Наконец, как будто, все было закончено. Все платы стояли на местах, все разъемы были соединены проводами, все отверстия пультов заполнились лампочками и кнопками. Я думал – еще вот-вот, и ЭВМ будет готова. Ее подключат к источнику питания, подадут команды, и она заработает! Не тут-то было.
Появились другие люди. Они подкатили к шкафом большие столы на колесиках, подключили их к специальным разъемам сзади шкафов и подали питание. Опять чрез меня потек ток! Я понял, что проводятся специальные тесты, позволяющие установить, все ли собрано и соединено правильно. И не зря их проводили! Было выявлено пятнадцать неправильных соединений, и даже одна неисправная плата! К счастью, это оказался не наш регистр, а плата памяти. Ее тотчас заменили, а плату-неудачницу небрежно бросили на тележку и увезли. Больше мы ее не видели… Соединения тоже были исправлены – с ножек разъемов сняли провода и перенесли их на другие ножки, провода при этом тоже заменили – нельзя дважды использовать один и тот же провод для соединения накруткой!
Наконец, все было закончено. Шкафы придвинули друг к другу, подключили между ними несколько толстых кабелей и подали питание. Загудели вентиляторы охлаждения, вытягивая из шкафов теплый воздух, защелкали реле, засветились лампочки. К ЭВМ подключили еще один шкаф, в котором за стеклянной дверцей вращались большие катушки с широкой магнитной лентой. Человек, сидящий за пультом нашей ЭВМ, набрал с помощью кнопок последовательность команд (она назвалась начальным загрузчиком), и машина начала считывать информацию с магнитной ленты. Я успевал и делать свое дело – передавать импульсы – и разбираться в том, что происходит. В ЭВМ загружалась программа – информация, которая управляет работой машины. Это последовательность так называемых команд. Каждая команда содержит какую-то инструкцию – например, прочитать число из такого-то регистра, записать его в такую-то ячейку памяти, записать в другую ячейку другое число, передать оба числа в АЛУ – арифметико-логическое устройство, сложить числа, проанализировать результат, приписать числу знак – плюс или минус, и так далее. И все это делалось так быстро, что в одну секунду производилось около миллиона таких элементарных операций! Но не забывайте, что мое быстродействие – 80 миллионов переключений в секунду! Что мне какой-то миллион? Поэтому я успевал не только пропускать через себя сигналы, но и разбираться, как работает ЭВМ в целом, а это было очень интересно!
Я понял, что проводится тестирование собранной ЭВМ. Специальная программа, загруженная в память, обрабатывала последовательности различных чисел – складывала их, вычитала, пересылала из регистра в регистр, переписывала из одного куба памяти в другой… Это продолжалось долго – ни одна ячейка памяти, ни один регистр не были забыты. Наконец, все закончилось. Программа загрузила результаты теста в выходной регистр и подала на печатающее устройство. Устройство тяжело захлопало огромными планками с нанесенными на них буквами и цифрами, по 128 в одном ряду, закрутились барабаны с бумажной лентой, и отпечатанный результат теста пополз из АЦПУ – алфавитно-цифрового печатающего устройства, так оно называлось.
Вокруг АЦПУ столпились люди – в первых рядах программисты, за ними – инженеры, техники и даже сборщики. Еще бы, ведь сейчас будет оценен результат их многодневного труда!
Пожилой мужчина в белом халате и очках – главный инженер проекта – рассматривал выползающую из АЦПУ широкую бумажную ленту. Наконец, печать прекратилась, АЦПУ промотало небольшой кусок ленты и обрезало его. Лента, размером с газетный лист, оказалась в руках инженера, и он стал ее внимательно изучать. Все кругом молчали. Наконец, инженер поднял от ленты усталое, но довольное лицо.
- Я вас поздравляю, товарищи! ЭВМ БЭСМ-6М, серийный номер 127, прошла тестирование успешно! Можно отгружать!
Несколько секунд стояла тишина, а потом все зашумели, заговорили, многие захлопали в ладоши.
На следующий день снова появились сборщики, и все пошло в обратном порядке. Шкафы отсоединяли друг от друга, обертывали промасленной упаковочной бумагой, обвязывали шпагатом. Потом в цехе появились большие деревянные ящики. С помощью электрической лебедки, скользящей по рельсу под потолком (это устройство называлось кран-балка) шкафы были установлены в деревянных ящиках и даже закреплены там большими болтами. Ящики были забиты крышками и отправлены на склад, а через неделю в железнодорожном вагоне нас отвезли в маленький тихий городок неподалеку от большого города, где родилась ЭВМ с серийным номером 127.
С нами вместе ехали шесть человек с завода – бригада монтажников. Они везли несколько чемоданов с технической документацией и контрольно-измерительными приборами.
По прибытии на место ящики из вагона перегрузили в грузовик и отвезли к небольшому двухэтажному зданию, стоящему отдельно от других. А бригада монтажников расселась в легковые автомобили и поехала в гостиницу – отдыхать.
Нас выгрузили из машины, на низеньких тележках с колесиками покатили по коридору в дальний конец здания и завезли в просторный зал с широкими дверями. Там мы и остались – до утра.
А наутро в зал пришли люди, которые открыли ящики, отвернули крепежные болты, и мы оказались на полу зала. Под руководством заводской бригады наши шкафы придвинули к одной из стен и прикрепили к полу болтами. Монтажники извлекли из отдельного ящика толстые кабели и стали соединять шкафы между собой, как это делалось на заводе, но прокладывая кабели в специальных углублениях бетонного пола. Этот бетонный пол был покрыт деревянным, а между деревом и бетоном была проложена сложная система труб с дырочками – это была автоматическая система пожаротушения на случай, если в помещении начнется пожар. В трубах, конечно, будет не вода, а специальный газ, который не поддерживает горения.
Отдельно привезли в зал и расставили вдоль стен накопители на магнитных лентах, как на заводе, печатающие устройства и даже невиданные еще нами агрегаты – НМД – накопители на магнитных дисках. Когда они были подсоединены к ЭВМ, я разобрался, как они устроены. Это довольно большая квадратная тумбочка высотой около метра, с прозрачной крышкой. Под крышкой виднелся пакет дисков, каждый диаметром с большую сковороду, а все вместе – как кастрюля. Между дисками были расположены рычажки с магнитными головками. Когда устройство включалось, диски начинали бешено вращаться, на них опускались магнитные головки, и с их поверхности считывалась информация в виде электрических импульсов, как с магнитной ленты. Правда, на бобину с магнитной лентой вмещается намного больше информации, зато запись и считывание с магнитного диска в сотни раз быстрее. Пакет магнитных дисков может извлекаться из устройства НМД, помещаться в специальный футляр и переноситься в другой НМД или в шкаф на хранение.
В зале была вытяжная вентиляция, и даже кондиционер – устройство, поддерживающее постоянную температуру и влажность. Освещался зал множеством светильников с люминесцентными лампами под потолком, потому что окон в нем вообще не было.
В зале работало довольно много людей, а руководила всем и выполняла самые сложные работы бригада, приехавшая с нами в поезде.
Все эти дни ЭВМ, конечно, еще ни разу не включалась, а потому мое время текло, как у всех, я воспринимал события весьма медленно, но времени хватало, и я во всем разобрался. Другие транзисторы, стоявшие рядом со мной на плате, тоже наблюдали за происходящим, иногда мы обменивались своими впечатлениями или обсуждали сложные моменты.
Так прошло много дней. Время от времени ЭВМ включали, чтобы проверить правильность сборки или подключение к ней различных устройств. Наконец, все было готово. Инженер, возглавлявший бригаду, собрал всех возле пульта нашей ЭВМ. Один из местных включил рубильник, на ЭВМ был подан ток, и началось тестирование. Оно было похоже на то, которое проводилось на заводе, только помимо АЛУ и памяти в нем участвовали и все подключенные к ЭВМ устройства, так называемая периферия. Тестирование продолжалось целый день. ЭВМ решала различные задачи, переписывала информацию с одного накопителя на другой, выводила данные на печать – большие АЦПУ, как на заводе, и маленькие, наподобие пишущих машинок. Были к ней подключены также мониторы – устройства с экранами на электронно-лучевых трубках, вроде телевизоров, клавиатуры для ввода данных и графопостроители – устройства, рисующие на бумаге специальными чернилами различные кривые и графики. Были и другие устройства – перфораторы, считыватели с перфокарт и перфоленты. Правда, эти устройства уже тогда считались устаревшими и применялись редко.
В один прекрасный день в зале собралось много народа. Кроме бригады монтажников с завода здесь были все местные техники, инженеры и программисты. Инженер, руководитель заводской бригады, доложил местному начальнику, что ЭВМ БЭСМ-6М с серийным номером 127 смонтирована, успешно прошла тестирование и может быть сдана в эксплуатацию персоналу КИВЦ – Кустового Информационно-Вычислительного Центра «Орбита-5». Местный шеф, директор КИВЦ, подписал документы, подтверждающие, что ЭВМ принята в эксплуатацию, потом заводская бригада забрала свои экземпляры приемо-сдаточных актов и отправилась в бухгалтерию отмечать командировочные удостоверения. С тем они и отбыли, а мы остались.
И на следующий же день началась работа.
В ЭВМ с магнитной ленты была загружена программа… бухгалтерского учета! Затем за пульты уселись молоденькие девушки – операторы, и начали вводить данные. Чего там только не было! И фамилии всех работников КИВЦ, и их зарплаты, и графики рабочего времени…
Честно говоря, я был поначалу разочарован. Неужели это все, что мы будем делать? Для этого было бы вполне достаточно арифмометра! Но это было только начало. Назавтра же в машинный зал пришли люди средних лет, многие из них – с маленькими аккуратными бородками, и они занялись совсем другими делами. ЭВМ работала в системе разделения времени и успевала обслуживать и тех, и других.
А эти новые люди были программистами и математиками. Они писали программы и тут же тестировали написанное на ЭВМ, что-то исправляли, снова тестировали… И когда я понял, что это за программы, то возликовал! Это были программы расчета траекторий космических аппаратов, программы поддержки их стыковки в космосе, даже программы расчетов полета на Луну с посадкой! Вот это да! Оказывается, человек уже чувствует себя в космосе, как дома?
Забегая вперед, скажу, что это не совсем так. В основном эти программы предназначались на будущее. Дело в том, что даже простейший космический полет немыслим без сложнейших расчетов. Например, движение Луны, которой никто не управляет, а она просто движется себе по орбите миллионы лет, описывается с достаточной точностью только сложной системой дифференциальных уравнений, решить которую вообще можно лишь приближенно – точного решения не существует, слишком много факторов влияет на это небесное тело. На решение такой системы человеку, вооруженному обычным арифмометром, даже электрическим, потребуются годы. А ЭВМ делает это за считанные часы. Надеюсь, вы понимаете теперь, что никакой полет в космос без ЭВМ вообще невозможен?
Еще мы занимались расчетами узлов и деталей космических аппаратов, двигателей для них, систем жизнеобеспечения, космических скафандров. А иногда в машинном зале появлялись гости совсем «не космические». Например, как-то раз мы рассчитывали детали нового двигателя автомобиля. А уж расчеты узлов и деталей самолетов были у нас вообще обычным делом.
Все это продолжалось изо дня в день, и было очень интересно. Я узнал столько, что мог бы, пожалуй, сам спроектировать космический корабль! Но, к счастью, этого делать нам не приходилось – этим занимались люди. Наше дело было – только считать, считать и считать! А как нервничали конструкторы и ученые, если в расчетах что-то не сходилось! Они не стеснялись в крепких выражениях, адресованных зачастую и к нам, точнее, к нашей ЭВМ. Но всегда оказывалось, что виноваты программисты, неправильно написавшие программу, или операторы, допустившие ошибку при вводе данных. Потом ученые иногда даже «просили прощения» у нашей ЭВМ. В шутку, конечно, но это было приятно.
Конечно, и у нас бывали проблемы. Выходили из строя периферийные устройства, их приходилось заменять или ремонтировать. Сбоили или не читались данные на магнитной ленте. Сгорали предохранители. Всякое бывало, но ремонтники справлялись со всеми неприятностями. А однажды в работе ЭВМ начали появляться непонятные сбои. Нет-нет, да и проскакивали ошибки контроля четности в обрабатываемых данных. Тогда расчеты не сходились, и все приходилось начинать заново. Ремонтники бились над сбоями, но никак не могли обнаружить неисправность.
После месяца таких мучений и сотен потраченных впустую часов машинного времени пришлось вызвать бригаду с завода, на котором родилась наша ЭВМ. Приехали три человека средних лет и привезли с собой кучу чемоданов. На следующий день ЭВМ была выведена из штатного режима работы, и началось ее тестирование. Тесты, как и в случае, когда их проводил местный персонал, ничего не дали – все было в норме. ЭВМ снова запустили в работу, но теперь рядом с местными операторами сидели представители завода. Три дня ничего не происходило, а потом, наконец, произошел сбой. Заводчане засуетились, забегали, потребовали повторить несколько последних вычислений, но увы, сбоев больше не было. А на следующий день – снова сбой!
На этот раз заводская бригада долго лазила по шкафам ЭВМ, меняла отдельные платы… К счастью, до нашей платы дело не дошло. ЭВМ запустили, и в присутствии заводской бригады мы работали целую неделю без сбоев. Было сделано заключение, что неисправность устранена (я-то с самого начала знал, в чем дело – вышел из строя конденсатор на одной из плат памяти, но кто меня спрашивал?), и бригада укатила обратно. Было заменено несколько десятков плат, в том числе и плата с неисправным конденсатором, так что я был спокоен за дальнейшую нашу судьбу. Вот только жаль, что платы, которые были извлечены из ЭВМ и заменены новыми, увезли на завод, и их участь в перспективе была плачевна: списание и утилизация. Что, попросту, означало уничтожение. А среди них была только одна неисправная. Эх, люди! Что с них возьмешь!
А вскоре в нашу ЭВМ стали загружать новые программы. Они имели отношение к предстоящему космическому проекту. «Союз-Аполлон», вот как он назывался! Я сначала не понял, о чем идет речь. Космические корабли «Союз» мы хорошо знали и не раз считали данные по ним. А «Аполлон»? Постепенно все прояснилось. Это американский космический корабль. Такой корабль участвовал в программе полетов на Луну. А теперь шла речь о стыковке этих, совершенно различных кораблей, на околоземной орбите.
Задача была сложная. Пришлось разрабатывать новый стыковочный модуль, причем один из таких модулей должен быть установлен на корабле «Союз», а второй отправят в США. Вот как, на американском корабле будет стоять модуль нашей разработки! А еще надо было решить проблему совместимости атмосферы кораблей. У американцев – атмосфера из чистого кислорода, но с низким давлением, у нас – содержание кислорода, как на Земле и давление повыше. Конструкторы решили сделать переходную камеру, шлюз, для перехода из одного корабля в другой. На «Союзе» для упрощения задачи предполагалось понизить давление и повысить содержание кислорода. Сделать атмосферу, как у американцев, из чистого кислорода, нельзя – оборудование «Союза» не рассчитано на это. Просто возможен пожар! Малейшее искрение контакта может вызвать большие проблемы. Больше того, даже одежду для наших космонавтов пришлось делать новую, старая одежда в чистом кислороде была бы пожароопасна. И все это – расчеты, расчеты, расчеты…
Наша ЭВМ работала круглые сутки, причем не она одна. В других вычислительных центрах над этой же задачей работали и другие машины. Но главное было впереди.
Когда все подготовительные работы были завершены, новое оборудование изготовлено и установлено на кораблях – у нас и в США, на нашу ЭВМ была возложена основная задача по расчету полета и стыковки кораблей в космосе! Честно скажу, мы все волновались – и персонал КИВЦ, и мы, транзисторы, установленные на платах. Еще бы, такая ответственная задача! Правда, были выделены еще две машины – дублеры, которые могли перехватить и продолжить нашу работу в случае сбоя, но это привело бы к потерям времени, а время в космосе – это не то, что на Земле! Всего одна лишняя секунда – и может произойти катастрофа…
И вот решительный день настал. До этого три корабля «Союз» с полным оборудованием для стыковки совершили испытательные полеты – два беспилотных, в автоматическом режиме, и один пилотируемый. Мы, естественно, считали все эти полеты. Американцы испытательных полетов не производили. И, наконец, стартовали «Союз» у нас и через три дня – «Аполлон» в США. Траектории сближения считали мы – для «Союза», и американцы – для «Аполлона». И вот что интересно – американские ЭВМ тратили на аналогичные расчеты (разовая коррекция траектории) в 30 раз больше времени, чем мы! Что это было? Более совершенные программы у нас, или лучшая производительность машин? Думаю, все вместе.
Наконец, корабли подошли друг к другу. Операции сближения при стыковке выполняли американцы. Есть стыковка! Спустя три часа было выровнено давление, открыты люки… Наши и американцы пожали друг другу руки. Через двое суток совместного полета корабли расстыковались, отошли друг от друга, и мы теперь считали траекторию посадки…
Это был, в буквальном смысле слова, наш звездный час! Но он прошел, как и все проходит на этом свете…
Через два года где-то «наверху» приняли решение о прекращении разработки собственных ЭВМ и переходе на американские машины серий IBM и DEC. Конечно, после адаптации их к советской элементной базе, тогда это были уже микросхемы. Наша ЭВМ работала еще пять лет. Много было сделано расчетов за эти годы, от ведомостей выплаты зарплаты работникам КИВЦ до расчетов новых кораблей и спутников. Но до таких высот, как в проекте «Союз-Аполлон», мы уже не поднимались…
И вот, наконец, наступил черный для нас день. ЭВМ отключили от сети и стали разбирать. Что же нас ждет? Ведь мы живые! Мы хотим жить и работать!
Мы все обсуждали, что с нами будет. Подслушанные разговоры людей не внушали оптимизма. Платы, извлеченные из ЭВМ, будут демонтированы – оттуда выпаяют транзисторы и еще кое-какие детали, в которых содержатся драгметаллы – золото, серебро, палладий… После чего их утилизируют. Из разговора двоих техников мы поняли, как это делается. Детали погружаются в специальный раствор, содержащий смесь кислот и других химикатов. Все, кроме тоненьких проводков из золота или пленок палладия, растворится. Собранный на дне ванны шлам – смесь остатков деталей с содержанием драгметаллов – пойдет в дальнейшую переработку. Оказывается, добытое таким образом золото дешевле золота из руды…
Дальше я уже не слушал. Это конец! Понятно, что никто из нас после такой переработки не сохранит даже остатков сознания…
Я примирился с неизбежным и думал только, как это будет выглядеть для меня. Угаснет ли сознание сразу, или я постепенно буду забывать все, что со мной было? И бухгалтерские расчеты, и стыковку космических кораблей… Было непередаваемо грустно.
Но, как выяснилось, никогда не следует терять надежду.
Платы, снятые с ЭВМ, пылились на складе, и мое время текло, как для всех – ведь питания не было. Прошло несколько месяцев, и вдруг как-то раз дверь склада открылась и туда вошли несколько человек.