В советской литературе подчеркивалась большая роль Молотова в фактическом создании большевистской организации Вологды в 1911 году36. Выйти на вологодский рабочий класс, большинство из которого были железнодорожниками, удалось через одноглазого слесаря Рогова, проходившего в полицейских досье под кличкой «Кривой». Подключились к работе по налаживанию «Красного креста помощи политическим ссыльным и заключенным» вологодского каторжного централа.
Вконце 1910 года объявился Аросев: за границей у него кончились деньги, он вернулся на родину и был отловлен в Москве. Оттуда его - в расстроенных чувствах - отконвоировали обратно в Тотьму. Друзья вступили в переписку, похожую на сеанс психотерапии. Скрябин рассуждал о своем понимании смысла жизни, дружбы и долга: «Я, конечно, не утешение популяризирую, а соображаю на глаз, что вот, смотря из своего “далеко”, я думаю, тебе нельзя жалеть и задним числом сетовать на этапные муки. Даст Бог, оно еще не в первый и не в последний раз. Ты скажешь “не за понюх табаку’. Ну да ты не горюй, еще успеешь и понюхать табаку. Ты прав, очень-очень прав: наша дружеская среда тесно соединила друг С другом. Но наша дружба -твердый камень, и надо на этот камень всходить, чтобы дальше видеть, верней целиться, но не надо за камнем прятаться»37.
А прочитав по весне книжку Содди «Радий», Веча описывал могучий приток собственной энергии: «Чувствуется свежесть какая-то, неисчерпаемая сила и могущество жизни. Чувствуешь, что где-то далеко идет спешная, энергичная работа над изучением всего мира. Хочется много знать, еще больше -жить. Э, да что тут радий, сам я - радий! Что мне до неисчерпаемой энергии элемента - радия, коли я сам - радий!? Вижу, вижу по “ядовитой улыбке” тебя - скептика: доказательства. Есть и таковые. С первого апреля послал к черту папаху, пальто, ибо весна, ибо я радий, а посему у меня должно быть неисчерпаемое количество энергии (ведь радий не в папахе и не в пальто ходит!?), и добывать энергию надо из себя самого, а не из бабушкиных сухарей. Такая теперь хорошая весна, что и выразить трудно. Такое хорошее солнышко, травка, пташки, пение петухов... Завтра воля пану... Да здравствует пан!»38
Срок ссылки подходил к концу. Веча уже вовсю строил планы. Он будет заниматься пролетарской печатью. Он будет учиться на экономиста. А перед этим заедет в вятские края повидаться с родителями, которые слали в Вологду трогательные послания: «Дорогой мой Веча! На Пасху мы с Васей ездили в Кухарку, я там видела вашу няню, она о всех вас очень соскучилась и хочет приехать к нам. Ты когда поедешь из Вологды, то побывай в Кукарке, а в Казани можно побывать из дома. Слава Богу, я очень рада, что ты будешь свободен и будешь дома. Мы все здоровы. Вот дядя Иван Яковлевич болен, с ним был паралич, и сейчас не действует у него левая рука и нога и плохо говорит. А теперь говорит лучше, только не ходит. Наш сад находится в первобытном состоянии, никто за него не берется, никто не заглянет, пока не вырастут ягоды, как то: малина, крыжовник и другие, а как только поспеет, так все ходят лакомиться. Пока до свидания, будь здоров, целую тебя и благословляю. С нетерпением жду домой. Твоя мама»39.
Словом, планов было громадье. Однако на пути их реализации стояло большое «но». Скрябин, находясь «под колпаком», даже не подозревал, насколько был близок к провалу. За друзьями было установлено наружное наблюдение. Вячеслав проходил в полицейских досье под кличкой «Бегун», вероятно, из-за быстрой ходьбы. (Мальцев, наверное, передвигался медленнее, а потому получил кличку «Ходовый».) В апреле 1911 года к ним добавился «Кряж» - Аросев, поддавшись на психотерапию, он выхлопотал разрешение сдавать экзамены в Вологде.
Вологодскому жандармскому управлению было много известно о Скрябине: «Отличаясь знанием с.-д. программы и литературы, а также хорошими организаторскими способностями, он стремился образовать в городе Вологде с.-д. фракцию и объединить работу с.-д. во всей губернии. Делал денежные сборы в пользу политических. По его инициативе была устроена за городом сходка, на которой он должен был прочесть доклад о с.-д. партии вообще и поднять вопрос о скорейшем образовании здесь с.-д. фракции, вошел в сношения с железнодорожными рабочими, как более восприимчивым элементом. Составлял первомайские прокламации. Является серьезным деятелем»40.
Почему же Скрябин и его друзья оставались на свободе? Не было прямых улик. А сведения агентуры к делу если и пришьешь, но только ценой раскрытия агента. Полиция была поставлена на ноги для поиска объективных доказательств. В ночь с 14 на 15 июня, за сутки до завершения срока ссылки Скрябина, в их квартире был произведен обыск.
На следующий день вологодский полицмейстер, по-прежнему не располагая против Скрябина прямыми уликами, вынес постановление об окончании срока его ссылки и снятии гласного надзора полиции41. И не нашел оснований отказать ему в выдаче свидетельства (характеристики) для поступления в высшее учебное заведение. Как видим, между жерновами российской правоохранительной машины были большие зазоры.
Наскоро собрав пожитки, друзья стремительно покинули Вологду и двинулись под Саратов, где встретились с Тихомир-новым. Тот рассказал о Ленине и планах создания большевистской газеты42. Конечно, надо делать газету! И делать ее в столице, в Санкт-Петербурге! Из Саратова Скрябин поехал повидаться с родными. 3 августа временно исполняющий должность Нолинского уездного исправника Шубин вызвал к себе Скрябина и задал несколько присланных из Вологды неприятных вопросов. Разговор получился по привычной схеме: «Ни к какой нелегальной партии не принадлежал и не знал о существовании таковых как в Тотьме, так и в Вологде»43. Губернское жандармское управление сообщило в Вологду, что «Скрябин 24 сего августа из гор. Нолинска выбыл в С. Петербург с целью поступить в Технологический институт, о чем мною вместе с сим поставлен в известность начальник С. Петербургского Охранного Отделения»44.
Скрябин продолжил свой бег по лезвию бритвы. В Санкт-Петербург прибыл уже закаленный революционер. Американский историк Адам Улам писал, что Молотов производил впечатление человека, который «родился в пенсне и двубортном костюме»45. Костюмы, как и пенсне, появятся, когда он выйдет на международную арену. А тогда Скрябин предпочитал носить косоворотки и форменные студенческие тужурки и выработал для себя непритязательно-спартанский взгляд на быт. В нем появились бесстрашие, не переходящее границы безрассудства, в сочетании с крайней скрытностью (особенно - с чужими) и осторожностью. Его убежденность в правильности марксистских идей, преданность целям партии почти достигли уровня фанатизма.
Из Нолинска Вячеслав Скрябин направил заявление директору Санкт-Петербургского политехнического института им. Петра Великого с просьбой зачислить его студентом экономического отделения. Почти отличные аттестаты за шестой и седьмой классы реального училища и характеристика за подписью вологодского вице-губернатора сделали свое дело. В Питер Веча ехал со своим младшим братом Сергеем, который уже учился там в Психоневрологическом институте. По штампам прописки (любопытно, что их форма за последние сто лет не претерпела абсолютно никаких изменений), которые ставились на обороте «Свидетельства студента», можно установить: 3 сентября 1911 года Скрябин был зарегистрирован в доме 14 по Малой Спасской. А11 ноября - в Лесном на проезде Сегаля, 24, где проживал до конца марта 1912 года, когда переехал в дом 29 по Большой Ружейной46.
Петербург удовлетворял самые высокие эстетические запросы. Вместе с братом дед ездил слушать знаменитые симфонические концерты Кнушевицкого в Павловске. Ходили на Шаляпина. Было место и для студенческих вечеринок с модными музыкой и танцами.
Политехнический институт принадлежал к числу элитных вузов. Там преподавало немало ученых с мировым именем, и многие из них оставили свои автографы в «Лекционной книжке» (зачетке) студента Скрябина. Историю хозяйственного быта преподавал выдающийся философ и экономист Петр Струве. Курс всеобщей истории читал легендарный Николай Кареев. Самыми полезными и запомнившимися дед называл лекции по теории статистики в исполнении Александра Чуп-рова. Вспоминал дед также экономиста и историка Михаила Туган-Барановского. Все из перечисленных светил, кому Вячеслав Скрябин сдавал экзамены, оценили его знания как «весьма удовлетворительные». Помимо этих предметов на первом курсе Скрябин сдал экзамены по праву, французскому языку и выполнил практические работы по статистике, физике и химии47.
Скрябин оказался весьма ценным приобретением для институтских большевиков, среди которых преобладали вчерашние гимназисты из интеллигентных семей: Алексей Стецкий, Александр Потехин, Николай Смирнов, Николай Лебедев, Николай Евреинов, Всеволод и Владимир Васильевские. Существенную роль играл Федор Ильин, который станет больше известен под псевдонимом Раскольников. Как и в Вологде, Скрябин вел агитационную работу среди рабочих - на заводах «Новый Айваз» (позднее он станет «Светланой»), «Лесснер», «Новый Лесснер», «Парвиайнен». В нелегальных кружках, в одном из которых занимался Михаил Калинин, Скрябин проходил под кличками «Андрей» или «Дядя».
В конце года Скрябин впервые посетил Москву, чтобы полюбоваться ее красотами. А Ленин в те дни собрал в Праге VI Всероссийскую конференцию РСДРП, где создал чисто большевистский ЦК, в который, помимо него, вошли Голо-щекин, Зиновьев, Малиновский, Орджоникидзе, Спандарян, Шварцман. Впервые было создано Русское бюро ЦК в составе Сталина, Орджоникидзе, Спандаряна, Голощекина и Елены Стасовой. Остальные социал-демократы не признали правомочности Пражской конференции и на собственном форуме, который прошел под председательством Троцкого, осудили ее как «ленинский переворот». Но большевиков это мало смущало, они взялись за претворение решений Пражской конференции в жизнь. Одно из них заключалось в организации издания массовой ежедневной газеты.
В это время в Петербурге появился Сталин, сбежавший из Сольвычегодска. Иосиф Сталин (Джугашвили) после окончания с отличием Горийского духовного училища и изгнания за революционную деятельность из Тифлисской духовной семинарии стал активным партийным деятелем. Его дооктябрьская биография вмещала семь арестов и пять побегов из тюрем и ссылок. Именно Сталин занялся организацией партийной печати, которая на тот момент была представлена «Звездой». В начале 1912 года в газете появился новый сотрудник - Вячеслав Скрябин. Обстоятельства его появления описал Батрак, который засвидетельствовал, что финансировал газету, как потом и «Правду», Тихомирнов. При этом вопрос ставился так: «Мы даем деньги, но от группы входит один представитель в состав редколлегии. Представителем этим выделен был В. Скрябин»48. Так первокурсник стал видным партийным журналистом.
Михаил Ольминский (Александров), высокообразованный дворянин, опытный партийный журналист и публицист с еще народовольческим стажем, вспоминал: «Из новых, молодых сил, которые стала формировать “Звезда”, особенно следует отметить Ф. Раскольникова, Демьяна Бедного и В. М. Скрябина... Скрябин, писавший под псевдонимом А. Рябин, А. Званов, В. Михайлов и В. М., был очень ценным не только газетным, но и партийным работником»49.
Уже в «Звезде» творчество Скрябина привлекло широкое внимание придирчивых читателей, в первую очередь - из органов цензуры. За его статьи не раз следовал арест газеты. Главным предметом специализации новоиспеченного партийного литератора стала хроника стачечной борьбы, благо жизнь сама активно подбрасывала обширную информацию: 1912 год ознаменовался резким подъемом забастовочной активности, на фоне которого завершалась подготовка к началу выпуска «Правды».
«Это было, - вспоминал Сталин, - в середине апреля 1912 года, вечером, на квартире у тов. Полетаева, где двое депутатов Думы (Покровский и Полетаев), двое литераторов (Ольминский и Батурин) и я, член ЦК (я, как нелегал, сидел в “бесте” у “неприкосновенного” Полетаева), договорились о платформе “Правды” и составили первый номер газеты...»50 Тогда состоялась и первая личная встреча Молотова со Сталиным: на явочной квартире у зубного врача на Пороховой улице, после чего Сталин оставался на ночлег в комнате Скрябина. Гость произвел сильное впечатление. Говорили больше об аренде помещения для редакции и выборе типографии.
Арендовали три комнаты в доме 37 по Николаевской улице. О печатании «Правды» договорились с типографией черносотенной газеты «Земщина». Обратимся к рукописи Молотова, датированной апрелем 1962 года: «Конец апреля - начало мая 1912 года. В 3-4 часа петербургского утра, уже совсем светло, мы, двое-трое редакционных работников “Правды”, выходим из типографии на Николаевской (там была все-таки редакция, а не типография. - В. Н.), где печаталась газета. Закончился наш рабочий день. Номер “Правды” сдан на ротационную машину. Началось печатание ежедневной рабочей, большевистской газеты... Где-то глубоко-глубоко жила уверенность, что ты участвуешь в таком деле, в таких событиях, которые уже являются наглядным свидетельством слабости и гнилости старого мира, доказательством непреодолимо растущей силы нового, революции, социализма...»51
В день выхода первого номера газеты, 22 апреля, Сталин был арестован по наводке Малиновского, который был агентом полиции, и после нескольких месяцев заключения в тюрьме сослан на три года в Нарымский край. 22 мая арестовали и ответственного секретаря редакции - Раскольникова, который был приговорен к ссылке, замененной высылкой за границу. Перед отъездом Раскольников зайдет в редакцию «Правды» попрощаться с коллегами: «В маленьких комнатах было накурено и душно. Секретарем “Правды” вместо меня был мой товарищ по большевистской фракции политехникума Вячеслав Михайлович Молотов (Скрябин).
“Так, значит, теперь вы станете ‘заграничником’ ”, - с улыбкой на лице, поглаживая свою коротко остриженную, черноволосую голову, произнес он и крепко пожал мне руку»52.
Основная забота новоиспеченного ответственного секретаря заключалась в защите газеты от полицейских и цензурных преследований. От закрытия спасали специально назначаемые зиц-издатели и зиц-главные редакторы. Всего у «Правды» в 1912-1914 годах сменилось 10 официальных издателей и 44 главреда, большинство из которых из редакционного кабинета в порядке партийной нагрузки безропотно отправлялись прямо в тюрьму. Только за первый год своего существования тираж газеты конфисковался 41 раз.
Скрябин начал заочно общаться с Лениным: «Почти ежедневно приходили увесистые пакеты со статьями и небольшими заметками для “Правды” от В. И. Ленина. Вместе с ними были и статьи Г. Зиновьева, жившего в это время вместе с Лениным и много писавшего для “Правды”. Эти пакеты были из Поронина, пограничного польского городка тогдашней Австро-Венгрии (ныне - территория Польши), куда для лучшей связи с “Правдой” переселился из Женевы Ленин. Статьи В. И., естественно, были во многих случаях остро полемическими. Они били главным образом по идеологии либеральной буржуазии. В них было много “кадетоедства”, что и понятно, поскольку кадеты были главной партией, которая стремилась и могла влиять на рабочих, на трудящихся, на демократическую интеллигенцию с целью отвлечения их от революционного пути. Неизменно полемические удары Ленина были направлены также против ликвидаторов и их либеральной рабочей политики. Им не было покоя от Ленина»53.
Нельзя, однако, не заметить, что отношения Ленина с редколлегией «Правды» складывались непросто. Меня, воспитываемого на священном уважении к ленинским текстам, приводили в оторопь рассказы деда о том, что ответственному секретарю и редакторам «Правды» частенько доводилось править статьи Ленина или вообще не ставить их в номер. Как подсчитали потом дотошные историки, редколлегия «Правды» в 19121914 годах опубликовала 284 ленинские работы и 47 - отвергла. Причин тому был несколько. Первая - цензурная. Ленин не всегда принимал во внимание, что можно, а что нельзя писать в открытой печати. Вторая - учет аудитории газеты. Ленинские статьи, особенно излагавшие детали теоретических разборок внутри РСДРП, рабочие порой просто не могли понять. Третья - конъюнктурная, материал быстро устаревал.
Ленину самодеятельность редакции «Правды» была не по душе, что очевидно из его тогдашней переписки со Скрябиным. «Вы пишете, и в качестве секретаря, очевидно, от имени редакции, - что “редакция принципиально считает вполне приемлемой мою статью вплоть до отношения к ликвидаторам”, - возмущался Ленин. - Если так, отчего же “Правда” упорно, систематически вычеркивает и из моих статей, и из статей других коллег упоминания о ликвидаторах?? <... > Не имею ни малейшей склонности к “заподозриваниям”; вы знаете по опыту, что и к цензурным вашим правкам отношусь я с громадным терпением. Но коренной вопрос требует прямого ответа»5*. В другом письме Ленина звучит буквально вопль отчаяния разочарованного и обманутого автора: «Я могу согласиться лишь на (1) удаление подзаголовка и (2) минимальные цензурные (только!!) исправления в трех-четырех местах, исправления отдельных слов, никак не более. Ежели и тогда нельзя будет поместить ни в “Правде”, ни в “Невской Звезде” (выходила вместо «Звезды». - В. Н.), верните статью, она мне нужна»”.
Секретарь редакции в долгу не оставался. Он отвечал, что редколлегия в Петербурге лучше, чем ЦК в Галиции знает запросы читателей-пролетариев, а слишком многие статьи Ленина с критикой кадетов и ликвидаторов представляют из себя «монотонное чтиво»56. Конечно, вождь вождем, но что публиковать в газете и в каком виде, лучше было видно из прокуренных редакторских комнат в Петербурге. Сильно возмущало Ленина и отсутствие гонораров. Ленину платили по три копейки за строчку, меньше, чем другим авторам, пользовавшимся особой популярностью у читателей. Так, Демьян Бедный, с народным юмором писавший свои рассказы и стихи, получал 25 копеек за строку, да и то сбежал в журнал «Современный мир», где обещали 50.
Ленин был сильно недоволен, настаивал на реорганизации редколлегии и изгнании из нее «примиренцев». В августе 1912 года он командировал в Петербург свою подругу и соратницу Инессу Арманд, которая провела специальное заседание редакции с членами Северного областного бюро с целью искоренения скверны в «Правде». Хотя в официальной советской «Истории КПСС» и написано, что после приезда Арманд и прошедшего совещания «позиция “Правды” стала выправляться»57, никакой немедленной реорганизации не последовало, и никто не был уволен. Только 1 ноября «секретарь Мих...» («Михайлов», так подписывал свои письма Скрябин) информировал Ленина: «Внутри редакции, как вам, вероятно, известно, произошли некоторые перемены в желательном для вас смысле. В общем, нет коренных перемен, произошло некоторое пополнение редакции, а также некоторая перетасовка, а, может быть, и более правильное распределение функций редакции, выпуска и непосредственно “редакция статей”»58. А Ленин продолжит баталии с правдистами.
Возникали проблемы и с другими лидерами РСДРП. Большой скандал затеял Троцкий, который в своей венской «Правде» обвинил большевиков в беспардонном присвоении названия его газеты и клеймил «ленинский кружок, воплощение фракционной реакции и раскольнического своеволия»59. Крайне неприязненное отношение к Троцкому у правдистов, включая Молотова, понятно. А письма Троцкого в редакцию они сберегли - в 1920-е годы те сильно пригодятся.
Работа редактором и очеркистом «Правды» в качестве первого литературного опыта наложила неизгладимый отпечаток на стиль письма Молотова, характер его аргументации. Михаил Смиртюков, много десятилетий проработавший управляющим делами Совмина СССР, подмечал, что «привычка править и сокращать любой текст, попадавший к нему на стол, осталась у Молотова навсегда»60. Он выработал стиль партийно-очерковый, неброский, где не было места для цветистых фраз.
Приобретенной в «Звезде» специализации - стачечное движение - и прежним своим псевдонимам Скрябин в «Правде» не изменял. Опять ему слово: «Вот вваливается рабочий с постройки на Лиговке, держа в руках огромные, криво ободранные куски обоев, на которых карандашные большие каракули описывают требования забастовавших рабочих на стройке.
- Товарищ, помести, чтобы завтра в “Правде” все наши прочитали.
Нельзя не поместить - вести со стачечного фронта и притом с нового, как будто бы далекого участка. Вот опять трое рабочих металлистов “Сименса и Гальске”, где уже два месяца тянется стачка, за которой смотрит и которую поддерживает весь питерский пролетариат...
- Завтра в газету нужно, - говорят они твердо.
-Ладно, товарищи, будет сделано»61.
В институте на втором курсе студент Скрябин записался на курсы современной истории, теории политэкономии, товароведения, гражданского права, общей теории государственного права, госправа западноевропейских держав и экономической географии. Но с того времени лекции он почти не посещал, хотя продолжал появляться для сдачи экзаменов.
Осенью 1912 года внимание «правдистов» переключилось на выборы депутатов в Государственную думу. Выступления баллотировавшегося в столице Бадаева, как и успешно выигравшего выборы в Москве Малиновского, готовили лично вновь бежавший из ссылки Сталин и занимавшиеся этим издалека Ленин и Зиновьев. Для организации избирательной деятельности был восстановлен Петербургский комитет (ПК) большевиков. Начальник охранного отделения в Санкт-Петербурге полковник фон Котен «путем агентуры и наружного наблюдения» определил «руководящий коллектив фракции болыыевиков-ленинцев, именующий себя Петербургским Комитетом», в котором под номером два после бывшего члена Государственной думы Николая Гурьянова-Полетаева (в наблюдении «Тупой») значился студент-политехник Вячеслав Михайлов Скрябин (в наблюдении «Паленый»)62. По агентурным сведениям, «Скрябин - социал-демократ-большевик, исполнял поручения Ленина, с каковым он находился в переписке, вел партийную работу в Выборгском районе, принимал участие в создании социал-демократического кружка среди служащих Николаевской железной дороги, состоял членом социал-демократической фракции студентов-политехников, секретарем рабочей газеты “Правда”»63.
Накануне открытия IV Государственной думы ожидались беспорядки, и в ночь на 14 ноября группа активных членов ПК была «подвергнута обыску и аресту»64. Наряд полиции нагрянул на квартиру в два часа ночи, но Скрябин был в редакции и его успели предупредить. По официально-партийной версии, он в тот день скрылся от полиции, выпрыгнув в окно, выходившее во двор. Батрак излагает более изящный сценарий: Скрябин в котелке под ручку с сотрудницей редакции Диной Гертик, на которой была шикарная шляпка, вышел через парадную дверь на улицу. Обойдя шпиков, парочка наняла первого попавшегося извозчика и рванула прочь65.
На извозчике - до Финляндского вокзала, там на поезд - и в Пункахарью, а оттуда - в Гельсингфорс (Хельсинки). Он бежал без денег и уже через две недели вынужден был вернуться. Теперь Скрябин был на нелегальном положении. Поселился на Выборгской стороне и прописался по паспорту Николая Смирнова (благо фотографий в паспортах тогда не было, главное, чтобы возраст подходил). Время предпочитал проводить в одиночестве, по большей части в Публичной библиотеке. Там же писал статьи для «Правды», где они выходили под псевдонимом А. Званов. Тогда он главным образом ругал ультрапатриотизм, который охватил страну в связи с Балканской войной66.
Формально Скрябин оставался секретарем редакции вплоть до совещания членов ЦК и думской фракции, которое прошло в Кракове накануне нового, 1913 года и было посвящено во многом вопросам партийной печати. От Ленина досталось прежде всего Сталину и Молотову. Как замечала секретарь французской академии Элен Каррер д’Анкосс, «их назвали “рохлями” и заменили на Свердлова, который вновь направил газету в направлении, указанном Лениным»67. Секретарем редакции была назначена Конкордия Самойлова. Скрябин же продолжал сотрудничать с «Правдой» в роли журналиста и члена Петербургского комитета.
В декабре 1912 года в вестибюле политеха была организована большая сходка, на которой он, не утерпев, выступил с пламенной речью. Импровизированную трибуну окружали студенты покрепче, и ораторам удалось благополучно затеряться от полиции в толпе. Но, засветив свое пребывание в Петербурге, Скрябин предпочел не испытывать судьбу и отправился в Казань в компании Аросева68. По возвращении в Петербург чуть сразу же не попался - отследили на вокзале. Пришлось переселиться за город, где продолжал писать в «Правду». Газета переживала тяжелые времена. 10 февраля по наводке Малиновского арестовали Свердлова. 23 февраля взяли и приехавшего из Кракова Сталина, которого ждали четыре года в ТУруханском крае. Аресты обеспечили приход к руководству «Правдой» самого Малиновского и другого провокатора - Мирона Черномазова.
По инициативе Скрябина был создан Объединенный студенческий социал-демократический комитет. Первой его акцией стала забастовка студентов в знак протеста против устава Военно-медицинской академии, по которому ее слушатели приравнивались по статусу к нижним армейским чинам. Записка охранного отделения 15 марта 1913 года извещала, что в Петербургском политехническом институте «в 2 ч. дня студен! Вячеслав Михайлов Скрябин открыл сходку речью... от своего имени предложил начать забастовку сегодня же, что было тут же принято. После сего толпа студентов начала ходить взад и вперед по коридору с пением “Вставай, поднимайся, рабочий народ” и других революционных песен... На сходке присутствовало до 1200 человек»69. Почин подхватили другие столичные вузы. А 1 апреля состоялось то, что в большевистской печати называлось разгромом Объединенного социал-демократического студенческого комитета. Скрябина разыскали. Распоряжением петербургского градоначальника его подвергли «аресту при полиции на 3 месяца с воспрещением по отбытии наказания жительства в Петербурге на основании п. 4 ст. 16 Положения об усиленной охране»70.
Сидел он сначала в «предварилке» - доме предварительного заключения СДПЗ) на Шпалерной улице, а затем в Спасской части. ДПЗ пользовался у завсегдатаев тюрем неплохой репутацией: в камерах был даже ватерклозет. Репутация Спасской части, куда потом перевели Скрябина, была гораздо хуже: деревянные нары, параша на этаже и, что особенно возмущало политических, плохая библиотека.
После выхода из тюрьмы 2 июля 1913 года Скрябин уволился в институте в отпуск и остаток лета провел дома. А осенью активно и успешно сдавал «хвосты», в том числе двум академикам. Выдающийся правовед Михаил Дьяконов оценил знания Скрябина по истории русского права как «весьма удовлетворительные». Столь же высокой была оценка знаменитого Максима Ковалевского, которому 24 октября он сдал государственное право Западной Европы. Однако тяга к знаниям вновь оказалась непродолжительной. 26 июля Департамент полиции объявил Скрябина в розыск. Судя по тому, что его долго не могли найти, в институте он не появлялся и 22 ноября был отчислен за неуплату.