Вокруг было тихо, мирно. На западе по еще темному небосклону метались зарницы. В воздухе та свежесть, что бывает только ранним летним утром, пока не взошло солнце и на тебя не обрушилась жара. Справа на улице еще горели фонари — яркие, неподвижные в полнейшем безветрии. Чудесное утро, подумал я, в такое утро просто не может случиться ничего худого.
There were no cars on the road. There were just the two of us, the trucker and myself, and his truck in the ditch, squashing down my car. He came down the road toward me.
He came up to me and stopped, peering at me, his arms hanging at his side. “What the hell is going on?” he asked. “What did we run into?”
На шоссе по-прежнему было пусто — только я да водитель грузовика, его машина наполовину сползла в канаву, придавив мою. Он направился ко мне.
Подошел, остановился, свесив руки, поглядел на меня круглыми глазами.
— Что за чертовщина? — сказал он. — На что это мы напоролись?
“I don't know,” I said.
“I'm sorry about your car,” he told me. “I'll report it to the company. They'll take care of it.”
— Понятия не имею, — ответил я.
— Вашей машине досталось, уж не взыщите, — продолжал он. — Я доложу, как было дело. Убытки вам возвестят.
He stood, not moving, acting as if he might never move again. “Just like running into nothing,” he declared. “There's nothing there.”
Then slow anger flared in him.
“By God,” he said, “I'm going to find out...”
Он стоял передо мной, точно в землю врос и никогда уже не сдвинется.
— Надо же — споткнуться о пустое место! Тут же ничего нет! — сказал он.
В нем разгоралась злость. — Нет, черт подери, сейчас я докопаюсь, что там такое!
He turned abruptly and went stalking up the highway, heading toward whatever we had hit. I followed along behind him.
He was grunting like an angry hog.
Он круто повернулся и зашагал туда, где мы налетели на невидимое препятствие. Я пошел за ним. Он глухо ворчал, точно разъяренный кабан.
He went straight up the middle of the road and he hit the barrier, but by this time he was roaring mad and he wasn't going to let it stop him, so he kept ploughing into it and he got a good deal farther than I had expected that he would. But finally it stopped him and he stood there for a moment, with his body braced ridiculously against a nothingness, leaning into it, and with his legs driving like well-oiled pistons in an attempt to drive himself ahead. In the stillness of the morning I could hear his shoes chuffing on the pavement.
Шагая по самой середине шоссе, он наткнулся на ту же невидимую преграду, но теперь он уже себя не помнил от бешенства и не собирался отступать — он все рвался вперед, я никак не ждал, что он пройдет так далеко. Но в конце концов непонятная помеха все-таки остановила его, и секунду он стоял, нелепо наклонясь, упираясь всем телом в пустоту, и упрямо переступал ногами: как будто работали хорошо смазанные рычаги, тщетно силясь сдвинуть его еще хоть на шаг вперед. В утренней тишине громко шаркали по асфальту тяжелые башмаки.
Then the barrier let him have it. It snapped him back. It was as if a sudden wind had struck him and was blowing him down the road, tumbling as he rolled. He finally ended up jammed half underneath the front end of the cab.
I ran over and grabbed him by the ankles and pulled him out and stood him on his feet. He was bleeding a little from where he'd rubbed along the pavement and his clothes were torn and dirty. But he wasn't angry any more; he was just plain scared. He was looking down the road as if he'd seen a ghost and he still was shaking.
А потом загадочный барьер задал ему жару. Его отшвырнуло прочь — будто внезапным порывом ветра свалило с ног, и он покатился кувырком по шоссе. Наконец он влетел под задранный в небо нос своего же грузовика и там застрял.
Я подбежал к нему, выволок за ноги из-под машины и помог подняться. Он был весь в кровоточащих ссадинах — ободрало асфальтом, — одежда разорвана и перепачкана. Но злость как рукой сняло — теперь он попросту перепугался. Он с ужасом глядел на дорогу, будто ему там явилось привидение, и его била дрожь.
“But there's nothing there,” he said.
“There'll be other cars,” I said, “and you are across the road. Hadn't we ought to put out some flares or flags or something?”
That seemed to snap him out of it.
“Flags,” he said.
— Там же ничего нет! — сказал он.
— Скоро день, пойдут машины, а ваша торчит на самом ходу, — сказал я. — Может, выставим сигналы, фонари, что ли, или флажки?
Тут он словно опомнился.
— Флажки?
He climbed into the cab and got out some flags.
I walked down the road with him while he set them out.
He put the last one down and squatted down beside it. He took out a handkerchief and began dabbing at his face.
Залез в свою кабину, вытащил сигнальные флажки и пошел расставлять их поперек шоссе. Я шагал рядом.
Установив последний флажок, он присел на корточки, вытащил платок и стал утирать лицо.
“Where can I get a phone?” he asked. “We'll have to get some help.”
“Someone has to figure out a way to clear the barrier off the road,” I said. “In a little while there'll be a lot of traffic. It'll be piled up for miles.”
— Где тут телефон? — спросил он. — Надо вызвать подмогу.
— Кто-нибудь должен сообразить как снять этот барьер, — сказал я. — Скоро здесь набьется полно машин. Такая будет пробка — на несколько миль.
He dabbed at his face some more. There was a lot of dust and grease. And a little blood.
“A phone?” he asked.