— Мы можем поговорить? — спрашивает он.
Я оглядываюсь и киваю.
— На углу есть бар. Если, конечно, ты не хочешь посидеть у меня дома.
Он качает головой.
— Бар подойдет.
— Дай мне десять минут. Встретимся там.
Он кивает и уходит, не говоря ни слова. А я поднимаюсь к себе и звоню Оливии.
— Ной в городе, — говорю я, как только она берет трубку. — Ты знала?
Следует долгая пауза, прежде чем она произносит:
— Ага.
— Он приходил к тебе?
Чувствую, как в плечах нарастает напряжение и переходит на руки. И сильнее сжимаю телефон, пока жду ответа.
— Да, — снова говорит она.
— Это все? Все, что ты скажешь?
Я слышу, как она передвигает вещи рядом с собой. Интересно, она сегодня в суде.
— Он приходил встретиться с тобой? — шепчет она. Я слышу стук её каблуков.
Черт. Она в суде, а я вываливаю все это на неё.
— Все хорошо. Я позвоню тебе позже, хорошо?
— Калеб… — начинает она.
Я перебиваю её.
— Сосредоточься на том, чем сейчас занимаешься. Мы поговорим вечером.
— Хорошо.
Я первым кладу трубку и опускаю голову. Иду по заполненному тротуару, едва различая что-то перед собой. Мой разум ухватился за её голос, или, может, её голос уцепился за мой разум. Я все ещё слышу его. И знаю — что-то случилось. Я не уверен, что смогу справиться со всем этим. Эстелла стоит на первом месте, но не думаю, что смогу сделать это без Оливии. Она нужна мне.
Ной сидит за маленьким столиком в задней части бара. Это первоклассное заведение, как и все в этом районе, и за его услуги приходится дорого платить. В этот час в баре кроме него лишь два посетителя: старик и молодой парень. Я прохожу мимо них. Мои глаза приспосабливаются с тусклому освещению. Когда я отодвигаю стул и сажусь, бармен направляется ко мне. Но я отмахиваюсь от него, прежде чем он успевает к нам подойти. Ной пьет нечто похожее на скотч, но моим единственным интересом остается полный контроль над разумом.
Я жду, когда он начнет говорить. Мне, на самом деле, нечего ему сказать.
— Я говорил тебе держаться от неё подальше, — произносит он.
Я облизываю губы, наблюдая за этим бедным сукиным сыном. Он напуган. Это видно во всем.
— Это было до того, как ты оставил свою жену в одиночку разбираться с преследователем.
Он разминает шею, прежде чем поднять взгляд.
— Сейчас я здесь.
Мне хочется рассмеяться. Сейчас он здесь. Словно это нормально — быть женатым и появляться, когда самому захочется.
— Но не для неё. Этого ты об Оливии не знаешь. Ей не нужно, чтобы кто-то о ней заботился. Она сильная. Но если ты этого не делаешь, она двигается дальше. Она двинулась дальше. Ты облажался.
Глаза Ноя вспыхивают.
— Не говори со мной о моей жене.
— Почему нет? Потому что знаю её лучше? Потому что, когда ты уехал в свою чертову поездку, а ей нужна была помощь, она позвонила мне?
Мы одновременно встаем. Бармен видит переполох и ударяет кулаком о стойку. Бутылки вокруг него гремят.
— Эй! Сядьте или выметайтесь отсюда, — говорит он. Этот парень просто огромный, поэтому мы садимся.
Мы успокаиваемся, или думаем, что успокаиваемся, или что там мужчины делают, когда готовы выбить всё дерьмо друг из друга. Я уже собираюсь уходить, когда Ной наконец-то произносит.
— Однажды я был влюблен в девушку так же, как и ты в Оливию, — признается он.
— Запомни, где остановился, — перебиваю я его. — Если ты был влюблен так же, как и я, тогда ты бы не был с Оливией. Ты был бы с этой девушкой.
Ной улыбается, но улыбка не касается глаз.
— Она умерла.
Чувствую себя мудаком.
— Почему ты рассказываешь мне это?