— Да, — повторяет она.
— А до того, как уйти, он часто был рядом?
Долгое время она молчит.
— В его понимании таким был брак. Ты была дома, когда это было удобно для него, но он никогда не был там для тебя.
— Прекрати.
Я хватаю её за запястье и сжимаю.
— Почему он не вернулся, когда Добсон сбежал из тюрьмы?
— Он сказал, что они поймают его. Сказал ждать и довериться полиции.
— Именно. Он должен был защищать тебя. Это его работа. Он должен был сесть на самолет, как только узнал об этом.
— Это несправедливо, — отвечает она, покачивая головой. — Он знает, что я сильная. И могу позаботиться о себе.
Я почти рычу от отвращения. Это грустно.
— Послушай меня, — говорю я, поворачивая её лицо ко мне, — я понимаю, что ты не знаешь этого, потому что твой отец был бесполезным дерьмом и никогда не показывал, что за тебя нужно бороться. Но ты достойна лучшего, и любой мужчина в твоей жизни должен бросить всё, чтобы защитить тебя. Не нужно показывать свою силу, потому что тогда никто не останется с тобой. Твой отец не смог объяснить тебе этого. Ной не смог. Я не повторю их ошибок.
Целую её в лоб, а по её щеке катится одинокая слеза.
— Раунд за раундом мы движемся, Оливия. Это касается тебя и меня, а не тебя и Ноя. Всего несколько недель. Проведи время со мной. Никаких решений, пока не найдешь справедливого.
— Справедливое решение — то, когда делаешь все правильно…
Я перебиваю её.
— Для тебя. Да, то, что правильно для тебя. Дай мне время, чтобы я показал тебе.
Она открывает рот, чтобы снова стрельнуть в меня ядом.
— Шшш, — продолжаю я. — Собери вещи на одну ночь. Я хочу отвезти тебя в одно местечко.
— Я не могу просто взять и уехать с тобой! У меня есть работа!
— Я знаю, что ты взяла отгул. Берни мне сказала.
Оливия выглядит ошеломленной.
— Берни? Когда ты успел поговорить с ней?
— Я наткнулся на неё в магазине. Она волновалась за тебя.
Её рот открывается. Она качает головой, словно сама идея о том, что кто-то может волноваться за неё, кажется нелепой.
— Я в порядке, — строго говорит она.
Я беру её за запястье и притягиваю в свои объятья, целуя в макушку.
— Нет. Я твоя вторая половинка. И единственный, кто знает, как исцелить тебя.
Она отталкивает меня, и когда я вместо того, чтобы отстраниться, остаюсь на месте, она зарывается лицом мне в грудь, словно хочет похоронить себя во мне. Я обнимаю её, стараясь не смеяться.
— Да ладно тебе, Герцогиня, поехали. Это что-то вроде путешествия с палатками.
— Да, так и будет, — бубнит она. — За исключением того, что ты не будешь лгать о своей амнезии, а я не буду притворяться, будто не знаю тебя, и твоя рыжая стервозная подружка не будет разносить мою квартиру, когда мы уедем.
Я обнимаю её ещё крепче. Меня тошнит от мысли, что Лия так сделала. Она творила по-настоящему безумные вещи, чтобы разлучить нас с Оливией. Почти такие же безумные, какие творил я, чтобы быть с ней. Я морщусь и беру её за плечи, чтобы посмотреть в глаза.
— Ну, так что ты скажешь? Согласна?
— Как долго нас не будет?
Я раздумываю.
— Четыре дня.
Она качает головой.
— Два.
— Три, — подсчитываю я. — Один день мы тратим на дорогу.
Она кивает и смотрит на меня.
— Мы же не пойдем в поход? Потому что каждый раз, когда мы туда собираемся, у нас случается эмоциональный кризис, а я не уверена, что смогу вынести…
Я прикрываю ей рот рукой.
— Никаких походов. Возьми с собой что-нибудь нарядное. Я заберу тебя завтра в восемь утра.
— Хорошо, — она пытается сделать вид, что ей все равно, но я точно знаю, что она взволнована.