Один из незаконченных набросков Молотова 1967 года - «Из воспоминаний и из раздумий»: «В январе 1917 года В. И. Ленин делал в Цюрихе для швейцарской молодежи доклад о революции 1905 года... Ленин заканчивал доклад словами: “Мы, старики, может быть, не доживем до решающих битв этой грядущей революции. Но я могу, думается мне, высказать с большой уверенностью надежду, что молодежь... будет иметь счастье не только бороться, но и победить в грядущей пролетарской революции”. Но именно с этого времени и, особенно, в феврале 1917 года революционные события в нашей стране пошли на крутой подъем. В конце февраля революция, для которой очередная задача заключалась в свержении царизма, одержала свою решительную и славную победу. Под огромным напором поднимавшегося в ряде городов и рабочих районов стачечного революционного движения и, особенно, благодаря самоотверженной борьбе питерских рабочих и работниц, начавших вовлекать в свои боевые уличные демонстрации под лозунгами “хлеба голодным” и “долой войну” также некоторые воинские части Питера, царское самодержавие крахнуло»97.
Не только Ленин, давно уже живший в отрыве от родины, но и большевики, работавшие в Петрограде, не ждали Февральской революции. Напротив, как вспоминал Шляпников, еще в начале февраля 1917 года Русскому бюро «приходилось опровергать и бороться с некоторыми заблуждениями и иллюзиями товарищей относительно преувеличения сил рабочего класса в надвигавшейся борьбе»98. Призывы горячих голов из Выборгского районного комитета использовать для решительных действий намеченную ко дню открытия очередной сессии Госдумы (14 февраля) демонстрацию меныпевиков-оборонцев к Таврическому дворцу были отвергнуты. «Выступивший с докладом товарищ Молотов подчеркнул, что времена хождения ко дворцам кончились еще 9 января 1905 года и что большевики должны энергично выступить против грандиозной провокации, организуемой ликвидаторами-оборонцами»99. Вместо этого было предложено организовать альтернативную демонстрацию рабочих по Невскому проспекту, которая получилась немногочисленной, невыразительной и была легко разогнана полицией.
Злую шутку с режимом сыграла погода. На протяжении трех первых недель февраля было исключительно холодно, в Петрограде средняя температура - тридцать ниже нуля. Снег засыпал железнодорожные пути, по всей стране простаивали десятки тысяч вагонов с продовольствием и топливом. Продовольственная ситуация в России была более благоприятной, чем в воевавших европейских странах, но к началу двадцатых чисел распространили слухи о введении нормирования отпуска хлеба. Люди в панике бросились к булочным, где образовались очереди, стоявшие ночь напролет на лютом морозе.
23 февраля (8 марта) стало резко теплеть. По городу прошествовала женская процессия. Полиция, которой распоряжался градоначальник Балк, спокойно пресекала эксцессы. На следующий день бастовало уже 200 тысяч рабочих, многие из которых начали пробиваться в центр города. Командующий Петроградским военным округом генерал Хабалов передал функции «охраны порядка и спокойствия столицы» военным властям и принял крайне опрометчивое решение выслать в наряды воинские части. В городе стояли почти исключительно запасные полки - более двухсот тысяч недавно мобилизованных резервистов старших призывных возрастов, которые меньше всего подходили для целей подавления восстания. Очевидная мягкость силовиков немедленно сообщила уверенность толпе.
«Все эти дни тов. Молотов проводит то на летучих заседаниях бюро ЦК и совещаниях с отдельными работниками Петербургского комитета, то вместе с рабочими Выборгской стороны пробирается к центру города, - сообщает Батрак. - Его интересует настроение рабочей и солдатской массы, перспективы начавшегося движения. Он жадно ловит всякое новое сообщение»100. Оставалось ощущение того, что происходила грандиозная провокация, предвещавшая кровавую расправу101. Был принят лозунг братания рабочих с солдатами, который Молотов считал едва ли не решающим в успехе революции: «Решительная и быстрая победа Февральской революции, поскольку ее ближайшей задачей было свержение царизма, была достигнута именно благодаря тому, что солдаты, находившиеся в Петрограде, не пошли против рабочих»102. В реализацию установки большевиков около патрулей появились рабочие и, что более важно, молодые работницы, вступавшие с солдатами первоначально в невинные беседы.
25 февраля началась всеобщая забастовка. Русское бюро ЦК решает дать боевую листовку. Текст написан рукой Молотова: «Жить стало невозможно. Нечего есть. Не во что одеться. Нечем топить. На фронте - кровь, увечье, смерть. Набор за набором! Поезд за поездом, точно гурты скота, отправляются наши дети и братья на человеческую бойню. Всех зовите к борьбе. Лучше погибнуть славной смертью борца за рабочее дело, чем сложить голову за барыши капитала на фронте или зачахнуть от голода и непосильной работы. Отдельные выступления могут разрастись во всероссийскую революцию, которая даст толчок к революции в других странах. Впереди борьба, но нас ждет верная победа! Все - под красные знамена революции... Да здравствует Социалистический Интернационал!»103 Городовым в тот день все чаще приходилось обнажать шашки и стрелять в воздух. Вечером в Генеральном штабе была получена телеграмма императора: «Повелеваю завтра же прекратить в столице беспорядки, недопустимые в тяжелое время войны с Германией и Австрией. Николай»104.
В воскресенье 26 февраля (11 марта) около четырех часов дня на Знаменской площади, по Невскому началась стрельба залпами в людей. В казармах ночью не спали. В учебной команде лейб-гвардии Волынского полка пришедший в казарму в седьмом часу начальник учебной команды штабс-капитан Лашкевич был убит ружейными выстрелами. Солдаты с криками «ура!» разобрали цейхгауз и, стреляя в воздух, направились к расположенным по соседству казармам Преображенского и Литовского полков. Силой были взяты главный арсенал, главное артиллерийское управление и склады патронного завода, освобождены арестованные - и уголовники, и политические -из «Крестов», дома предварительного заключения и других тюрем. В небо потянулся дым от подожженных полицейских участков, Охранного отделения. События в столице заставили царя пойти на назначение военного диктатора с полномочиями подавить бунт. На эту роль был выбран герой галицийской кампании генерал Иванов, который получил приказ отправиться из Могилевской ставки в Царское Село для охраны находившихся там жены и болевших корью детей Николая II. Туда же выехал сам император.
В Таврическом дворце 27 февраля спикером Госдумы Михаилом Родзянко был организован Временный комитет Государственной думы «для водворения порядка в Петрограде и для сношения с организациями и лицами». Но одновременно возникала параллельная, как скоро выяснится - альтернативная система власти: вышедшие из тюрьмы меньшевики-оборонцы Кузьма Гвоздев и Борис Богданов вместе с депутатами Думы Николаем Чхеидзе и Матвеем Скобелевым создавали Совет рабочих депутатов, призвав предприятия избрать своих представителей на его организационное собрание. В середине дня Молотов на квартире Павлова работал над манифестом, призванным стать теоретической и практической основой партии большевиков в идущей революции. Выручало большевистское чутье. Он знал, что в 1905 году Лениным был выдвинут лозунг Временного революционного правительства, которое должно было состоять из представителей всех революционных партий и удерживать власть до выборов в Учредительное собрание. Другими концептуальными основами манифеста стали большевистская платформа об отношении к империалистической войне и «три кита» - демократическая республика, восьмичасовой рабочий день и конфискация помещичьей земли.
Манифест призывал народ и его революционное правительство «подавить всякие противонародные контрреволюционные замыслы». В качестве немедленных практических шагов предлагалось конфисковать все запасы продовольствия, чтобы спасти население и армию от голода, и «войти в сношения с пролетариатом воюющих стран для революционной борьбы народов всех стран против своих угнетателей и поработителей, против царских правительств и капиталистических клик и для немедленного прекращения кровавой человеческой бойни, которая навязана порабощенным народам»105.
С легкой руки Молотова большевики стали первой и единственной партией, которая, не дожидаясь исхода революции, уже предлагала платформу ее углубления. Ленин сильно хвалил манифест. Узнав о нем из газет, он тут же с удивлением и восторгом написал Инессе Арманд: «Видели в “Frankfurter Zei-tung” (и в “Volksreich”) выдержки из Манифеста ЦК? Хорошо ведь! Поздравляю!»106 А в письме В. Карпинскому он скажет: «ЦК есть в Питере (во “Frankfurter Zeitung” были выдержки из его манифеста - прелесть!)»107.
Закончив работу над манифестом и передав его на гектограф, Молотов принялся за поиски своих коллег по Русскому бюро ЦК. Кто-то слышал, что они собирались наведаться к Максиму Горькому. В квартире писателя полно народу - политики, рабочие, коллеги по творческому цеху. Горький подтвердил, что Шляпников направился на заседание Совета. Помчался в Думу. У входа в Таврический дворец - давка. Поработав как следует локтями, протиснулся в здание Государственной думы. Шел десятый час вечера. Вряд ли Молотов предполагал, что дверь Таврического дворца станет для него входом в историю. До этого момента история России, которую Молотов стремился изменить, скорее несла его - активиста маленькой левацкой партии, как песчинку. Вечером 27 февраля 1917 года он попал в ее эпицентр. Молотов встретился с историей.
В вестибюле и в коридорах - в основном спящие и закусывающие солдаты. Между ними сновали и более чем прилично одетые депутаты Думы, чувствовавшие себя хозяевами бала, и растерянная публика интеллигентского вида. Столкнувшись с Керенским, Молотов и Залуцкий представились ему как члены ЦК большевиков. Тот как радушный хозяин проводил их в помещение бюджетного комитета Думы, где формировался Совет. В приемной безуспешно пытались проверять делегатские мандаты, которые представлялись в основном в устной форме.
Молотов запомнит: «Вечером 27 февраля мне и П. Залуц-кому, членам Русского бюро Центрального Комитета партии большевиков, пришлось присутствовать на первом заседании Петроградского Совета рабочих депутатов в Таврическом дворце. В зале находилось примерно 200 человек. Председательствовал Чхеидзе. Кроме Чхеидзе особенно активными были депутат Госдумы Скобелев, меньшевик Б. Богданов, а также Керенский и некоторые меньшевствующие и эсерствующие журналисты, литераторы. Присутствовало немало случайных людей, проникших сюда благодаря своим личным связям с меньшевиками и эсерами (трудовиками) - депутатами Госдумы. Кроме нас двоих, большевиков не видно было, хотя наши выступления и реплики вызывали моментами определенную поддержку... Первые два-три дня Таврический дворец стал для нас, большевиков, главным местом восстановления и расширения живых связей с партийным активом, с партийными друзьями, которые до того, в условиях подполья, были нередко сильно разобщены... Таврический дворец кипел, как горячий котел, жил новой, бурлящей, нередко противоречивой и сложной политической жизнью. Здесь особенно наглядно сказывалось, какой гигантский политический скачок сделала страна, как бурно пришли в движение зачастую дремавшие перед этим общественные силы. В широких демократических кругах господствовало приподнятое, бодрое и, можно сказать, праздничное настроение»108.
В зале шум, гам. Собственно делегатов от рабочих насчитали 40-50 человек, и именно они получали право голоса при выборах руководящих органов. Остальные, к числу которых относились деятели партий и просто случайно зашедшие, имели совещательный голос. Борьба шла не за власть Совета, а за власть внутри Совета при выборах его Исполкома. Меньшевики выдвинули Чхеидзе и Скобелева, эсеры - Керенского, а дальше имена выкрикивались из зала самым неорганизованным образом. От большевиков прошли Шляпников и Залуцкий, Молотов был кооптирован чуть позже - в порядке реализации решения о партийном представительстве.
Раздались крики о том, что не мешало бы выслушать главных героев дня - солдат. Требование с энтузиазмом было поддержано. «Зал слушал, как дети слушают чудесную, дух захватывающую и наизусть известную сказку, затаив дыхание, с вытянутыми шеями и невидящими глазами»109, - писал меньшевик Николай Суханов. И тут настала очередь Молотова. Он выкрикнул предложение включить солдат в состав Совета и отныне называть его Советом рабочих и солдатских депутатов. Керенский вспоминал, как 27 февраля «по предложению Молотова было решено, несмотря на протесты меньшевиков и некоторых социалистов-революционеров, обратиться ко всем частям Петроградского гарнизона с предложением направить в Совет своих депутатов»110. Керенский счел это очень сильным ходом: «Солдаты в Совете открыли большевикам прямой доступ в казармы и на фронт»111.
Возникло предложение о воззвании к населению. Потребовалось избрать литературную комиссию. Но если уж есть литературная комиссия, то нужен и печатный орган. При обсуждении газетного вопроса Молотов выступил с возмутившим многих предложением - разрешать выпуск только тех газет, которые поддерживают революцию. Идея не прошла. Совет решил выпустить свою газету, дав рождение «Известиям». После полуночи в комнате, отгороженной занавеской от зала бюджетной комиссии, собрался Исполком, Из числа его членов были назначены комиссары для создания районных исполкомов, намечены пункты сбора для вооружения рабочей милиции. После закрытия заседания Исполкома на бегу прошло совещание Русского бюро ЦК. Основной вопрос: заседая в Таврическом, не упустить бы выборы в Совет, которые с утра должны были начаться на предприятиях. Активисты двинулись на фабрики и заводы.
В пятом часу утра Молотов отправился на авто в типографию газеты «Копейка», где печатали первый выпуск «Известий». Уже набирали решения ночного Исполкома для «Прибавления к № 1», здесь же был опубликован и текст Манифеста ЦК большевиков. Молотов погрузил несколько увесистых тюков с газетами в машину и помчался назад в Таврический, по пути разбрасывая пахнувшие краской листки. Туда уже в массовом порядке доставляли арестованных царских сановников, которых через день рассадят по камерам Петропавловской крепости.
Через каждые несколько минут заседание Исполкома прерывалось экстренными сообщениями о грабежах, пожарах, погромах. Кто-то приносит новость: Родзянко подписал приказ о возвращении солдат в казармы. Всеобщее бурное возмущение. Молотов взял слово: задача Совета - не улаживание конфликта с Родзянко, а привлечение солдат к союзу с восставшими массами, что позволит решить вопрос о власти помимо Временного комитета Думы. Что же касается самого приказа, то Молотов предложил расценить его как «контрреволюционное выступление, провокационный акт» и потому «предать его уничтожению»112. В этом выступлении, встреченном овацией, Молотов фактически уже сформулировал позицию, которая зазвучит как «никакой поддержки Временному правительству». Между Советом и Временным комитетом произошел первый острый конфликт.
Бюро ЦК большевиков организовало в помещении Совета свой «явочный стол», за которым уже сидел секретарь легального ЦК - Елена Стасова. «В. М. Молотов дал мне поручение встречать всех большевиков, возвращавшихся из ссылки, и регистрировать их, - вспоминала она. - ...Первое время по выходе из подполья в 1917 году бюро ЦК партии помещалось в Таврическом дворце, а его заседания обычно происходили у меня в комнате на квартире родителей (Фурштатская улица, 20)»113.
Исполком Совета между тем обсуждал вопрос о власти. «Мы предлагали Исполнительному Комитету составить Революционное Правительство из рядов тех партий, которые входили в Совет того времени, - писал Шляпников. - Его программой должно быть осуществление минимальных требований программ обеих партий, а также решение вопроса о прекращении войны»114. Однако остальные члены Исполкома не допускали мысли о взятии власти Советом и раскололись по признаку отношения к войне. «Оборонцы» были за ее продолжение и за вхождение членов Совета в состав «буржуазного правительства», формируемого в другом крыле Таврического дворца. Меньшевики-циммервальдисты, руководимые Сухановым, Стекловым и Чхеидзе, предлагали «буржуазии» самой расхлебывать военную кашу. Возобладало мнение: раз революция буржуазная, пусть власть организуют буржуазные партии - в первую очередь кадеты.
Пока спорили в Исполкоме, Совет решал армейский вопрос. Родился приказ № 1, в котором говорилось о выборах ротных, батальонных и прочих комитетов и отмене многих дисциплинарных норм воинских уставов. Власть правительства и офицерского корпуса над войсками в одночасье исчезла. Поучаствовав в этой исторической процедуре разложения российской армии, Молотов около десяти вечера покинул Таврический дворец и отправился на Кронверкский проспект, где в здании городской Биржи труда собрались члены ПК большевиков и активисты из районов, чтобы провести выборы легального Петербургского комитета РСДРП (б).
2 марта бюро ЦК постановило возобновить выпуск «Правды». «Все заботы по делу организации газеты, подбору сотрудников и технических работников поручили В. Молотову»115. В Исполкоме Совета Юрий Стеклов, который доказывал невозможность вхождения его представителей в формирующееся Временное правительство, предложил формулу «постольку -поскольку»: поддерживать правительство постольку, поскольку оно реализует революционную программу в интересах трудящихся. Тут в зале появился Керенский, вскарабкался на стул и заговорил мистическим полушепотом. Собрание, только что приветствовавшее доводы Стеклова о неучастии лидеров Совета в правительстве, устроило Керенскому овацию, согласившись с его вхождением в новый орган власти. Молотов обвинил руководство Совета в сделке с буржуазией, в игнорировании таких ключевых вопросов, как установление республики, прекращение войны, решение земельной проблемы. «Временное правительство не революционно. Гучков, фабриканты, Родзянко, Коновалов посмеются над народом. Крестьянам вместо земли дадут камень!»116 Вновь бурные аплодисменты. Меньшевики обещали жаловаться Ленину, который, будучи правоверным марксистом, никогда бы не допустил мысли о создании советского правительства в эпоху победившей буржуазной революции. Плохо они знали Ленина...
К вечеру был обнародован состав Временного правительства. Свою легитимность оно выводило от Думы, но та правительство не выбирала и по существу с этого момента приказала долго жить. Почти все члены Временного правительства принадлежали к думскому Прогрессивному блоку, а их имена и ранее фигурировали в списках «теневых кабинетов», состав которых любили публиковать в предреволюционные годы. Объединяла их и почти поголовная принадлежность к масонским ложам. Председателем Совета министров стал либеральный земец князь Георгий Львов. МИД возглавил лидер кадетов Милюков, военное и морское министерства - октябрист Александр Гучков, Минюст - Керенский. Ученые, юристы, промышленники - никто из членов кабинета не обладал опытом административной или государственной работы. А премьер был бездеятельным, мягким и благодушным популистом, безгранично верившим в добрую душу народа. В заявлении об образовании Временного правительства вслед за обнародованием его состава перечислялись «основания» его деятельности, сформулированные Советом. Слабый либеральный кабинет был связан необходимостью реализовывать социалистическую программу и мог пользоваться властью лишь с молчаливого согласия энергичных советских лидеров.
А в это время военная верхушка добивалась отречения императора, поезд которого загнали в Псков. В ответ на телеграмму руководителя штаба генерала Алексеева командующие фронтами: Юго-Западным - генерал Брусилов, Западным -генерал Эверт, Кавказским - великий князь Николай Николаевич, Румынским - генерал Сахаров и Северным - генерал Рузский призвали царя принести жертву на алтарь Отечества и отречься. Царь сложил корону к ногам предавшего его армейского руководства, подписав манифест об отречении в пользу брата Михаила. «Кругом измена и трусость, и обман»117, - записал Николай II в своем дневнике. В десять часов утра 3 марта лидеры Временного правительства явились к Михаилу. Родзянко изложил позицию большинства - отречься. Михаил поинтересовался: гарантирует ли ему новая власть только корону или еще и голову? Родзянко пафосно ответил, что обещает лично умереть за монархию, но не более.
В Совет рабочих и солдатских депутатов новость об отречении Николая II и Михаила дошла к вечеру. Вспоминает Керенский: «В какой-то момент... меня вызвал с заседания член Исполнительного комитета Совета Зензинов... Он сообщил, что подстрекаемый одним из членов-болыневиков (я полагаю, Молотовым) Совет принял резолюцию, требующую ареста бывшего царя и его семьи и предлагающую правительству осуществить такой арест совместно с Советом!»118 3 (17) марта 1917 года многовековая российская монархия пала. Революция победила. Революция продолжалась.
В тот день Молотов делал от имени бюро ЦК доклад о власти на заседании ПК. Главное - борьба за создание Временного революционного правительства при сохранении свободы в выборе способов воздействия на него. Но большинство склонилось к резолюции в духе недавнего решения Исполкома Совета: «Не противодействовать власти Временного правительства постольку, «поскольку действия его соответствуют интересам пролетариата и широких демократических масс народа»119. Бюро ЦК и Петербургский комитет большевиков вошли в клинч.
Поначалу удачнее шли дела с «Правдой». Для ее выпуска Молотов от имени Совета с помощью революционных бойцов реквизировал на Мойке, 32, здание «Сельского вестника» с современной типографией. Первый номер «Правды» вышел 5 марта сразу 100-тысячным тиражом и бесплатно распространялся через заводские комитеты. В него Молотов заверстал Манифест бюро ЦК, свои резолюцию об отношении к Временному правительству и передовицу «Старый порядок пал». Второй номер со статьей Молотова «Социал-демократия и война» был уже платным и сразу дал крупную сумму для пополнения оборотных средств. Антиправительственная и антивоенная позиция «Правды» звучала явным диссонансом в общем хоре столичной прессы. На газету моментально набросились все остальные издания. В адрес редакции стали поступать угрозы разгрома. ЦК пришлось озаботиться организацией вооруженной охраны.
Ультрареволюционерам, к которым принадлежал и Молотов (левее его тогда были только Выборгский комитет и Ленин, что выяснится чуть позже), удавалось удерживать лидирующие позиции в партии только до 12 марта. В тот день в Петроград из Красноярска прибьиа группа политических ссыльных, в их числе три видных руководителя большевистской партии депутат Думы Матвей Муранов, Каменев и Сталин. Радость от встречи была недолгой. «Ветераны» исходили из мысли о «длительном, охватывающем многие годы промежуточном периоде, который должен будет отделять происходившую в России буржуазно-демократическую революцию от последующей социалистической»120.
Не встретив понимания бюро ЦК, они начали захватывать ключевые позиции в партии явочным порядком. Сначала они, на правах членства в ЦК, войдя в состав редколлегии «Правды», осуществили то, что Шляпников назвал «редакционным переворотом»: «Редактирование очередного 9 номера “Правды” от 15 марта на основании этих формальных прав они взяли полностью в свои руки, подавив своим большинством и формальными прерогативами представителя Бюро ЦК т. В. Молотова»121. Тот вспоминал, что его чуть не силой вышибли из редакции.
Александра Коллонтай - образованная генеральская дочь, смелая и свободная в словах и поступках - привезла ленинские «Письма издалека», где утверждалось, что демократическая революция в России уже свершилась и назрела социалистическая, что покончить с войной можно, только свергнув Временное правительство. Душа Молотова было возликовала, но не тут-то было. Новые руководители «Правды» согласились обнародовать только первое письмо, выкинув из него критику Временного правительства, а второе не публиковать вовсе. Терпение Молотова лопнуло. На заседании бюро ЦК он подал заявление о выходе из бюро ЦК, Исполкома Совета и редакции «Правды»122. Правда, вспоминал Молотов, уже летом 1917 года, когда они квартировали вместе со Сталиным, тот охотно признавал «неленинский» характер своего поведения в марте.
15 марта новая редколлегия «Правды» заявила о своей позиции программной статьей Каменева, где говорилось, что большевики будут поддерживать Временное правительство, «поскольку оно борется с реакцией и контрреволюцией», а пока германские войска повинуются своему императору, русский народ «будет стойко стоять на своем посту, на пулю отвечать пулей, а на снаряд - снарядом»123. В правительственных и советских кругах статья вызвала «оборонческое ликование», зато даже в ПК, не говоря уже о районных организациях большевиков, стали требовать исключения тройки из партии. Вечером в редакции состоялось экстренное заседание бюро ЦК. Была принята резолюция, «осуждавшая политическую позицию приехавших товарищей, а также их поведение по отношению к нашей газете “Правда”»124. В качестве «надзирающего» от бюро ЦК в редакцию был возвращен Молотов.
В середине марта центр большевистской активности переместился в новое помещение - особняк знаменитой балерины и возлюбленной Николая II в его юные годы Матильды Кшесин-ской. Именно там 27 марта началось Всероссийское совещание большевиков. «По вопросу о войне среди участников наметились три течения, - писала его участница Драбкина. - “Революционные оборонцы” (Войтинский, Элиава, Севрук и другие) поддерживали оборонческую линию Исполкома Петроградского Совета; другая группа делегатов (Коллонтай, Милютин, Молотов и другие) не допускала никаких уступок оборончеству; наибольшее число депутатов, хотя и выступало против поддержки войны, но не решалось полностью порвать с “революционным оборончеством”»125. 29 марта совещание продолжилось на хорах Таврического дворца. Сталин делал доклад об отношении к Временному правительству, предлагая рассматривать Совет как орган, контролирующий Временное правительство. Молотов вновь в рядах оппонентов:
— Временное правительство с первого момента своего возникновения является не чем иным, как организацией контрреволюционных сил. Поэтому никакого доверия, никакой поддержки этому правительству оказывать нельзя, наоборот, с ним необходима самая решительная борьба126.
Впрочем, вскоре все предыдущие внутрипартийные споры потеряли смысл. В середине дня 3 апреля была получена телеграмма о том, что ожидается еще один участник совещания - ближе к полуночи в Петроград прибудет Ленин. С первых известий о революции в России он рвался в Питер, не доверяя политической зрелости своих младших товарищей. В итоге согласился вернуться через Германию. Большевики не имели никаких иллюзий по поводу негативных последствий такого решения, но не испытывали и никаких комплексов. Вспоминает Молотов: «Благодаря содействию левых швейцарских соци-алистов-интернационалистов во главе с известным Платтеном Ленину предоставляется возможность направиться в Россию. При помощи Платтена была достигнута договоренность с германскими властями о проезде группы большевиков во главе с Лениным из Швейцарии через территорию воюющей Германии в нейтральную Швецию. Ленин вынужден был пойти на это, так как не было никаких надежд на то, что его возвращение на родину будут содействовать находившиеся в военном союзе с Россией такие страны, как Франция и Англия, где хорошо знали о непримиримо антиимпериалистической, революционноинтернационалистической позиции Ленина. Что же касается кайзеровской Германии, то она, видимо, имела свои какие-то иллюзии насчет усиления влияния интернационалистов в воюющей против нее России, когда возвратятся на родину Ленин и другие большевики.... В свою очередь, Ленин и большевики прекрасно понимали, что иногда необходимо использовать некоторые иллюзии и политическую близорукость классового врага...»127
27 марта 1917 года из Цюриха в специальном вагоне - с правами экстерриториальности и с хорошим поваром - по маршруту Готмадинген - Штутгарт - Франкфурт-на-Майне - Берлин - Штральзунд - Зосниц выехали 32 русских эмигранта, в том числе 19 большевиков во главе с Лениным. На шведском пароме революционеры переправились в Стокгольм, где их ждали встреча с мэром и билеты до Питера. Там уже вовсю готовились к торжественной встрече. У дворца Кшесинской собирались рабочие колонны с оркестрами, флотский экипаж, кронштадтские матросы, которые оттуда колоннами двинулись к Финляндскому вокзалу. Партячейка дивизиона броневиков подогнала к бывшему царскому павильону три броневика. Молотов, как и другие члены ЦК и ПК, ждал на перроне впереди выстроенной матросами цепи почетного караула. Около половины одиннадцатого вечера раздались паровозный гудок и команда «На караул!».
Вот он, на площадке одного из вагонов! Молотов замер: «Мы, встречавшие Ленина, впились глазами в его небольшую, живую, по внешности столь обыкновенную фигуру и, особенно, в его лицо, в его внимательные и подвижные глаза. Мы были полны ожиданиями и радости видеть Ленина среди нас. Мы верили, что теперь все происходящее в бурные дни развертывающихся революционных событий станет нам яснее, понятнее, виднее в широкой перспективе ленинского анализа и оценки фактов»128. Вот он, «Старик», делу которого Молотов уже посвятил свою, на тот момент еще не долгую жизнь. «Старику», правда, не исполнилось еще и сорока семи лет. В парадной комнате от имени Совета его приветствовали Чхеидзе и Скобелев. Ленин все это время с отсутствующим видом разглядывал лепнину. Когда приветствия иссякли, он заявил, что пора кончать разговоры о революции, ее пора делать:
- Завязалась смертельная борьба! Самую гнусную роль в этой схватке пролетариата с буржуазией играют всевозможные социал-предатели, прихвостни буржуазии. Рабочему классу с ними не по пути129.
Чхеидзе и Скобелев с побледневшими лицами сочли за лучшее ретироваться на площадь. Молотов вспоминал: «Ленин вместе со встречавшими его большевиками быстро оказался среди восторженно приветствовавших его рабочих. Прошло каких-то несколько минут, и Ленин на руках был поднят на один из броневиков, прибывших волей революционных солдат на большую площадь перед Финляндским вокзалом. Памятное зрелище! Был поздний ночной час. Кругом темно. Мрак прорезывают несколько прожекторов, прибывших вместе с броневиками. Прожекторы освещают площадь, на которой тысячи питерских рабочих и солдат радостно приветствуют Владимира Ильича, стоящего на броневике. Встреча была бурной, восторженной, глубоко потрясающей и, вместе с тем, глубоко народной. В первой же речи с броневика Ленин высказал мысли, которые по-новому осветили политическое положение. Он говорил о Февральской революции как о первом этапе и призывал готовиться к новому этапу, к решающему подъему революции. Он закончил словами: “Да здравствует социалистическая революция!” Так никто не говорил до Ленина. Это были новые и такие смелые мысли, новые необъятные перспективы...»130
Броневик с Лениным наверху двинулся медленно сквозь толпу. Народ, привлеченный небывалым зрелищем, высыпал на улицы, свисал с подоконников. Подобного шоу Петроград еще не видел. На руках Ленина внесли во дворец Кшесинской, где был накрыт стол, за которым собралось человек 50-60. У дома продолжала неистовствовать толпа, и Ленину приходилось выходить к народу и говорить все новые речи.
Спустились в облицованный мрамором белый зал с видом на Петропавловку, где Ленин зачитал набросанную от руки страничку текста. Так Молотов оказался в числе первых и изумленных слушателей «Апрельских тезисов»: «Исходный момент тезисов - никакого доверия Временному правительству, продолжающему грабительскую антинародную войну вместе со своими западными империалистическими союзниками. Недопустимы ни малейшие уступки “революционному оборончеству”, за которое до хрипоты в горле агитировали меньшевики и эсеры. В центре всех вопросов - вопрос о войне, которую может кончить демократическим миром только подлинно народная власть - только власть Советов, власть пролетариата и беднейших слоев крестьянства»131. Расходились в шоке. Перспектива оказаться в оппозиции всем и вся и идти на баррикады пугала.
С утра Ленин был уже на хорах Таврического дворца, где шло Всероссийское совещание большевиков. Овации. Ленин дождался тишины и начал забивать гвозди: никакой поддержки войне; немедленный переход ко второй фазе революции; передача власти Советам; роспуск армии и образование народной милиции; конфискация помещичьей земли; созыв нового Интернационала. А в большом зале проходило объединительное собрание с меньшевиками. Ленина пригласили на трибуну. Он хладнокровно повторил свои тезисы, по ходу дела обличая «со-циал-соглашателей» как лакеев буржуазии, альянс с которыми невозможен. Объединительные интенции на этом были исчерпаны. Молотова это полностью устраивало: «Выступление Ленина на большом собран™ большевиков и меньшевиков в Таврическом дворце с двухчасовым разъяснением апрельских тезисов Плеханов назвал “бредом”, а Мартов, Чхеидзе и другие лидеры меньшевиков расценили новую ленинскую политическую установку как сумасбродство и отвернулись от Ленина как от сбившегося с пути человека... Стало особенно ясным, насколько правильно поступила партия, еще за несколько лет до революции признававшая, что меньшевики (ликвидаторы) поставили себя вне рядов революционного пролетариата»132. Вечером Ленин побывал в редакции «Правды». «Молотов познакомил его с постановкой работы и обошел с ним всё помещение редакции. С этого момента Ильич начал принимать непосредственное участие в руководстве “Правдой”»133.
Приезд Ленина взорвал и без того накаленную политическую обстановку, смешал все ранее сданные карты. Причем поначалу казалось, что главными пострадавшими окажутся сами большевики и сам Ленин. Молотов вспоминал: «И вот по Питеру всюду поползли гнусные, отравленные ядом контрреволюции слухи о Ленине и большевиках, не случайно-де прибывших из эмиграции через территорию воюющей с Россией кайзеровской Германии. Скоро об этом заговорили и газеты, одни - полусловами и намеками, другие - в крикливых заголовках, в бесчестных заявлениях политических деляг, в развязных статьях всяких продажных писак»134. Большевики в начале апреля являли зрелище совершенно расколотой, дезорганизованной силы. Молотов, поддержавший Ленина, практически сразу, был скорее исключением, чем правилом.
«Правда» сначала не решилась публиковать «Апрельские тезисы». Однако отказать Ленину и Зиновьеву во вхождении в состав редколлегии было невозможно. Седьмого апреля «Тезисы» были напечатаны, но в сопровождении редакционных комментариев Каменева, где говорилось, что партия продолжает руководствоваться ранее принятыми решениями, отстаивая их «как от разлагающего влияния “революционного оборончества”, так и от критики т. Ленина». 8 апреля Петербургский комитет большевиков тринадцатью голосами против двух и при одном воздержавшемся отверг «Тезисы». Но Ленина это не смущало. Напротив, после многолетнего простоя он оказался в органичной для него стихии борьбы. «Чтобы осуществить свою мысль, свое желание, намеченную им цель очередной кампании, заставить членов его партии безоговорочно ей подчиняться, Ленин, как заведенный мотор, развивал невероятную энергию, - подмечал знаток ленинской психологии Николай Валентинов. - Он делал это с непоколебимой верой, что только он имеет право на “дирижерскую палочку”. В своих атаках, Ленин сам в этом признался, он делался “бешеным”. Охватившая его в данный момент мысль, идея, властно, остро заполняла его мозг, делала его одержимым»135.
Отбиваясь каждый день через «Правду» от нараставших волн критики, Ленин жестко и яростно собирал партию. Встречи с партийным активом шли не переставая. Ленин не упускал случая выступать на митингах, призывая население к гражданскому неповиновению, армию - к неподчинению командованию, рабочих - к установлению контроля над фабриками, крестьян - к захвату земель. Против «старых большевиков» Ленин искал и находил опору в молодой партийной поросли, включавшей и Молотова. Перелом наступил на открывшейся 14 апреля Петроградской общегородской конференции РСДРП (б). И не случайно Молотов занял место в президиуме конференции в качестве товарища председателя, коим выступал Зиновьев. Ленин сразу взял быка за рога: «Временное правительство должно быть свергнуто - не все правильно это понимают. Если власть