— Нет, — сказала Антуанетта, — я на него достаточно насмотрелась. Не нужен он здесь! Пусть уходит!
Он провел бы еще одну ночь под открытым небом. Он уже привык к этому за то время, когда у него не было своего дома.
— Если я уйду, — прошептал Кристоф, — легавые точно меня схватят.
— Беги быстрее их! Это твоя забота, ты ни на что не годишься! — злобно выкрикнула Антуанетта.
Кристоф пожал плечами. Он правда ни на что не годился. Когда ему исполнилось четырнадцать, он захотел научиться какому-нибудь ремеслу. Он знал в городе одного ремесленника, бравшего учеников, и подписал с ним договор. Это был гончар.
Кристоф был настойчив: принес к себе глину и стал работать по вечерам в одиночку, постепенно самостоятельно открывал секреты ремесла, которым его не учили. Он приобрел некоторую уверенность. Наконец однажды, поняв, что в основном овладел своей профессией, он создал вазу с двумя ручками. Это была нелегкая задача. Но, несмотря на спешку, Кристоф добился великолепного результата. Он надел рубашку, тщательно причесался и понес свое изделие хозяину. Надеясь на благоприятное впечатление, произведенное его работой, он хотел попросить перевести его из учеников в рабочие.
Хозяин не принял его, но ответил, что сокращает число работников и продлевает срок ученичества. Тогда Кристоф поджег его мастерскую.
Проведя год в исправительной школе в Аяччо, он вернулся в деревню. Работы для него не нашлось, да он и не искал ее, и стал шататься повсюду с Франческо, своим приемным отцом, темной личностью. Тот помог ему окончательно превратиться в проходимца. Он стал ходить к Антуанетте.
Антуанетта была совершенно не похожа на Кристофа. Он был блондин, она — брюнетка. Она была хорошенькой и знала это: длинные ресницы, маленькое ироническое личико, очень стройная, с тонюсенькой талией. Но была еще и жестокой, злой и скрытной. Она была лгуньей, обманывавшей парней, и не любила работать. Она первой в кантоне получила аттестат о среднем образовании и могла бы продолжать учебу, чтобы стать учительницей, но она ничего не хотела делать, была неблагодарной, оскорбляла тех, кто хотел ей помочь. Сын Моржево, вслед за отцом, хотел заняться ею, но она не проявила благодарности, которую они вправе были ожидать от девушки ее лет и положения. Ей все было неинтересно.
Очень скоро Кристоф понял, что влюбился в нее.
— Ну, и что ты ждешь? — спросила Антуанетта, зевая без стеснения.
Тихий стук в дверь заставил вздрогнуть всех троих.
— Кто там?
— Виолетта.
— Что случилось?
— Я из-за Кристофа. Что с ним? Он здесь?
— Нет, его здесь нет, — крикнула Антуанетта, мгновенно вскочила, притянула к себе Кристофа и, толкнув его на кровать, накрыла одеялом. Потом открыла дверь.
Вошла Виолетта. Куда бы она ни приходила, она сразу же оказывалась в центре всеобщего внимания. Ее можно было презирать, но она покоряла, и мужчины против воли поддавались ее чарам и начинали желать ее. Ее богатый опыт с лихвой восполнял неверное очарование невинности. В общем, она была обыкновенной женщиной, умевшей вовремя смеяться, кричать или плакать. И она чувствовала это.
— Так что Кристоф? — спросила Пажи, лежавшая, съежившись, на краю кровати.
Она не решалась двигаться, боясь пошевелить красное одеяло.
— Он натворил глупостей, — заявила Виолетта. — Я хотела вас предупредить, потому что он все равно припрется сюда. Он свел счеты со старой Клеманс. Больше она не будет надоедать беднякам.
— Это сделал Кристоф?
— Да. Люди видели, как он убегал. Во всяком случае я вас предупредила. Мэр и так делает все, чтобы вышвырнуть нас отсюда вместе с кибитками. Не стоит наживать себе новые неприятности с этим парнем… Понятно?
Виолетта вышла. Антуанетта закрыла за ней дверь.
На краю обсаженной акациями тропинки вырисовывались в молочном свете луны два четких силуэта. Жандармы. В форме. Вооруженные до зубов…
Неожиданно Кристоф откинул одеяло.
— Мне уйти?
— Тебе кто разрешил двигаться?
— Теперь ты хочешь, чтоб он остался? — спросила Пажи. — Но это невозможно! Что мы будем делать, если за ним явятся легавые?
— Замолчи! — буркнула Антуанетта.
Виолетта резко поднялась, чтобы отодвинуть клетчатую занавеску, закрывавшую окно. Ночь стала почти совсем черной из-за того, что облака закрыли тонкий серпик месяца.
Виолетта великолепно знала здесь каждую тропинку, каждый камешек и каждый прутик. Вон ту ветку шевельнул не ветер, а вот та сосна обычно не отбрасывала такую густую тень. У Виолетты был острый ум.
Она разбудила своего очередного любовника.
— Франческо!
— Заткнись! — ответил мужчина, правда, беззлобно.
— Франческо, легавые.
Мужчина вздрогнул и одним прыжком вскочил на ноги.
— Что ты сказала?
— Смотри!
Откинув покрывало, бывшее когда-то оранжево-зеленым, но давно уже ставшее серым, он по привычке нащупал одежду и сандалии. Одетый, он не чувствовал себя таким беспомощным перед лицом опасности.
Теперь из окна высунулся Франческо.
— Целая армия…
— Это не за тобой, а за Кристофом.
— Что он натворил?