— Презирает их. От Марины пахнет цветущим тропическим лесом.
— Наверное, подаренными вами духами, — предположил я, не представляя запаха тропического леса.
— Никогда духи не дарю.
— Почему?
— Худой тон. Во Франции это считается намёком на интимные отношения.
— Не знал…
— Марина очень любит кошек.
А почему он не снял шляпу? Не лысый, не плешивый… Или у него парик? Я сижу лицом к двери и спиной к окну. Терский сидит спиной к двери и лицом к окну. Ага, его лицо отражается в стекле, и он любуется своим чётким испанским фейсом. В шляпе.
— Артур, у тебя есть версии её исчезновения?
— Никаких.
— Могла она увлечься парнем и последовать за ним?
— Нет, — рубанул он мгновенно.
— Потому что любит тебя?
— Не только.
— Тогда почему же?
Он, отвечавший без запинки, перестал любоваться собой в стекле и молчал. Разве я задал трудный вопрос? Ответил он вопросом тоже для меня трудным:
— Господин следователь, Марина не эротична.
— Это, значит, как?
— Вы не знаете, что такое эротика?
— Нет, — признался я, поскольку мне легче было понять, что такое любовь; но чтобы он не подумал обо мне уж совсем худо, добавил: — Наверное, эротика есть среднее меж любовью и порнухой.
Артур снисходительно улыбнулся тонкими сухими губами:
— Эротика — это, в сущности, фантазия. Человек настолько эротичен, насколько возбудима его фантазия. Одному надо увидеть женщину обнажённой, другому хватит мочки её уха.
— А секс?
— Это заключительная вспышка.
— Запищу, — пообещал я.
— Что запишете?
— Про мочку уха.
— В протокол?
— Нет, себе на память.
Я глянул на его тонкие сухие губы. Нет, не улыбались. И тогда мне пришла ещё одна мысль для записи на память: глупость загадочна.
— Артур, вы дружили втроём… Что скажете об Антонине Мамадышкиной?
— Её фамилия говорит о ней.
— Да, смешная. А как она относилась к Марине?
— Подруги.
— А к тебе?
— Я всем женщинам нравлюсь.
— Ну да. Но мне кажется, что за Марину ты не переживаешь.
— А я намерен не переживать, а найти её.
У капитана выдался пустяшный день, когда бегаешь по городу как бездомный.
Леденцов заставил проверить каждый шаг Артура Терского: когда полетел в Таиланд, с кем, сколько там пробыл и когда вернулся…
Затем Палладьев занялся коттеджем. Покатался вокруг да около и установил, что дом вроде бы не имеет адреса. Участковый невразумительно сообщил, что в коттедже никто не прописан и даже вроде бы никто не живёт. Пришлось ехать в регистрационную палату Министерства юстиции, где выяснилось, что строительство коттеджа закончено, но он ещё не принят и в кадастр не занесён. Что же в нём делала Мамадышкина?
Во второй половине дня капитан взялся за дактилоскопию. Отпечатками пальцев Антонины он запасся после сна в кафе. Теперь пробил их на компьютере без всякой пользы: не привлекалась, не числилась, не задерживалась. Палладьев знал девиц не только не судимых, но даже не имевших приводов в милицию. И ангельского вида. Но они были опаснее рецидивисток.
В его голове сидела картина похода за грибами. Он не мог понять смысла нападения. Шпана топчется в городе и по лесам не гуляет, на пьяных шашлычников они не походили, грабить его бессмысленно…
В сознании капитана остался след от мысли, которая в лесу лишь коснулась и отлетела, — о перепаде тембра голоса Антонины. Что это значило? Она должна была испугаться, а она вроде бы удивилась. Впрочем, чего ей пугаться — не её ударили.