“You mean you had mental contact with people of our Earth?
Perhaps for a good long time?”
— Так пошло с тех пор, как вы обучили Джералда Шервуда делать телефоны?
— Телефоны позволяют нам непосредственно общаться с жителями вашей Земли, — был ответ. — До этого мы могли только перехватывать мысли.
— Так вы и раньше понимали людей? Может, вы уже давным-давно читаете наши мысли?
“Oh, yes,” they said, most cheerfully. “With very many people, for many, many years. But the sad part of it was that it was a one-way business. We had contact with them, but by and large, they had none with us. Most of them were not aware of us at all and others, who were more sensitive, were aware of us only in a vague and fumbling way.”
“But you picked those minds.”
— Да-да! — весело откликнулись Цветы. — Мы понимали очень многих людей и уже много, много лет назад. Но беда в том, что это были отношения односторонние. Мы слышали и понимали людей, а они нас — нет. Большинство даже и не подозревало о нашем существовании, а более чуткие кое-что воспринимали, но только очень смутно и сбивчиво.
— Однако вы подслушивали их мысли.
“Of course we did,” they said. “But we had to content ourselves with what was in the minds. We could not manage to direct them to specific areas of interest.”
“You tried nudging them, of course.”
“There were some we nudged with fair success. There were others we could nudge, but they moved in wrong directions.
And there were many, most of them perhaps, who stubbornly remained unaware of us, no matter what we did. It was discouraging.
— Да, конечно. Но нам приходилось довольствоваться тем, что они думали сами. Мы не могли направлять их мысли, пробуждать у них те или иные интересы.
— Уж конечно, вы старались их подтолкнуть в ту сторону, куда вам требовалось.
— Да, подталкивали, и с некоторыми получалось очень удачно. Другие почему-то двигались совсем не туда, куда надо. И многие, очень многие упорно оставались глухи, все наши старания пропадали понапрасну. Это было очень печально.
“You contact these minds through certain thin spots, I suppose. You could not have done it through the normal boundaries.”
“No, we had to make maximum usage of the thin spots that we found.”
“It was, I gather, somewhat unsatisfactory.”
— Как я понимаю, вы проникали в сознание этих людей через те самые просветы, где время не очень плотное. Обычные границы вы бы не преодолели.
— Да, приходилось наилучшим способом использовать каждый просвет, какой удавалось найти.
— Очевидно, этого вам было недостаточно.
“You are perceptive, sir. We were getting nowhere.”
“Then you made a breakthrough.”
“We are not quite sure we understand.”
— У вас очень тонкое восприятие. Мы ничего не могли достичь.
— И тогда вы пошли на прорыв.
— Мы не совсем понимаем.
“You tried a new approach. You concentrated on actually sending something physical through the boundary. A handful of seeds, perhaps.”
“You are right, of course. You follow us so closely and you understand so well. But even that would have failed if it had not been for your father. Only a very few of the seeds germinated and the resultant plants would have died out eventually if he'd not found them and taken care of them. You must understand that is why we want you to act as our emissary...”
— Вы попробовали взяться за дело с другого конца. Задались целью переправить через границу не мысль, а какой-нибудь предмет. Скажем, горсть семян.
— Да, разумеется. Вы прекрасно все улавливаете и очень верно нас понимаете. Но если бы не ваш отец, нас и тогда постигла бы неудача. Проросло всего лишь несколько семян, и побеги в конце концов неминуемо погибли бы, но ваш отец их нашел и позаботился о них. Поэтому мы и избрали вас посредником...
“Now, just a minute there,” I told them. “Before we get into that, there are a few more points I want cleared up. The barrier, for instance, that you've thrown around Millville.”
— Нет, обождите, — сказал я. — Сперва я хочу еще кое-что выяснить. Вот хотя бы насчет барьера — чем вы огородили Милвилл?
“The barrier,” said the Flowers, “is a rather simple thing. It is a time bubble we managed to project outward from the thin spot in the boundary that separates our worlds. That one slight area of space it occupies is out of phase both with Millville and with the rest of your Earth. The smallest imaginable fraction of a second in the past, running that fraction of a second of time behind the time of Earth. So slight a fraction of a second, perhaps, that it would be difficult, we should imagine, for the most sophisticated of your instruments to take a measurement. A very little thing and yet, we imagine you'll agree, it is quite effective.”
“Yes,” I said, “effective.”
— Это не так сложно, — сказали Цветы. — Этот барьер — капсула времени, нам удалось выбросить ее через неплотное место в границе, разделяющей наши миры. Тонкий слой пространства, который образует капсулу, находится в ином времени, чем Милвилл и чем вся ваша Земля, в вашем прошлом. Тут разница в невообразимо малую долю секунды, на эту малую долю время капсулы отстает от земного. Доля эта столь ничтожно мала, что едва ли даже точнейшие ваши приборы могли бы ее измерить. Самая малость — и, однако, согласитесь, отлично действует.
— Да, — сказал я, — действует.
And, of course, it would be—by the very nature of it, it would be strong beyond imagination. For it would represent the past, a filmy soap bubble of the past encapsulating Millville, so slight a thing that it did not interfere with either sight or sound, and yet was something no human could hope to penetrate.
“But sticks and stones,” I said. “And raindrops...”
Еще бы, иначе и не может быть — по самой природе своей барьер неодолим, ничего прочнее и вообразить нельзя. Ибо он принадлежит прошлому; прошлое обволакивает Милвилл тонкой, как мыльный пузырь, пленкой, она так тонка, что сквозь нее можно видеть и слышать, и, однако, человеку сквозь нее не прорваться.
— Но палки... — сказал я. — И камни... И дождь...
“Only life,” they said. “Life at a certain level of sentience, of awareness of its surroundings, of feeling—how do you say it?”
“You've said it well enough,” I told them. “And the inanimate...”