— Подумай о том, что ты делаешь, Калеб. Она больше не твоя. У нас обязательства друг перед другом, и, как ты сказал, я облажался. Мы должны работать над тем, что у нас есть, но без тебя, появляющегося каждые пять минут и вызывающего у нее ностальгию.
Ностальгию? Если бы он только знал. Нас с Оливией нельзя описать как ностальгию. В тот день, встретив её под деревом, я словно вдохнул её споры в свои легкие. Мы продолжаем возвращаться друг к другу. Расстояние между нашими телами с каждым годом увеличивается. Но эти споры дали корни и проросли. И плевать на расстояния и обстоятельства, Оливия — это что-то, растущее во мне.
Его высказывание о ностальгии сильно меня разозлило, я решаю играть низко.
— Итак, вы собираетесь завести ребенка…
Шок, отразившийся в его глазах, говорит о том, что я задел его за живое.
Я сжимаю телефон между пальцами, пока смотрю на него в ожидании ответа.
— Это не твое дело.
— Она мое дело. Нравится тебе это или нет. И я хочу ребенка от неё.
Не знаю, почему он не ударил меня. Я бы себя ударил. Ной — классный парень. Он проводит рукой по щетине, в которой много седых волосков, и допивает виски. На его лице нет никаких эмоций, поэтому не могу сказать, о чём он думает.
— У моей сестры был кистозный фиброз, — говорит он. — Я ходил с ней в группы поддержки. Там я встретил Мелису. У нее тоже была эта болезнь. Я влюбился в неё, а потом наблюдал, как она угасает. Она не дожила до 24 лет. Сестра ушла через 2 года. На моих глазах умерли две женщины, которых я любил. Не хочу приводить в мир ребенка, которому, возможно, передастся этот ген. Это не справедливо.
Я заказываю виски.
Пытаюсь избавиться от головной боли. Всё становится гораздо сложнее, чем минуту назад, и последнее, чего бы я хотел, — сочувствовать этому парню.
— Чего хочет Оливия? — не знаю, почему спрашиваю это у него, но могу думать лишь о том, как звучал её голос по телефону. Что она собирается мне сказать?
— Она хочет спасти то, что у нас есть, — отвечает он. — Прошлой ночью мы встретились, чтобы это обсудить.
За годы, проведенные с Оливией, я испытал так много видов боли. Худшая была тогда, когда я зашёл в номер отеля и увидел упаковку от презерватива. Это была ревность, разрывающая на части. Я подвел её. Пытался защитить, а она хотела саморазрушения, и я не мог её остановить, хотя любил её очень сильно. Сравниться с такой болью могла лишь та, когда я пришел в её квартиру и обнаружил, что она снова меня бросила.
То, что я ощущаю сейчас, возможно, гораздо хуже. Она уходит от меня, и у неё есть на это полное право. Нет ничего, чем я мог бы морально оправдать её побег ко мне от своего брака. Ной прав, но это не означает, что я собираюсь это принять.
За последние несколько месяцев мы узнали друг друга как взрослые, занимались любовью как взрослые, смотрели друг на друга как взрослые. И Оливия может отрицать это, пока её высокомерное лицо не посинеет, но мы взаимодействовали как взрослые. Как она может снова уйти от меня? Мы любили. Мы любим.
— Я должен поговорить с ней.
Я встаю, и он даже не пытается остановить меня. Они планировали это вместе? Что Ной придет и расскажет о её выборе? А я должен смириться? Очевидно, она забыла, что я готов на всё, лишь бы быть с ней. Бросаю «двадцатку» на стойку и ухожу.
За неделю до того, как мой ребенок вошел в этот мир, я получил звонок из офиса Оливии. Но не от неё. От её секретаря. Слава Богу, это была новая секретарша. Когда Оливия только пришла в фирму Берни, с ней работала другая, которая была больной на голову. Новенькую звали Нэнси, и она профессиональным тоном сообщила мне, что мисс Каспен попросила её сделать этот звонок. Три недели назад женщина по имени Анфиса Лисова связалась с Оливией, утверждая, что видела новость на CNN на русском языке. Она сказала, что является матерью девушки на фото рядом с Оливией, Джоанны Смит. Я чуть не выронил телефон.
Она хотела связать с девушкой, которая является её дочерью. Я упал в кресло и слушал рассказ Нэнси. Никто не знал, что Лию удочерили. Мы скрывали это от прессы и были осторожны, стараясь не допустить распространения информации. Это могло поставить под угрозу показания Лии, по крайней мере, так сказали юристы. Но мне казалось, это скорее поставило бы под угрозу психическое здоровье Лии. А больше ничего бы не изменилось. Кортни была овощем. Ее мать была алкоголичкой. Лия балансировала на грани здравого смысла. И она носила моего ребенка. Кем бы ни была эта женщина, я не мог подпустить её к своей жене.
— Она говорит, что отказалась от ребенка в шестнадцать, когда начала заниматься проституцией в Киеве.
Черт, черт, черт.
— Она летит в Америку, чтобы встретиться с Джоанной, — продолжила Нэнси. — Мисс Каспен пыталась её остановить, но та была настойчива. Она хотела, чтобы я позвонила и предупредила вас.
Черт. Почему она раньше об этом не рассказала?
— Всё в порядке. Подскажите, как я могу с ней связаться?
Нэнси назвала мне отель и номер рейса и прежде, чем положить трубку, пожелала мне удачи.
Сначала Анфиса должна была прилететь в Нью-Йорк, а на следующий день сесть на самолет до Майами. Не было сомнений в том, кто она такая. Кто ещё мог знать, что родная мать Лии в шестнадцать лет была киевской проституткой? Её родители уж точно никому об этом не говорили. Когда я попытался отправить письмо на электронный адрес Анфисы, который мне дала Нэнси, оказалось, что такого адреса не существует. Телефон также был недоступен. Я погуглил имя Анфисы, и поисковик выдал мне изображение прекрасной женщины с короткими рыжими волосами. В России она написала и издала три книги. Я ввел названия в переводчик, и узнал, что они означают: «Моя жизнь проститутки», «Младенец, пропитанный кровью», «В поисках Матери-России». За четыре года она не опубликовала ни одной книги. Я сразу же забронировал билет до Нью-Йорка. Моим планом было встретиться с этой женщиной, отправить её домой и вернуться назад к моменту рождения ребенка. У меня не было ни малейшего понятия, что она планировала получить от этой встречи, но тот факт, что семья Лии богата, не выходил у меня из головы. Ей нужна была новая история. Воссоединение с дочкой либо обогатило бы её, позволив взять творческий отпуск, либо же дало бы ей историю, которую она искала. Но Лия ни за что не захочет с ней встретиться, мать она ей или нет. И мне нужно, чтобы она сосредоточилась на собственном ребенке, а не на душевных переживаниях из-за матери. Я собирался позаботиться об этом. Предложить ей денег, если придется. Но потом родилась Эстелла.
Я сказал Лие, что отправляюсь в деловую поездку. Она расстроилась, но я уговорил её мать приехать на несколько дней, пока меня не будет. Мне не хотелось покидать Эстеллу, но какие ещё были варианты? Если я не остановлю эту женщину до посадки на самолет до Майами, то через несколько дней она постучится к нам в дверь.
Я собрал небольшую сумку, поцеловал на прощание жену и дочку и улетел в Нью-Йорк на встречу с Анфисой Лисовой — биологической матерью Лии. Я едва мог усидеть в самолете. В наш медовый месяц, через несколько дней после того, как Лия призналась, что её удочерили, я спросил, хотела ли она встретиться с родной матерью. Прежде чем последнее слово слетело с моих уст, она уже качала головой.
— Ни за что. Мне это не интересно.
— Почему нет? Разве тебе не любопытно?
— Она была проституткой. Мой отец — отвратительная свинья. Что в этом интересного? Посмотреть, похожа ли я на неё? Не хочу выглядеть как проститутка.
Все ясно…
Больше мы это не обсуждали. А теперь я здесь, чтобы со всем разобраться. Возможно, я слишком много выпил в самолете. Приземлившись, заселился в отель и поехал к ней. Она остановилась в Хилтоне, рядом с аэропортом. Нэнси не знала, в каком она номере. Я попросил администратора позвонить ей и сказать, что приехал её зять. Затем устроился в кресле холле рядом с камином и стал ждать. Она спустилась через десять минут. Я узнал её по фото, которое видел в сети. В жизни она выглядела старше: больше морщин у глаз и вокруг рта. Волосы крашеные, но не в рыжий цвет, а стрижка такая же короткая. Я всматривался в её лицо, ища схожие с Лией черты. Возможно, это игра воображения, но когда она заговорила, я заметил знакомую интонацию. Я встал, чтобы поприветствовать её, а она смотрела на меня совершенно спокойно. Мое внезапное появление не выбило её из колеи.
— Вы муж Джоанны? Так?
— Да, — ответил я, ожидая, когда она присядет. — Калеб.
— Калеб, — повторила она. — Я видела вас по телевизору. Во время суда. Откуда вы узнали, что я здесь? — у неё был сильный акцент, но её английский очень даже неплох. Она сидела прямо, не касаясь спинки кресла. И выглядела скорее как русский воин, чем как обычная русская проститутка.
— Зачем вы здесь? — спросил я.
Она улыбнулась.
— Нам стоит отвечать на вопросы друг друга, если мы хотим к чему-то прийти.
— Мне позвонили из офиса её адвоката, — сказал я, откидываясь в кресле.
— А, да. Мисс Оливия Каспен.
Боже. Её имя звучало красиво даже с русским акцентом.