Где-то рядом, на расстоянии пары шагов — для тех, кто знает, как следует шагать — из темноты вырастали ворота, изогнутая арка из тёмного камня. В щелях между булыжниками росла острая серебристая трава, дрожа и покачиваясь под неощутимым ветром.
Одним длинным, плавным движением она переместилась под арку — и запрокинула голову, разглядывая свод ворот. Камни кое-где потрескались и казались закопчёнными от старого пламени.
— Что у нас тут? — спросил Себастьян. Здесь и сейчас он был тонким, гибким силуэтом, на его левом боку висел длинный, свёрнутый кольцами хлыст. Эльвира встала справа.
— Ничего особенного. Замки сорваны. Сторожей, — она прислушалась, — нет с незапамятных времён. Вперёд?
— Пойдём, — согласился Себастьян. Провёл рукой по серебристой траве — теперь, вблизи, стало видно, что её тонкие нити грубо обкромсаны, и трава дрожит в агонии, пытаясь заново вытянуться, сплестись в защитную сеть, закрывающую ворота.
Себастьян двинулся вперёд. Эльвира шагнула следом, мягко упав на четыре лапы, прыгнула, повела носом, вдыхая пряный, густой воздух, вглядываясь в то, что её окружало.
Больше всего это походило на каменный лабиринт. Стены кое-где рухнули, рассыпались обломками. Длинные коридоры изгибались, закручиваясь и меняя структуру, пол казался то мраморным, то гранитным, то тёк тускло-красным песком. Из боковых ответвлений струились запахи. Эльвира жадно принюхивалась.
Страх, острый и приторный. Желудок свело предвкушающей судорогой. Она нырнула в проход, откуда сочился соблазнительный аромат, и, ступая чутко и настороженно, двинулась по направлению к источнику запаха. Ещё немного — и она на месте.
Что-то метнулось от неё: мелкое, намного мельче, чем она сама. Эльвира бросилась, стремительно и не раздумывая, прижала, схватила, впилась зубами. Пойманное существо извивалось и верещало.
Мелкий паразит, питающийся объедками, неспособный, по большому счёту, причинить хозяину серьёзного вреда. Падальщик, копающийся в гниющем клубке дурных воспоминаний. Верх его способностей — больная голова и мрачное настроение из-за растравивших душу мрачных мыслей.
Она сжала челюсти и свирепо тряхнула головой, как кошка, ломающая хребет крысе. Визг и трепыхание оборвались. Тушка обмякла. Охотница разжала зубы, уронив мёртвую тварь: через несколько часов она бесследно растворится, оставив по себе лишь облако миазмов.
Эльвира побежала дальше — ещё осторожнее, ещё внимательнее. Шорох когтей по камню, писк, прыжок — ещё один падальщик забился у неё в зубах. Удаляющийся дробный топоток, короткая погоня, предсмертный визг. Детская забава, развлечение.
Она чересчур увлеклась охотой на зубастую мелочь и едва не пропустила настоящую добычу. Едва не пробежала мимо узкого лаза, откуда исходили волны притягательного запаха: пряная смесь страха, боли и безысходности.
За поворотом ход, куда она еле протиснулась, неожиданно расширился, раздвинулся во все стороны, превратился в зал с теряющимися в темноте стенами. Эльвира встала на ноги. Провела пальцами по губам, стирая кровь. Из пола вырастали каменные колонны, обросшие длинными иглами. Там и тут, наколотые на эти иглы, словно бабочки на булавки, висели люди. Их было много, но у всех у них было одно и то же лицо — лицо полного мужчины, сказавшего хриплым, сорванным голосом «бестолковая трата времени».
— Здесь неплохо, правда?
Из-за колонны выступило существо. Его тело отдалённо напоминало человеческое, но было сплошь покрыто застарелыми шрамами и свежими ранами. На изодранном, располосованном лице угадывалась приветливая улыбка.
Эльвира нежно прикоснулась к одному из шипов на колонне. Шип был остр и холоден. На кончике пальца у неё выступила капелька крови.
— Он так боится боли?
Существо, сотканное из шрамов, кивнуло.
— Присоединяйся ко мне… сестра. Еды здесь с лихвой хватит на двоих.
— Заманчивое предложение, — сказала Эльвира.
Лабиринт колонн, казалось, уходил в бесконечность.
— Так ты останешься?
Эльвира покачала головой:
— К сожалению, нет. Я не задержусь надолго.
Она резко дёрнула запястьем — раз, два, три — ощущая, как от её движения дёргается невидимый поводок.
Существо напротив прекратило улыбаться своим изуродованным ртом и шагнуло к ней, почуяв опасность.
Эльвира прыгнула, изменяясь в прыжке, отращивая клыки и когти. То, что противостояло ей, отяжелело и обленилось от обильной пищи — и не успело увернуться. Глубокая рана прочертила его тело от горла до низа живота. Оно упало на четвереньки, истекая кровью. И встало снова, слишком крупное и сильное для того, чтобы всерьёз ослабеть от единственной, хоть и тяжёлой раны. Эльвира отскочила, снова на четырёх лапах, её противник, вросший в привычный облик, не мог трансформироваться так же быстро, как она, и Эльвира с лёгкостью увернулась от его удара. Но она знала, что время работает против неё, тварь вот-вот придёт в себя от неожиданной атаки и ударит в полную силу. А эта сила как минимум не уступала её собственной.
Свистнул хлыст, обвиваясь вокруг шеи существа в шрамах и ранах. Оно упало снова, забилось в корчах. Нить хлыста пела и пульсировала в такт агонии.
— Отлично, Эли — сказал Себастьян, сворачивая тонкую кожаную ленту. — Чистая работа.
Она не ответила, слишком занятая для того, чтобы говорить, торопливо поглощая добычу.
Пытаясь соскользнуть с кресла после сеанса, Эльвира, как обычно, потеряла равновесие и свалилась на пол, больно ушибив колено.
Клиент, успевший к тому времени проснуться, бросился было её поднимать, но Себастьян удержал его.
— Что ты думаешь? — спросил Себастьян потом, когда клиент ушёл. — Он выберется?
— Выберется, — ответила она. — У него не такая уж сильная фобия, просто не повезло с пожирателем.
— Да, — согласился Себастьян. — Серьёзный был экземпляр.
Эльвира непроизвольно облизнула губы. Себастьян это заметил, она знала, как знала и то, что ему не слишком приятно каждый раз видеть её трапезу в конце удачной охоты.
Ну и пусть. В конце концов, кто сделал её такой?
В сущности, она не имела к Себастьяну претензий. Ей нравилось то, что называется жизнью. Вечные синяки были вполне приемлемой платой за возможность просыпаться каждое утро в светлой и чистой комнате, читать книги, пить какао, а в хорошую погоду гулять после обеда в парке, держась за руку Себастьяна — в основном для того, чтобы не упасть, в очередной раз запнувшись на ровном месте от того, что тропинка не ложится ей под ноги, угадывая малейшее желание.
Но ей было одиноко. Очень одиноко.
Она спрашивала: есть ли другие, такие же? Может быть, я не первая? Куда делись те, что были до меня? Себастьян отвечал: ты — первая и единственная. Ты уникальна. Других таких нет, и вряд ли кому-то ещё удастся повторить мой опыт.
Тогда она стала спрашивать: как? Как он смог сделать то, что сделал. Как сумел сотворить из существа, которым она была, почти настоящего человека. В конце концов, Себастьян привёл её в библиотеку и дал прочесть отрывок из книги. Книга эта, как ни странно, не была ни пособием по психологии, ни магическим трактатом. Это был какой-то грошовый роман, повествующий о морских приключениях.
Абзац, на который указал Себастьян, описывал способ создания существа, называемого крысоволком. Способ был прост: в пустой бочонок бросали десять живых крыс, забивали крышку и оставляли без еды и воды. Спустя пару недель из бочки доставали единственного выжившего зверя — самого крупного, сильного и значительно увеличившегося в размерах за счёт сожранных им соплеменников. В дальнейшем крысиный волк отказывался от любой другой пищи, кроме бывших собратьев. Его запускали в трюм заражённого крысами корабля, чтобы очистить судно от паразитов.
Вот я кто, думала Эльвира, водя пальцами по строчкам. Ты гений, Себастьян, и я даже не могу сказать, что ты был жесток со мной — учитывая, кем я была и что я делала.