение о классовой борьбе в деревне и прибавил, что за Рыковым в партии ни одна собака не пойдет»674. В преддверии VI конгресса Коминтерна ПБ решило впервые в истории вынести место его проведения за стены Кремля, предложив «всего лишь» Колонный зал Дома союзов. Бухарин пожаловался Каменеву: «Вовне Сталин ведет правую политику: выгон Коминтерна из Кремля провел он... Томский формулировал так: я (Томский) правее тебя (Бухарина) в международных делах на 30 километров. Но я (Томский) левее Сталина на 100 километров»675.
В кулуарах конгресса поползли слухи, что Бухарин является следующим кандидатом на отправку в Алма-Ату. Чувствуя, что теряет почву под ногами, Бухарин кинулся за помощью в ПБ. То милостиво разрешило «огласить на сеньорен-конвенте за подписями членов Политбюро заявление о вздорности этих слухов и вредности их распространения»676. Бухарин сам его написал. Подписались все члены и кандидаты в члены ПБ, включая даже отсутствовавшего в Москве Калинина. Его Молотов позднее информировал: «Дорогой М. Ив.! Посылаю тебе прилагаемое заявление членов ПБ для сеньорен-конвента VI конгресса КИ. Тебе понятно, почему в теперешних условиях это было необходимо... Не обижайся, пожалуйста, за это»677. Если у кого-то до этого и были сомнения в отношении драки в ПБ, то теперь они окончательно развеялись.
А 1 августа Политбюро постановило: «Принять предложение тов. Сталина о замене его, ввиду отъезда в отпуск, т. Молотовым в составе Польской и Германской комиссий конгресса КИ»678. То есть Молотов не только остался за старшего в Политбюро, но и должен был выполнять роль «смотрящего» за Бухариным на VI конгрессе КИ. 5 августа Сталин давал Молотову наставление «глядеть в оба», чтобы делегаты не попали под влияние правых: «Нельзя пропустить случая “сшибить таких деятелей” с руководящих постов»679. Вал работы на VI конгрессе все больше захлестывал, и 16 августа ПБ даже приняло решение: «Освободить Молотова на два-три дня от текущей работы для участия в работах комиссии по выработке текста программы Коминтерна»680. Через неделю Микоян делился со Сталиным своими наблюдениями: «Работа идет, в общем, ничего. Молотова безбожно заездили. Бедняга выносит лошадиную нагрузку работы»681. Вячеслав Михайлович в эти дни курсировал между Старой площадью и рабочей дачей в Архангельском (по Калужскому шоссе), где готовилась программа Коминтерна.
«Здравствуй, Коба! Пишу из Архангельского (дача), где сижу третий день над поправками к программе (их 960 - всех не читал, но главные прочел)... Некоторые, по-моему, ухудшающие, но громадное большинство - хорошие. Против неудачных, принятых в первой стадии узкой комиссией, буду сегодня еще бороться; Бухарин уступил местами излишне, по мягкости своей... Страшно жаль и прямо неудобно, что тебя здесь сейчас нет: ведь программа есть программа!»682
Программу приняли в начале сентября, был сформирован Политсекретариат ИККИ из одиннадцати человек, где ВКП(б) теперь представляли Бухарин, Молотов, Пятницкий и Куусинен. Делегаты конгресса отправились изучать пролетарские традиции в городе на Неве, куда Молотов их тоже сопровождал. «Вчера приехал из Ленинграда, где пробыл 2 дня. Впечатление хорошее. Иностранцев с конгресса, особенно Тельмана, там встречали всюду с необыкновенным энтузиазмом и прямо местами на руках носили... Мне кажется, что 6-й конгресс провел большую работу и дает важный толчок к улучшению дела. Меня включили в Политсекретариат, и я бы хотел известное участие в его работе принять. Надо будет выделить для этого известное время. Но должен сказать, что из аппарата Исполкома иной раз так и прет запахом кислой капусты оппортунизма. Прямо тошнит от этих Пепперов, да и Беннетов в Коминтерне. Того и другого надо отшить от американской и английской компартий, которые они явно портят»683, - информировал Молотов Сталина 10 сентября. Стоит ли говорить, что в ходе вскоре начавшейся в Коминтерне чистки от правых и заведующий агитпропотделом Пеппер (он же Позер Поганини, он же Джонс) и Беннет (он же Липец, он же Петровский, он же Макс) были изгнаны из коминтерновского аппарата.
Летом 1928 года стали падать оплоты правых в средствах массовой информации. Один из секретарей «Правды» Вениамин Попов-Дубовский нажаловался Молотову: «Никакой редакционной коллегии не существует, существует ответственная, вернее безответственная обособленная группа из части редакторов... В дальней комнате идут непрерывные совещания и шушуканья, и оттуда выносятся готовые решения, оттуда всё направляется и всё исправляется»684. Решением ПБ Слепкова уволили из редакции «Правды», а Астрова - из редколлегии «Большевика». Вслед за ними вылетели Марецкий, Зайцев и Цейтлин, замененные Ярославским, Круминым и Савельевым, которых Бухарин и его соратники сразу же нарекли «политко-миссарами» и приняли в штыки. «Меня вы ставите в положение невыносимое политически, - жаловался он Сталину в августе. - Нельзя потерпеть месяц!.. Кончим конгресс, и я буду готов уйти куда угодно без всяких драк, без всякого шума и без всякой борьбы»685.
Очень ощутимой стала потеря бухаринцами Московской парторганизации. Это был ответ на серию публикаций Угланова, Рютина, ректора Коммунистического университета Мартына Лядова (Мандельштама), где разговоры о правой опасности назывались клеветой и слухами, разногласия в партии рассматривались как нормальное явление и содержались намеки на неадекватность политики генсека. Эти мысли прозвучали и на объединенном пленуме МК и МКК 11 сентября, после чего выступил Молотов:
- Рассуждения о пользе «драчки в ЦК» не имеют ничего общего с большевизмом и с интересами партии. Против оживления троцкистских элементов, представляющих из себя одну из разновидностей мелкобуржуазного влияния на наши ряды, партия вела и будет вести борьбу. Но партия должна вести систематическую борьбу и против всяких других попыток оживления мелкобуржуазных настроений, против всяких оппортунистических шатаний686.
На следующий день Молотов, не скрывая своего раздражения, отправил письмо Сталину: «Насчет Угланова - главное. Больше нельзя терпеть ни одного дня того, что он допускает»687.
Оргбюро ЦК занялось проверкой работы районных парторганизаций столицы. 21 сентября Рютин был приглашен в Оргбюро, где Молотов его серьезно пропесочил. Угланов и Рютин ринулись к Бухарину, но застали того в состоянии полной депрессии688. «Сталинская расправа над москвичами была тяжким ударом для Бухарина, Рыкова и Томского и, возможно, решающим эпизодом борьбы за власть»689, - констатировал Стив Коэн.
19 октября на внеочередном пленуме ЦК появился Сталин. В тексте его речи, опубликованной в собрании сочинений, Молотов выделил карандашом только один абзац: «Победа правого уклона в нашей партии означала бы громадное усиление капиталистических элементов в нашей стране. А что значит усиление капиталистических элементов в нашей стране? Это значит ослабление пролетарской диктатуры и усиление шансов на восстановление капитализма»690.
На очередном, ноябрьском, пленуме в центре внимания вновь были вопросы экономической политики. Повод дала статья Бухарина «Заметки экономиста». Написанная в крайне наукообразной форме, она содержала критику некоторых аспектов «нашей» экономической политики, которую при большом воображении можно было воспринять как критику сталинской политики индустриализации691. Сталин раскритиковал ее за «эклектизм» и «несерьезное обращение» с цифрами»692. Бухарин, отдыхавший в Кисловодске, молчал и вышел из ступора только тогда, когда узнал, что Рыков при обсуждении бюджета дал согласие на более высокие темпы индустриализации.
Бухарин поспешил в столицу, где рассказал Каменеву: «Потребовал созыва ПБ. Молотов не согласился, ругался, кричал, что я мешаю дружной работе, что мне надо лечиться и т. д. и тому подобное. ПБ было созвано. Мне удалось внести значительные изменения, хотя и после этих изменений резолюция не перестала быть каучуковой. Подвели итоги: Москву разгромили, решили форсировать наступление, составили одиннадцать пунктов требований снятия сталинских людей. Когда показали Сталину эти требования, он заявил: нет ни одного пункта, который нельзя было бы выполнить. Выделили комиссию (Рыков, Бухарин, Сталин, Молотов, Орджоникидзе). Прошел день, другой, третий. Сталин комиссию не созывает. Открылся пленум ЦК. Обсужден первый доклад, на носу второй. Мы в ультимативной форме потребовали созыва комиссии. Сталин на комиссии кричал, что он не допустит, чтобы один человек мешал работе целого пленума, “что это за ультиматумы, почему Кру-мин должен быть снят?” и т. д. и тому подобное. Я разозлился, наговорил ему резкостей, выбежал из комнаты»693.
За этим последует заявление тройки о коллективной отставке. Через полгода Молотов вспомнит об этом эпизоде как акте нелояльности:
- Этот коллективный шаг представлял явную попытку нажать на ЦК перед принятием важнейших политических резолюций на ноябрьском пленуме ЦК. Правда, после длительного обсуждения в Политбюро товарищи сняли свое заявление, однако самый факт этого коллективного выступления трех членов Политбюро представлял из себя проявление фракционности694.
Сталин предложил компромисс, согласившись уменьшить капитальные вложения в тяжелую промышленность. Угланову был предложен пост наркома труда. Это позволило избежать большой драки на пленуме, однако не устроило Бухарина. Тот не только бойкотировал пленум, но и перестал с тех пор появляться в Коминтерне и в «Правде». Впрочем, на заседания Политбюро Бухарин продолжал ходить. Рыков выступил на ноябрьском пленуме с основным докладом, главный смысл которого заключался в следующем: «На первых этапах реконструкции мы не можем обойтись без перекачки средств в промышленность из других отраслей народного хозяйства, и в частности сельского. Но эту перекачку можно и нужно проводить, не задевая чрезмерно основную фигуру крестьянина-середняка».
При этом по настоянию Сталина председатель Совнаркома включил в свое выступление изрядную дозу критики правой опасности695. Разоблачение правого уклона содержалось и в содокладах, с которыми выступили Кржижановский и Куйбышев, и в речах четырех десятков членов ЦК. Некоторые усматривали этот уклон у Рыкова, особенно резко его разоблачали Ломинад-зе и Шацкин. Сталин выступил, почти не называя имен, если не считать многострадального Фрумкина. Была заявлена главная стратегическая цель (позднее она была подчеркнута Молотовым в 11-м томе собрания сочинений Сталина):
- Мы догнали и перегнали передовые капиталистические страны в смысле установления нового политического строя, Советского строя. Это хорошо. Но этого мало. Для того чтобы добиться окончательной победы социализма в нашей стране, нужно еще догнать и перегнать эти страны также в техникоэкономическом отношении. Либо мы этого добьемся, либо нас затрут696.
Пленум единогласно осудил правый уклон и постановил: «Основной задачей партии, ее генеральной линией является линия на дальнейшую индустриализацию страны, на возможно более быстрый рост социалистического сектора народного хозяйства, на кооперирование хозяйства, рост коллективных форм сельскохозяйственного производства (колхозы, совхозы) и т. д.»697.
А что же Молотов? Он взял слово лишь на восьмой день заседаний, 23 ноября, в качестве основного докладчика по, казалось бы, дежурному вопросу «О вербовке рабочих и регулировании роста партии». Посетовав на невыполнение задачи доведения численности рабочих в партии до 50 процентов, на протекционизм, шкурничество, подхалимство в ВКП(б), сокращение числа исключаемых членов, на рост правой прослойки, Молотов сделал вывод:
- Нельзя без конца кричать о язвах, не делая из этого практических выводов в отношении чистки партии от разложившихся элементов. По-моему, генеральная чистка партии стучится к нам в двери698.
Такая инициатива, поддержанная пленумом, не сулила бухаринцам ничего хорошего. Сразу после его окончания состоялся пленум МК, где Угланов был снят. Первым секретарем Московской организации 27 ноября 1928 года был избран Молотов.
Учитывая, что у него и без того дел было с головой, новое назначение рассматривалось как сугубо временное. Молотов приходил для того, чтобы перетрясти столичную партийную верхушку, сделать ее наконец-то безопасной для ЦК. И новая метла стала мести. Всего он возглавлял МК чуть больше четырех месяцев - 130 дней. За это время бюро горкома было обновлено более чем на 60 процентов, из 157 прежних членов усидели лишь 58. Среди заметных потерь были Бухарин, Рю-тин, Лядов, среди заметных пополнений - Каганович. Из шести заведующих отделами горкома на своих постах удержалось двое, из шести секретарей районов - тоже двое699. Нейтрализовав Москву, Молотов в апреле 1929 года сдал пост первого секретаря МК Карлу Бауману, члену Оргбюро ЦК и опытному партийному аппаратчику.
В конце 1928 года последовали удары по позициям Бухарина в Коминтерне и Томского - в ВЦСПС. После того как Бухарин перестал появляться в штаб-квартире Коминтерна на Моховой, аппарат организации перестал функционировать. 9 декабря на Президиуме ИККИ неожиданно появились Сталин и Молотов. Оии обрушились сначала на правых коммунистов в КПГ, а затем и на их покровителей в ИККИ - Эмбер-Дро, Серра и Клару Цеткин, связанных с бухаринцами. Дорога к чистке Коминтерна от правых была открыта.
10 декабря открылся VIII съезд профсоюзов. Томский с удивлением обнаружил, что уже не вполне контролирует свою вотчину: решением ПБ была создана парткомиссия по руководству съездом, куда, кроме Томского, Бухарина, Угланова и лидеров профсоюзов, вошли также Молотов, Куйбышев, Рудзутак, Каганович и Орджоникидзе.
Томский на съезде в завуалированной форме возражал против форсированной индустриализации, которая измотает рабочий класс и превратит профсоюзы в «арестные дома». Он настаивал на традиционной роли профсоюзов эпохи нэпа -они существуют для обслуживания масс700. Парткомиссия минимальным большинством голосов отвергла этот взгляд как «узкую и аполитичную цеховщину», настаивая на выдвижении нового лозунга: «Профсоюзы - лицом к производству». Томскому было предложено в заключительном слове фактически опровергнуть самого себя. Терпение покинуло его в заключительный день съезда, и он сам объяснит почему: «В 4 часа утра, в день закрытия съезда, во время заседания комиссии на маленькой записочке мне пишет тов. Молотов: “А что ты думаешь, если Кагановича ввести в президиум”. Я сразу же ответил, что я против этого. Однако вопрос ставится на голосование, и сразу накаляется атмосфера... Что знаменовало введение тов. Кагановича? Это значило, что все пойдет через голову ВЦСПС»701. Томский хлопнул дверью. К руководству профсоюзами он так и не вернулся, хотя и был избран съездом председателем ВЦСПС, а ПБ настаивало на продолжении его работы.
Молотов же после профсоюзного съезда отправился в становившееся уже традиционным новогоднее турне за хлебом. Батрак приводил новые свидетельства его большевистского поведения: «Проездом остановился в Тамбове, где было созвано заседание бюро губкома. Секретарем губкома был в то время Рябинин, товарищ Молотова еще с подпольного времени. На заседании основным стоял вопрос о хлебозаготовках. Причем выяснилось, что губком не предпринял нужных мер, чтобы обеспечить своевременное и успешное проведение хлебозаготовительной кампании. Тогда Молотов, чтобы поднять чувство ответственности губкомовцев перед партией за возложенное дело, предложил вынести выговор секретарю губкома Рябинину»702. Вернулся Молотов в Москву накануне еще одного - на сей раз завершающего - раунда борьбы с правой оппозицией, который открыли... троцкисты.
По прибытии в Алма-Ату Троцкий занялся привычным делом - свержением режима. Превратив жену и сына в секретариат, Троцкий, по его собственным словам, в апреле - октябре
1928 года отправил «800 политических писем, в том числе ряд крупных работ. Отправлено было около 550 телеграмм. Получено свыше 1000 политических писем, больших и малых, и около 700 телеграмм, в большинстве коллективных... Сверх того из Москвы получено было 8-9 секретных почт, т. е. конспиративных материалов, пересланных с нарочным; столько же отправлено нами в Москву»703. Он был в курсе всего происходящего в Москве и по всей стране. Уже в конце лета на его стол легли запись беседы Бухарина с Каменевым и мысли Зиновьева по этому поводу. Как они к нему попали? Ответ позднее найдут чекисты: Михаил Швальбе (брат бывшего личного секретаря Каменева) предоставил их в 1928 году «в распоряжение представителя центра троцкистского подполья М. Югова»704. От того документы попали к секретарю Троцкого Эльцину, была изготовлена масса копий.
Троцкий по достоинству оценил попавший в его руки материал: «Бухарин конспиративно бегает к Каменеву с черного хода и обещает “отдать” Сталина и Молотова за Каменева и Зиновьева. Буквально. Каменев, конечно, согласился бы на эту операцию, но понимает, что бухаринское политическое обещание стоит не дороже его экономических прогнозов. От хорошей жизни вождь Коминтерна, всемогущий Балаболкин не стал бы бегать по вчерашним исключенцам, озираясь на собственную тень»705. Но Троцкий не спешил: мастер эффектов ждал эффектного публичного момента или не хотел подставлять своих не-• давних сподвижников Каменева и Зиновьева.
Но возник новый фактор: Политбюро в октябре 1928 года запретило Троцкому эпистолярную деятельность и пригрозило выслать из страны, если он не прекратит подрывную работу. Тот пообещал сражаться до конца дней, поскольку отказаться от борьбы могут лишь прогнившие бюрократы и презренные ренегаты. В ответ ПБ 7 января 1929 года постановило: «Выслать за границу за антисоветскую работу»706. Это была большая ошибка Сталина и Молотова. В места, которые они совершенно не контролировали, уезжал всем сердцем их ненавидевший профессиональный революционер, который имел множество почитателей в СССР и во всем мире, обладал имиджем признанного политического лидера, был талантливым публицистом, оратором и конспиратором. Высылался человек, знавший всю подноготную советской власти, компартии, владевший сенсационной подборкой архивных материалов. И он не видел для себя будущего без борьбы против ненавистного ему режима, не знал другой цели, кроме его свержения.
Приобретя дом на турецком острове Принкипо, он приступил к бурной литературно-политической деятельности. С появлением трудов Троцкого любые противники СССР были избавлены от необходимости искать аргументы для антисоветской пропаганды. Когда начнется холодная война, эти аргументы окажутся еще больше востребованы для глобальной антисоветской кампании. Джордж Оруэлл, работавший в управлении спецпропаганды британского Форин оффис, спишет с Троцкого персонаж Эммануэля Голдстейна - загадочного противника Старшего Брата в романе «1984». И без того сильные ряды троцкистов, как и зиновьевцев, будут крепнуть уже в мировом масштабе.
Но еще до отъезда Троцкий взорвал бомбу. Он дал команду своим сторонникам обнародовать бухаринские откровения Каменеву. Они сразу оказались в руках председателя ЦКК Орджоникидзе. «Мой секретарь тов. Семушкин приносит мне этот самый документ, - расскажет Серго. - Я созвонился с Молотовым, он мне сказал, что есть такой документ и у него. Звоним в ГПУ. Из ГПУ нам говорят, что они перехватили сто таких листовок, а может быть, и больше»707. По стране гуляла листовка, написанная Троцким от имени болыпевиков-ле-нинцев (оппозиции) под заголовком «Партию с завязанными глазами ведут к катастрофе». В ней делался вывод: «Партия может и должна очиститься от бюрократической мути и возродить подлинное большевистское единство на основе ленинской линии»708. Бухарин испытал сильнейший шок, от которого, похоже, не оправится. Юная Анна Ларина, которой предстояло стать супругой Бухарина, вспоминала: «Н. И. побледнел, руки и губы его дрожали. “Значит, Каменев донес, подлец и предатель!” - воскликнул потрясенный Бухарин. Н. И. считал, что его предали, и был совершенно деморализован случившимся»709. Рыков был в гневе и орал на Бухарина, заикаясь больше, чем обычно:
- Б-баба ты, а не политик! П-перед кем ты разоткровенничался? Нашел перед кем душу изливать! Мало они терзали?! М-мальчик-бухарчик!710
Орджоникидзе стремительно вел партийное расследование. Каменев, Зиновьев, Сокольников да и сам Бухарин не сильно отпирались. На заседании, состоявшемся 30 января, Орджоникидзе делал акцент на тайном сколачивании очередной оппозиции. Бухарин резко перевел разговор в политическую плоскость, заявив, что цель «гнусной и провокаторской прокламации» - «подорвать мое партийное имя». Была создана комиссия, в которую, помимо Орджоникидзе, вошли также
Сталин, Молотов, Киров, Рудзутак и Ярославский. Удалось уговорить войти в нее и самого Бухарина. 6 февраля в кабинете Сталина Бухарину предложили проект весьма мягкого соглашения: «похоронить» историю с Каменевым при условии признания ошибок, прекратить бойкот работы в «Правде» и Коминтерне, вернуться к «дружной работе в Политбюро». Бухарин отказался, сделав встречное предложение: ему дадут испытательный срок, в течение которого он будет заниматься исключительно теоретическими вопросами. В ответ появился другой проект - не примирение с правыми, а их осуждение711.
Правые подвергли встречной критике политические ошибки генсека и его стиль руководства. «Тов. Сталину нужно учесть совет (очень мудрый), данный Лениным, и не отступать от коллективности в руководстве». Сталин на объединенном заседании ПБ и Президиума ЦКК впервые поименно перечислил участников «группы правых» - Бухарин, Рыков, Томский - и заявил, что они «ответили на предложение компромисса объявлением войны». Слухи о расколе в Политбюро все активнее просачивались в партию. Скандал начал наносить ущерб и в международном масштабе: «“Запись” т. Каменева... облетела, наконец, целиком или в выдержках все буржуазные газеты. Получилась, таким образом, дискредитация Политбюро ЦК, ЦК нашей партии и ее руководства на радость врагам рабочего класса»712.
Тезисы по пятилетке на рассмотрение ПБ 15 апреля вынесли генсек и его сторонники. Бухарин, Рыков и Томский при голосовании воздержались. На следующий день стартовал пленум ЦК, предшествовавший XVI партконференции. Сам он длился восемь дней, и на тринадцати заседаниях обсуждался вопрос «О внутрипартийных делах», превратившийся в «дело группы Бухарина». Главный его фигурант много внимания уделил Молотову:
- Смысл этой истории вовсе не в том, что Молотов говорил сначала одно, потом другое, что он шатался, колебался и прочее. Или теперешний Молотов должен исключить из партии Молотова до XV съезда, или Молотов XV съезда должен исключить теперешнего Молотова.
И затем перешел к главному:
- То, что проповедовал тов. Пятаков и вся троцкистская оппозиция, то, что тов. Микоян критиковал как ставку на термидорианство, то, что он называл установкой на капиталистическое развитие, теперь в еще более острой форме проповедуется т. Сталиным, особенно гениально углублено т. Куй-бышевым и целым рядом других товарищей. Это есть полная идейная капитуляция перед троцкистами.
И далее - в некотором противоречии с ранее сказанным:
- Сколько раз нужно сказать, что мы за индустриализацию, что мы за взятые темпы, что мы за представленный план?.. Сколько раз нужно сказать, что мы за колхозы, что мы за совхозы, что мы за великую реконструкцию, что мы за решительную борьбу против кулака, чтобы перестали на нас возводить поклепы? Вы новой оппозиции не получите\ Вы ее иметь не будете! И ни один из нас никакой «новой» и «новейшей» оппозиции возглавлять не будет!713