Успеху «в. в.» в тот момент могли помешать только колебания в самой партии. Именно поэтому Ленин столь болезненно воспринял «предательство» Каменева, который не только заявил о выходе из ЦК, но и дал интервью «Новой жизни», где рассказал о своем и Зиновьева несогласии с планами взятия власти. Ленин обозвал их «проститутками» и потребовал исключить из партии. Молотов, естественно, тоже был возмущен их поведением и позднее писал: «Известно, что почти в самый канун решающих действий два члена ЦК - Зиновьев и Каменев - открыто выступили в чужой газете, штрейкбрехерски раскрывая перед классовым врагом подготовленный партией план вооруженного восстания. Они были заклеймены Лениным и всей партией как пособники буржуазии»174. Каменева с Зиновьевым в тот момент прикрыли Сталин и Свердлов, считавшие, что надо заниматься более серьезными вещами, чем исключением кого-то из партии.
В ночь на 24 октября (6 ноября) Молотов вместе с товарищем из ПК Иваном Бакаевым обнаружили в Смольном незанятую комнату, где можно было отдохнуть. Но не спалось. Молотов, который никогда до революции не имел оружия и никогда им не пользовался, в эту ночь решил, что пора наверстать упущенное. Он не помнил, всаживали ли они с Бакаевым (будущим главой питерской ЧК) пули в доску или прямо в стену. Рано утром разбудили экстренным сообщением. В 5 часов утра юнкера 2-й ораниенбаумской школы заняли типографии большевистских газет «Рабочий путь» и «Солдат». Прокурору было приказано задержать большевиков, ранее арестовывавшихся за участие в июльском путче, но выпущенных под залог. Были отключены идущие в Смольный телефонные линии. Это не выдержали нервы у Керенского: он пришел к выводу, что пробил час наступления на большевиков. Началось!
ВРК при активном участии Молотова сразу выпустил воззвание: «Враги народа ночью перешли в наступление. Штабные корниловцы пытаются стянуть из окрестностей юнкеров и ударные батальоны. Поход контрреволюционных заговорщиков направлен против Всероссийского съезда Советов накануне его открытия, против Учредительного собрания, против народа... Весь гарнизон и весь пролетариат Петрограда готовы нанести врагам народа сокрушительный удар»175. ВРК приказал своим комиссарам, полковым комитетам, Центральному комитету Балтийского флота (Центробалту) и штабу Красной гвардии привести вооруженные силы в полную боевую готовность. Бойцы Литовского полка выгнали юнкеров из большевистских типографий, ВРК послал на телефонную станцию отряд матросов, телефоны Смольного заработали.
С наступлением темноты боевые отряды ВРК начали планомерно реализовывать план вооруженного восстания. В Смольный пробрался и загримированный Ленин. Молотов увидел его глубокой ночью, когда тот собрал доверенных коллег: «Мне пришлось быть в одной из комнат нижнего этажа в Смольном, где Ленин вместе с несколькими членами ЦК обменивались мнениями по вопросу о формировании первого Советского правительства. В памяти осталось обсуждение вопроса о самом наименовании нового правительства. Все пришли к выводу, что в той обстановке не подходят существовавшие до этого обычные наименования - министр, Кабинет министров. Искали чего-то нового, более близкого народу, и вскоре пришли к выводу: министров именовать народными комиссарами, Кабинет министров - Советом Народных Комиссаров»176. Перешли к персональному составу. Ленин предложил возглавить Совнарком Троцкому. Тот и слушать не хотел, назвав в числе прочих доводов свою национальность - боязнь обвинений в «еврейском заговоре» существовала. Ленин нехотя согласился стать главой будущего правительства. Троцкий готов был руководить иностранными делами, Сталин - комиссариатом по национальностям.
В полчетвертого утра 25 октября (7 ноября) «Аврора» отдала якорь у Николаевского моста. Еще затемно первые части ВРК начали выдвигаться к Зимнему дворцу. Вызываемые Керенским с фронта части не появлялись - из-за саботажа на железных дорогах. В 9 утра премьер решил сам ехать в ставку Северного фронта, чтобы привести войска в Питер, - переодевшись в форму сербского офицера и на машине американского посольства177. Зимний держался, когда делегаты Второго съезда Советов заполнили бальный зал Смольного.
Молотов, по его рассказам, находился за кулисами, сзади стола президиума. В 14.35 Троцкий подошел к трибуне: «От имени Военно-революционного комитета объявляю, что Временного правительства больше не существует... Зимний дворец еще не взят, но судьба его решится в течение ближайших минут»178. Жидкие, раздумчивые аплодисменты. Троцкий заявил о присутствии в зале Ленина. Под бурные аплодисменты на трибуне появился лысый и гладко выбритый человек, который хрипловато-зычным голосом произнес: «Товарищи! Рабочая и крестьянская революция, о необходимости которой все время говорили большевики, совершилась»179. Произнося речь, Ленин приподнял одну ногу - у него была такая привычка. Сколько раз слышал я от деда эту историю: подошва была протерта до дырки. И через нее была видна грязная стелька.
Войска ВРК к шести часам вечера установили плотное кольцо блокады Зимнего дворца. Ленин безумно нервничал. «Почему так долго? Быстрей! В атаку! Хороший отряд матросов, роту пехоты - и все там!»180 В девять вечера начали бухать холостыми с «Авроры» и из орудий Петропавловской крепости (пара боевых снарядов все-таки продырявила Зимний). Осажденные не сдавались. В 22.40 Федор Дан позвонил в колокольчик и печально произнес: «Власть в наших руках... Я являюсь членом президиума ЦИК, а в это время наши партийные товарищи находятся в Зимнем дворце под обстрелом, самоотверженно выполняя свой долг министров, возложенный на них ЦИК»181.
Съезд официально открыт. Новый Президиум выбирается на коалиционной основе, но эсеры и меньшевики заявляют о нежелании в него входить. Старый ЦИК ушел, и на его место сели Троцкий, Зиновьев, Луначарский, Муранов, Коллонтай, Ногин, еще несколько большевиков и левых эсеров. Председательствовал Каменев, с начала восстания взявший назад свое заявление о выходе из ЦК. В зале - где-то 650 делегатов, из них около трехсот большевиков и больше девяноста левых эсеров. Ситуация шаткая.
Ожидая вестей из Зимнего, большевики предоставили трибуну своим оппонентам - меньшевикам и эсерам, которые сквозь шум и выкрики зала объявляли переворот незаконным и требовали переговоров с Временным правительством. Группа Бунд под неодобрительный гул зала потянулась из зала. Встал Рязанов и, чтобы не дать страстям разгореться, заявил, что «Военно-революционный комитет по просьбе городской думы отправил делегацию для переговоров с Зимним дворцом» во главе с ее председателем Шрейдером182. К этому эпизоду имел непосредственное отношение Молотов, о чем написал даже статью мемуарного свойства:
«ЦК нашей партии, скромно расположившийся в одной из комнат нижнего этажа Смольного, быстро обсудил предложение думцев... Военно-революционный комитет, членом которого я состоял, поручил мне сопровождать думцев. Помню, как мы уселись во дворе Смольного в автомобиль Шрейдера. Всего отправилось пять-шесть человек. Это было уже часов в одиннадцать-двенадцать ночи. Освещая фонарями автомобиля мокрую темную дорогу, мы пробирались по Суворовскому проспекту на Невский. Там и тут раздавались выстрелы, временами треск пулемета. Выбрались на Невский. Чуть не на каждом шагу патрули Военно-революционного комитета останавливают автомобиль, мы показываем свои удостоверения и едем дальше.
Около городской думы Шрейдер просит сделать остановку. Останавливаемся. Шрейдер уходит в думу, чтобы сообщить о том, что с согласия Военно-революционного комитета он вместе с другими делегатами направляется в Зимний на переговоры. После этого едем дальше. Чем дальше по Невскому, тем больше волнуется седой Шрейдер и трое-четверо его почтенных спутников. Треск ружейной и пулеметной стрельбы повторяется чаще и резче. Стреляют как будто со всех сторон. На улицах там и тут мелькают небольшие кучки народа. Долетают отдельные возгласы, какие-то крики. Встречаются то и дело новые патрули. Настроение моих спутников делается все больше настороженным и прямо тревожным.
Приближаемся к Мойке, которая в это время была чем-то вроде границы, отделяющей нас от сопротивляющегося с оружием в руках противника. Здесь, у моста Мойки, нас останавливает большой патруль. На углу улицы горит костер - греются солдаты. Остановивший автомобиль патруль предлагает нам выйти на панель - ехать дальше уже невозможно... Выйдя из автомобиля, мы спрашиваем начальника патруля. Появляется знакомый мне по революционным дням в Петрограде тов. Дашкевич, бодрый, уверенный в близкой победе. Узнав, чего хочет делегация, он предлагает ей идти дальше пешком. Остался только квартал до площади перед Зимним дворцом. Он предупреждает делегацию, что их попытка вряд ли удастся. На площади перед Зимним дворцом вокруг памятника-колонны сгруппировался женский “батальон смерти” и какие-то остатки воинской части, ведущей обстрел всякой фигуры, появляющейся на площади. Делегация колеблется, идти ли ей дальше. Однако решается идти.
Пока удаляется группа с Шрейдером, тов. Дашкевич объясняет мне, что штаб и военное министерство уже заняты нами, что тов. Подвойский уже там; Зимний дворец уже окружен и ожидается с минуты на минуту его сдача. Жмем друг другу руки, смеемся над делегатами. Проходит несколько минут, и Шрейдер со своей делегацией возвращается обратно. Смущенный и еще более жалкий, он снова лепечет о благой цели своего посредничества и о том, что теперь они видят свое бессилие что-нибудь сделать...
Садимся снова в автомобиль и приезжаем к городской думе. Мне пришлось в этот момент ненадолго заглянуть в думу для того, чтобы передать в Военно-революционный комитет сообщение о результатах, вернее, о безрезультатности поездки. Я вошел в помещение думы вместе с неудачливыми делегатами, на которых набросилась толпа думцев, без конца, но без всякого толку в этот вечер и ночь заседавших и обсуждавших положение в Петрограде. Кое-кто из них встречался мне раньше, и теперь в общем гуле я еле разбирал знакомые голоса с какими-то не то восклицаниями, не то проклятиями. Глазами, полными ненависти, они провожали меня, проходившего мимо них к телефону. Мне нужны были только одна-две минуты, чтобы сообщить дежурному Военно-революционного комитета (кажется, это был тов. Скрыпник) о моей поездке с неудачливыми “посредниками”. Затем я снова отправился в Смольный, где в октябрьские дни многие из нас дневали и ночевали и где все больше разворачивалась кипучая боевая работа»183.
Начинался новый день. После полуночи защитники Зимнего дворца стали расходиться. Казаки помитинговали и решили остаться «нейтральными». Сдался женский батальон. В Зимнем остались только подростки-юнкера. Комендант обороны - Пальчинский - вступил в переговоры и сдал дворец на условиях, что юнкерам будет сохранена жизнь. Подвойский: «В Зимнем дворце все кончено. Я взглянул на часы: четверть третьего»184. Почти бескровный дворцовый переворот. Погибло при штурме пять человек.
Второй съезд возобновил свою работу. Каменев огласил только что полученную от Антонова-Овсеенко телефонограмму: Зимний взят, правительство арестовано. На трибуне Луначарский. Он зачитывает написанное Лениным воззвание: «Опираясь на волю громадного большинства рабочих, солдат и крестьян, опираясь на совершившееся в Петрограде победоносное восстание рабочих и гарнизона, съезд берет власть в свои руки»185. Голосуют - против 2, воздержалось -12. Так около шести утра Второй съезд объявил себя единственной властью в России.
Молотов, похоже, не стал свидетелем этого исторического момента, поскольку всю ночь и весь следующий день провел не в зале заседаний, а в комнате № 17 Смольного, где работал ВРК, превратившийся из органа по руководству восстанием в самочинный, но единственный на тот момент орган исполнительной власти в стране. Заглянул туда той ночью и американский журналист Джон Рид: «На минутку мы задержались в комнате, где, принимая и отправляя запыхавшихся связных, рассылая по всем уголкам города комиссаров, облеченных правом жизни и смерти, лихорадочно работал Военно-революционный комитет. Беспрерьюно жужжали полевые телефоны. Когда дверь открылась, навстречу нам пахнул спертый, прокуренный воздух, и мы разглядели взъерошенных людей, склоненных над картой, залитой ярким светом электрической лампы с абажуром»186. Карта взялась не случайно: все внимание приковывало движение воинских эшелонов, вызванных Временным правительством. ВРК обратился к Советам в пригородах Петрограда и к железнодорожным служащим с призывом задерживать поезда, ко всем армейским организациям - об аресте Керенского.
Молотов опишет бдения в ВРК: «Военно-революционный комитет, руководивший восстанием в Петрограде, был чисто боевой организацией. Ему приходилось наводить порядок, подавляя нападение врагов в городе, вести всестороннюю и неутомимую военную оборону, укрепляя революционные позиции в окрестностях Петрограда от наступающих белогвар-
дейцев, разрушать старые и строить новые органы власти, организуя и вдохновляя развертывание пролетарской революции по всей стране.
В его работе одно из первых мест занимал военный штаб. Опираясь на сравнительно небольшие отряды рабочей Красной гвардии и на некоторые воинские части, он руководил непосредственной обороной Петрограда. Установление революционного порядка в городе требовало огромного напряжения, быстроты действий и решительности. И эту труднейшую в то время задачу Военно-революционный комитет в течение первых недель Октябрьского восстания выполнял с большим успехом.
За эти недели была проведена сложная и большая работа по овладению государственными учреждениями, как известно, не сразу переходившими в наши руки. Рядом с этой военноадминистративной работой Военно-революционный комитет развернул громадную политическую и революционно-просветительную работу. Это последнее дело приобретало исключительно важное значение в связи с развертыванием Петроградского восстания во всероссийское Октябрьское восстание. В Военно-революционный комитет приходило бесчисленное количество делегаций из армий, от рабочих, от служащих, от различных политических партий, общественных групп и учреждений, от иностранных миссий и т. п. ...Если можно сказать, что уже с первых дней созидательная работа перешла в организовавшийся Совет Народных Комиссаров, то организатором восстания во всей России был и оставался Военно-революционный комитет»187.
26 октября (8 ноября) ВРК разослал, куда только мог придумать, сотни комиссаров; объявил о переходе городской милиции в ведение Совета; приказал открыть магазины под угрозой мер революционной законности; заявил свои претензии на владение всеми пустующими помещениями в городе; отменил смертную казнь на фронте; призвал железнодорожников не задерживать доставку продовольствия; организовал охрану продовольственных складов.
ВРК организовывал «триумфальное» (и не очень) шествие большевистской власти по стране, действуя в основном через дружественные советы и армейские ячейки. Наряду с мерами, позволявшими удержать или расширить свою власть, большевики сразу же прибегли к шагам репрессивного характера, которые заставили вздрогнуть и насторожиться нейтрально настроенную или колеблющуюся публику. Была прикрыта вся столичная несоциалистическая пресса: «Речь», «Новое время», «Вечернее время», «День», «Народная правда», «Биржевые ведомости». По городу шли многочисленные аресты. Большинство тогдашних распоряжений ВРК подписаны либо безымянными «Председателем и секретарем», либо «ВРК». Когда имя появлялось, то председателем оказывались Лазомир, Подвойский, Свердлов, Скрыпник. За секретаря нередко подписывался Молотов. Очевидно, что он имел отношение к закрытию газет, конфискации типографий188, реализуя задачи агитотдела ВРК.
26 октября в ЦК решали вопрос о составе правительства. Пригласили лидеров левых эсеров, но те твердо стояли за образование «единого демократического правительства» с участием эсеров и меньшевиков. С ними солидаризировались и отдельные руководители большевиков, поведение которых вызывало у Молотова возмущение: «Но и в дни Октябрьского переворота в партии нашлись видные деятели, которые отвергали путь социалистической революции. К их числу относились не только такие, как Зиновьев и Каменев, открыто стремившиеся помешать Октябрьскому восстанию, но - как показали первые же дни после переворота и создания советского правительства во главе с В. И. Лениным - такие как Рыков, Милютин и др., требовавшие во имя “единства социалистических партий”, чтобы советское правительство было организовано совместно с меньшевиками и эсерами и даже на паритетных началах, т. е. с предоставлением большевикам половины мест, хотя эти партии после Февральской революции с начала и до конца оставались непримиримыми противниками захвата власти»189.
Вплоть до возобновления заседания съезда в 20.40 Ленин безуспешно уговаривал левых эсеров войти в правительство. Что же, правительство будет чисто большевистским. Следуют протесты бундовцев и меныневиков-интернационалистов по поводу узурпации власти. В ответ крики: «Как, вы еще здесь?!» Шли приветствия от полков и коллективов. Ленин докладывал воззвание, озаглавленное «Декретом о мире». Предлагалось всем воюющим державам немедленно начать переговоры для достижения «демократического мира» без аннексий и контрибуций, гарантирующего каждой нации право на самоопределение. «Долгие овации сменились пением “Интернационала”... И снова рукоплескали, кричали, бросали шапки»190.
На очереди вопрос о земле. Снова докладывает Ленин. Декрет о земле не размножен, не роздан - присутствующие воспринимают его на слух. Делегаты слышат самое главное: «Помещичья собственность на землю отменяется немедленно без всякого выкупа»191. Но не сразу понимают, что Ленин, отказавшись от программного требования РСДРП(б) о национализации всей земли, объявил ее «социализацию», то есть передачу в пользование общины. Это - эсеровская платформа. Молотов считал такой поворот Ленина одной из вершин его тактической мудрости: «В основу этого декрета был положен “Крестьянский наказ о земле”, составленный за два месяца до этого эсерами на основании 242 местных крестьянских наказов... Вплоть до окончательного решения вопроса о земле Учредительным собранием вся земля, включая и помещичью землю и земли царской семьи, передавалась в распоряжение местных, фактически крестьянских организаций, избранных демократическим путем. В итоге получилось, что разработанная эсерами программа - наказ крестьян - сослужила замечательную службу в пользу социалистической революции, а эсеры остались и без программы, и без крестьян, отхлынувших от эсеров, ничего не сделавших для осуществления крестьянского наказа»192. Поддержанный почти единогласно Декрет о земле стал мощнейшим орудием переворота, с помощью которого большевикам еще только предстояло завоевать страну.
В 2.30 утра 27 октября (9 ноября) Каменев зачитал Декрет об образовании правительства. Залу были известны и вызвали аплодисменты только три кандидатуры - Ленина, Троцкого, а также Луначарского, получившего портфель наркома народного просвещения. Не звучат фамилии Каменева, которого планируют на руководство ЦИКа, и Зиновьева, намеченного главным редактором партийного органа. Раздаются голоса против чисто большевистского состава правительства. «Коалиция с Данами и Либерами не усилила бы революцию, а погубила бы ее»193, - уверяет Троцкий. Все члены первого советского правительства ранее сидели по тюрьмам. Никто из них никогда не был на руководящих должностях и ни разу не заходил в министерства, которые предстояло возглавить.
Заключительным аккордом съезда было избрание нового ЦИКа. Среди полного беспорядка в стремительно пустеющем зале оглашается список незнакомых имен. Из 101 члена -62 большевика, 29 левых эсеров, 6 новожизнецев. Совнарком был объявлен подотчетным ЦИКу, который обладал правом вето на законодательные акты и правительственные назначения. Около пяти утра съезд завершился. Немногие оставшиеся огласили зал нестройными звуками «Интернационала» и устало потянулись к выходу. История была сделана.
За весь съезд Ленин и его коллеги ни разу не упомянули о марксизме или диктатуре пролетариата. Все принятые декреты считались временными и подлежали утверждению Учредительным собранием. Уже на первом своем заседании СНК подтвердил, что его выборы пройдут в назначенный срок -12 ноября. Большевики, по существу, сделали лишь заявку на власть, которую нужно было подтвердить. Исход первого раунда борьбы был решен в последующую неделю - на улицах Петрограда, под Царским Селом, в Москве и крупнейших губернских центрах.
29 ноября Молотов отчитывался в Петербургском комитете РСДРП(б) о своей деятельности в ВРК:
- Революционный комитет был организован до революции, дела его очень разнообразны - назначение комиссаров и т. д. Отделы только теперь организуются, положение очень неясно; поэтому Революционный комитет должен передать практическую работу в Совет Народных Комиссаров, а другую часть - в руки комитетов, которые теперь создаются. Произведены смещения в штабе, и теперь есть надежда, что борьба будет успешна. Несколько прямых проводов у нас есть, Харьков в руках Совета, Екатеринослав - тоже, Москва - неопределенно194.
В тот день Краснов взял Царское Село. В Первопрестольной войска, собранные Московским комитетом спасения и штабом округа под началом полковника Рябцева и городского головы Руднева, заняли Кремль. В Петрограде тоже началось восстание, которым от имени Комитета спасения руководил полковник Полковников, превративший в свой штаб инженерное училище. Подавление возглавил комендант Петропавловской крепости Благонравов, который с командой пулеметчиков, броневиков и пехоты отбил Михайловский манеж, почту, телеграф и телефон, заставлял капитулировать одно училище за другим. Комитет спасения пытался отсидеться в городской думе, но к ночи большевистские войска ворвались в Думу и выкинули оттуда всех. 30 октября немногочисленные войска, которые вел Керенский, были отброшены вблизи Пулковской обсерватории. В Москве большевистские силы тоже перешли в наступление, очистив Кремль под угрозой артиллерийского обстрела.
«Триумфальное шествие советской власти» осуществлялось по-разному. Где-то большевики, объединившись с эсерами и меньшевиками, провозглашали власть местного совета. Где-то брали ее сами. В каких-то городах проправительственные силы оказывали сопротивление, в каких-то - провозглашали нейтралитет. К началу ноября большевики все еще не контролировали национальные окраины, Юг, где властвовал атаман Каледин, сельскую местность. Но в их руках оказались обе столицы и все города Великороссии. Каким образом большевики так стремительно смогли завоевать власть?
Молотов, рассуждая об этом, выделял в первую голову организацию, тактику и вождя. «Нельзя не считаться с тем, что наша партия добилась октябрьской победы главным образом благодаря тому, что гибкость ее тактики опиралась на предшествующую основательную подготовку к немирным путям революции: боевые дружины вооруженных рабочих; нелегальные партийные организации, которым принадлежала руководящая роль; нелегальная большевистская печать, включая издание руководящих органов печати за рубежом; нелегальные большевистские организации в армии и в военно-морском флоте и др. ...Победа Октября стала возможной прежде всего благодаря тому, что партия имела правильный, ясный и твердый политический курс, кратко выраженный в большевистском лозунге “За хлеб, мир и свободу! ”, открывавший рабочему классу и широким массам крестьянства всех наций и народностей нашей страны путь к действительному улучшению жизни, дававший народу возможность положить конец ненавистной империалистической войне. Борясь с имевшимися политическими колебаниями и указывая на огромный рост революционной сознательности трудящихся, Ленин страстно доказывал, что 240 тысяч членов нашей партии удержат государственную власть в стране с населением в 150 миллионов человек, так как огромное большинство рабочих и большинство всего народа все более убеждалось в правоте политики партии, и что только принятый партией курс на восстание спасет страну от катастрофы и порабощения империализмом»195.
В этом фрагменте Молотов ничего не говорит о роли Ленина, которого на самом деле он называл главной движущей силой октябрьского переворота. И нередко 7 ноября наизусть декламировал отрывки поэмы Пастернака «Высокая болезнь»:
Столетий завистью завистлив,
Ревнив их ревностью одной,
Он управлял теченьем мыслей И только потому - страной.
Тогда, его увидев въяве,
Я думал, думал без конца Об авторстве его и праве Дерзать от первого лица.
Из ряда многих поколений Выходит кто-нибудь вперед.
Предвестьем льгот приходит гений И гнетом мстит за свой уход196.
Мы знаем, что только Советы могут править.
Вячеслав Молотов