А наверху больше некому следить.
Они дождались нового Праймейла. Но вместо того, чтобы возлечь с Избранными и внести вклад в селекционную программу Девы-Летописецы, он сделал беспрецедентный шаг, освободив их. Брат Черного Кинжала Фьюри разбил Целое, разрушил традицию, разорвал оковы, посредством чего Избранные, изолированные с самого рождения, обрели свободу. Не являясь более живым воплощением жестких устоев, они стали личностями, начали познавать себя и свои предпочтения, осторожно ступив в воды реального мира, искать и находить свою судьбу, осью которой являлись они сами, а не служение другому.
И сделав это, Праймейл запустил механизм, приведший к смерти бессмертного.
Дева-Летописеца перестала существовать.
Ее родной сын, Брат Черного Кинжала Вишес, искал ее в Святилище и обнаружил, что она ушла, а ее последние слова были написаны ветром и лишь для его глаз.
Она сказала, что нашла преемника.
Никто не знал, кто стал им.
Отклонившись назад, Лейла окинула взглядом свои белые одежды. Это была не священная форма, что она носила долгие годы. Нет, этот халат был куплен в месте под названием «Поттери Барн», Куин приобрел его на прошлой неделе. Учитывая сильные и морозные ветра, он хотел, чтобы мать его малышей всегда находилась в тепле и уюте.
Рука опустилась на живот, ставший плоским. Она долгие месяцы вынашивала свою дочь Лирик и сына Рэмпэйджа, и сейчас пустота в чреве казалось одновременно странной и, тем не менее, привычной…
Сквозь закрытую дверь до нее донеслись тихие мужские голоса.
Она пришла сюда из спальни, чтобы воспользоваться удобствами.
Она осталась здесь после того, как вымыла руки.
Куин и Блэй по своему обыкновению были с малышами. Держали их. Ворковали с ними.
Каждый вечер ей приходилось наблюдать чужую любовь, не между ними и малышами… любовь двух мужчин. Воистину, между воинами установилась яркая, резонирующая связь, и хотя это были прекрасные чувства, но от их блеска Лейла лишь острее ощущала холодную пустоту своего существования.
Смахнув слезу, Лейла приказала себе взять себя в руки. Она не могла вернуться в спальню с покрасневшими глазами и носом, румянцем на щеках. Сейчас их семье из пятерых человек полагалось купаться в радости и счастье, ведь малыши пережили экстренные роды, она тоже справилась, и им положено чувствовать облегчение от того, что все живы и здоровы.
Самое время жить счастливой жизнью.
Но вместо этого она как печальная вода в невидимом стакане, отчаянно желавшая выбраться наружу.
Но в этот раз она своими руками возвела клетку вокруг себя, генетическая лотерея не виновата в ее бедах.
Определение к слову «измена» согласно словарю — акт предательства кого-то или чего-то…
Послышался тихий стук в дверь.
— Лейла?
Она шмыгнула носом и включила кран.
— Да-да?
— У тебя все хорошо? — спросил Блэй в свойственной ему тихой манере.
— О, ну разумеется. Я решила уделить немного внимания уходу за лицом. Уже выхожу.
Она встала и, склонившись, сполоснула лицо. Потом протерла бумажным полотенцем лоб и подбородок, чтобы покраснение распределилось равномерно по ее коже. Затянув пояс халата, она расправила плечи и направилась к двери, молясь, чтобы ей удалось сохранить маску достаточно долго, чтобы успеть выпроводить их на Последнюю Трапезу.
Но ей дали отсрочку.
Когда она открыла дверь, Куин с Блэем не посмотрели в ее сторону. Они стояли, склонившись над колыбелькой Лирик.
— …глаза Лейлы, — сказал Блэй, протянув руку и позволив малышке ухватиться за его палец. — Определенно ее глаза.
— И волосами она тоже пошла в мамэн. Посмотри на светленький пушок.
Любовь к малышке была осязаемой, она сверкала на их лицах, теплом сочилась в голосах, сковывала, делая их движения осторожными и бережными. Но Лейла сосредоточилась не на этом.
Она не сводила глаз с ладони Куина, поглаживающей спину Блэя. Они оба неосознанно оказывали знаки внимания, проявляя и принимая заботу как ничего не значащие и одновременно самые важные жесты. И, наблюдая за этим со стороны, Лейла снова заморгала от подступающих слез.
Порой за любовью и нежностью также тяжело наблюдать, как и за проявлением жестокости. Порой, когда находишься по другую сторону окна, подглядывая за влюбленными, живущими душа в душу, ты словно смотришь фильм ужасов, хочется отвернуться, забыть обо всем, стереть воспоминание… особенно в те мгновения, когда собираешься отправиться в кровать, чтобы провести долгие одинокие часы в темноте.
От осознания, что она никогда и ни с кем не разделит подобную любовь…
Куин посмотрел на нее.
— Лейла?
Выпрямившись, он улыбнулся, но она не купилась на это. Он скользнул по ней сканирующим взглядом… но дело, наверное, в чем-то другом. Может, в ней просто говорит паранойя?
Она уже давно не вела двойную жизнь. И, тем не менее, благодаря жестокой иронии, которая, казалось, являлась любимым развлечением судьбы, ее совесть обретет покой только ценой ее собственной жизни.
И разве могла она бросить своих малышей?
— …в порядке? Лейла?
Куин, нахмурившись, посмотрел на нее, и она покачала головой, выдавив из себя улыбку.
— О, в полном порядке. — Она предположила, что они справлялись о ее здравии. — Все хорошо, воистину.
Чтобы придать достоверности своей лжи, она подошла к люлькам. Рэмпэйдж или Рэмп, как его называли, сопротивлялся сну, а когда его сестра агукнула, малыш повернул к ней головку и протянул ручку.
Забавно, в столь юном возрасте он словно понимал свою роль и стремился защищать Лирик.