Все дело в крови. Куин был выходцем из аристократии, результатом многих поколений селекционных браков, и невозможно было отрицать влияние его древнего рода, несмотря на его «дефект», коим считались разноцветные глаза, из-за которого в глазах Глимеры и его семьи он стал изгоем. На малыша также повлияла физическая форма отца. Будучи ростом в шесть футов и пять дюймов, у Куина было тело, испещренное мускулами, тренировки и сражения вылепили его, превратив в такое же смертоносное оружие, как пистолет и кинжалы, с которыми он выходил на поле боя. Он был первым воином, принятым в Братство Черного Кинжала на основании своих заслуг, а не по праву рождения, но он доказал, что достоин великой традиции. Куин никого не подвел.
На самом деле, Куин во всех смыслах был красивым мужчиной, но красивым суровой, мужской красотой: черты лица были резкими ввиду практически нулевого процента подкожного жира, а разноцветные глаза обрамляли темные брови. Он недавно постриг свои черные волосы, с боков практически сбритые, на макушке зачесанные назад, поэтому волосы на затылке казались по-особенному густыми. Благодаря пирсингам из темно-серого металла и татуировке аструкс нотрама в форме слезы, которая осталась у него с тех времен, когда он служил защитником Джона Мэтью, он привлекал всеобщее внимание.
Наверное, потому, что окружающие — и люди, и вампиры — беспокоились о том, на что он был способен в гневе.
Блэй, с другой стороны, был полной противоположностью, он отличался располагающей к себе внешностью, в то время как Куина едва ли захочешь встретить в темном переулке.
Блэйлок, сын Рока, обладал рыжими волосами и кожей на тон светлее, чем это было свойственно вампирам. Он был таким же крупным, но, посмотрев на него, в первую очередь видишь его ум и доброе сердце, а не мускулы. Но никто не оспаривал его заслуги на поле боя. Лейла слышала рассказы — разумеется, не от него, ведь Блэй не любил хвалиться, создавать ненужные драмы и привлекать к себе внимание.
Она всем сердцем любила их обоих.
И чувствовала свою вину в пропасти, что пролегла между ними.
— Посмотри, — сказал Куин, кивая на малышку. — У нас тут две звездочки спят без задних ног… ну, точнее полторы.
Когда он улыбнулся, Лейла не поверила ему. Его взгляд не переставал изучать ее лицо, пытаясь выяснить, что именно она скрывала. Лейла отошла, чтобы усложнить ему задачу.
— Они хорошо спят, хвала Деве Лето… э-эм, хвала Богам.
— Ты спустишься с нами на Последнюю Трапезу? — спросил он беззаботно.
Блэй выпрямился.
— Фритц сказал, что приготовил все, что ты любишь.
— Он всегда так добр. — Она подошла к кровати и показательно долго устраивалась на подушках. — На самом деле, я проголодалась ночью и в два часа спустилась на кухню за овсянкой и тостом. Кофе. Апельсиновый сок. Съела завтрак вместо ланча. Знаете, порой хочется отмотать время назад и начал ночь заново.
Жаль, что такое возможно только на словах.
Хотя… будь у нее такой выбор, она бы отказалась от знакомства с Кором?
Да, подумала Лейла. Она бы предпочла никогда не знать о его существовании.
Любовь всей ее жизни, ее «Блэй», ее вторая половинка, душа и сердце… был изменником. И ее чувства к мужчине стали открытой раной, через которую в нее попала бактерия предательства, распространившись по всему телу.
Так она оказалась здесь, в сотворенной своими же руками тюрьме, мучилась от того, что связалась с врагом; сначала из-за шантажа …. позднее потому, что жаждала его общества.
Но разрыв был печальным, Кор сам положил конец их тайным встречам, когда она заставила его признать свои чувства. А потом ситуация из печальной стала откровенно трагичной, когда его пленило Братство.
Сначала она не могла ничего выяснить о его состоянии. Так, чтобы не раскрыть себя… даже признавшись во всем, она бы не смогла спасти его.
И она застряла здесь, стала призраком, которого мучили чувства, опутанная ядовитым плющом вины и сожалений, без всякой надежды на освобождение.
— …правда? В смысле… — Блэй продолжил говорить ей что-то, и пришлось потереть глаза, чтобы сосредоточиться. — …в конце ночи, когда ты здесь, с малышами. Ни в коем случае не хочу сказать, что тебе не нравится проводить время с ними.
Уходите, — она мысленно обратилась к мужчинам. — Прошу вас, уходите, оставьте меня одну.
Дело не в том, что она не хотела, чтобы они общались с малышами, и не то, что бы она питала неприязнь к отцам Лирик и Рэмпа. Ей просто нужно дышать, а это было невозможно, когда кто-то из этих мужчин смотрел на нее таким образом, как они смотрели на нее сейчас.
— Звучит неплохо? — спросил Куин. — Лейла?
— О да, разумеется. — Она не знала, на что согласилась, но не забыла улыбнуться. — Сейчас я просто хочу отдохнуть. Они почти не спали в течение дня.
— Жаль, ты не позволяешь нам помогать. — Блэй нахмурился. — Мы же в соседней спальне.
— Большую часть ночей вы проводите в сражениях. Вам требуется сон.
— Но ты тоже важна.
Лейла перевела взгляд на люльки и вспомнила, как она укачивала малышей на руках, кормила их, отчего ей стало только хуже. Они заслужили мамэн лучше чем она, без сложностей и бремени ее решений, которые изначально не стоило принимать; мамэн, незапятнанную слабостью к мужчине, к которому она не должна была приближаться никогда… и, тем более, любить.
— По сравнению с ними я не стою ровным счетом ничего, — прошептала она резко. — Они — это все.
Блэй подошел к ней и взял за руку, его синий взгляд был полон тепла.
— Нет, ты не менее важна. А у каждой мамэн должно оставаться время для себя.
Зачем? Чтобы купаться в сожалениях? Нет, благодарю.
— Я отдохну от них на том свете. — Осознав, насколько мрачно прозвучал ее ответ, Лейла поспешила исправиться: — К тому же они вырастут очень быстро. Быстрее, чем мы заметим.
Разговор продолжился, но она ничего не слышала из-за крика в голове. Но потом, наконец, ее оставили отдыхать в одиночестве, и пара ушла.
Она была рада наблюдать, как они уходят, и от этого становилось еще грустнее.
Встав с кровати, Лейла снова подошла к люлькам, и на глаза опять набежали слезы. Вытерев щеки, снова и снова, она достала платок из потайного кармана и высморкалась. Малыши крепко спали, веки были закрыты, они устроились лицом друг к другу, будто во сне общались с помощью телепатии. Идеальные ручки и ножки, круглые животики, завернутые во фланелевые пеленки… они были прекрасны, веселились и улыбались в часы бодрствования, а спали умиротворенные, словно ангелочки. Рэмпэйдж набирал вес быстрее, чем Лирик, но она, казалось, была крепче, чем он, меньше суетилась и баловалась, когда ее пеленали или купали, и взгляд был более сфокусированным.
Когда слезы закапали на ковер у ее ног, Лейла не знала, сколько еще продержится.
Прежде, чем она успела осознать свои действия, она подошла к внутреннему телефону и набрала четырехзначный номер.
Спустя минуту, по ее вызову пришла доджен, и Лейла надела на лицо привычную маску, улыбаясь прислуге с легкостью, которую на самом деле не чувствовала.
— Благодарю тебя за заботу о моих драгоценных детях, — сказала она на Древнем Языке.
Няня ответила ей добрым словом и радостью во взгляде, и Лейла смогла вытерпеть всего пару секунд подобного общения. Потом она выскользнула из комнаты и быстро пересекла коридор со статуями. Добравшись до дверей в конце коридора, она распахнула их и вошла в крыло для прислуги.