— А девочка? — спросила она наконец, после долгого молчания.
— Ей просто не повезло. Её подобрали слишком поздно — одному создателю известно, что с ней случилось, но уж точно ничего хорошего… а она была слишком мала и слишком напугана. Она стала лёгкой добычей для пожирателей. Психофаги сожрали её душу практически целиком.
— А потом ты закрыл нам выход, — сказала Эльвира одними губами. — Запечатал нас внутри её умирающего сознания и стал ждать.
Со стороны они с Себастьяном до странности напоминали отца и дочь: он, как мог, заботился о ней, учил её и — она знала — гордился ею. Кажется, он был к ней довольно-таки привязан, по крайней мере, как мастер привязывается к своему лучшему и любимому творению. А она, вне всяких сомнений, была шедевром — в своём роде.
Женщина по имени Сара приходила каждое утро. Готовила еду, убиралась в доме — от Себастьяна в этом смысле было мало толку, что уж говорить об Эльвире. Иногда после обеда Сара ложилась вздремнуть, если у неё не было срочной работы по дому. Тогда Эльвира — не каждый раз, конечно, но довольно часто — осторожно прокрадывалась вовнутрь и бродила по тайникам её сознания, рассматривая воспоминания, пробуя на вкус эмоции и желания, сомнения и страхи. Порой попадалось что-то интересное, но настоящего вкуса она не чувствовала. Конечно, особых фобий и маний у этой простой, здоровой и уравновешенной женщины не было — но главная причина крылась не в этом.
Причина заключалась в изменившейся Эльвириной природе. Она — крысоволк и больше не может питаться тем, чем питалась раньше. Теперь ей нужна другая пища.
Её бывшие сородичи. Психофаги.
Пожиратели душ.
Посетители, с любопытством глядевшие на шестилетнюю девочку, болтавшую ногами в высоком кресле у окна и читающую книжку с картинками, вздрагивали и отворачивались, если встречались с ней глазами.
Отворачивайтесь, мысленно соглашались с ними Эльвира. Куда вам смотреть мне в глаза? Я видела пауков с головами младенцев, растущими из спин. Женщин с языками огня вместо пальцев, которые гладили этими пальцами горящих заживо мужчин. Деревья с когтистыми кошачьими лапами на кончиках веток, раздирающими на части тех, кто подходил слишком близко. Я видела столько ваших кошмарных снов, сколько вы не в состоянии себе представить.
А по ночам ей снились её собственные кошмарные сны, в которых Себастьян снова и снова выносил из провала в стене тело мёртвого ребёнка: пустой бочонок, в котором метался в поисках несуществующего выхода десяток обезумевших крыс. Эльвира просыпалась со странным, непривычным ощущением, изумлённо моргала, чувствуя, как что-то прохладное и влажное стекает из уголков глаз по щекам.
— Я слушаю вас, — сказал Себастьян.
Женщина была очень бледна и очень спокойна. Она не теребила платье, не вздрагивала — сидела неподвижно и прямо, сложив руки на коленях. Рассматривала Себастьяна с доброжелательным интересом, казалось, не особенно понимая, зачем она здесь. Заметив Эльвиру в кресле у окна, женщина рассеянно ей кивнула.
— Мне вас рекомендовали, — у женщины был тихий голос, даже слишком тихий. Эльвире пришлось напряжённо вслушиваться, чтобы разобрать слова.
— Какого рода ваши проблемы? — спросил Себастьян.
— Дело в том, что я кричу по ночам, — она говорила с виноватым недоумением — мол, надо же, какая неприятность. — Соседи… жалуются. А я ничего не помню.
— Вы понимаете, что я не могу дать вам никаких гарантий? Возможно, после того, как я с вами поработаю, вы почувствуете себя хуже.
Женщина неуверенно сказала:
— Тогда, наверное, мне стоит уйти?
— Подождите, — Себастьян хмурился, чем-то очень недовольный. — Кто вам меня рекомендовал?
Женщина назвала имя. Эльвира слышала его впервые, но Себастьяну оно явно говорило о многом. Он сплёл и расплёл пальцы. Эльвира с удивлением поняла, что Себастьян выведен из равновесия. Это было забавно: чуть ли не впервые на её памяти в этом кабинете клиент вёл себя спокойнее хозяина.
— Ложитесь на кушетку, — сказал Себастьян, кажется, приняв решение. — Расслабьтесь.
— Вы уверены? Ведь вы сказали, нет гарантий…
— Спите, — сказал Себастьян так уверенно, что даже у Эльвиры отяжелели веки, и она зевнула.
Женщина задышала ровно и глубоко.
Себастьян махнул Эльвире рукой — давай.
Она закрыла глаза.
И открыла их, стоя перед вратами из белого камня и кости. Часть клыков была обломана, пожелтела, некоторые даже почернели. В костяной решётке зиял неопрятный провал.
— Взлом? — спросил Себастьян. — Что скажешь, Эли?
— Не похоже, — ответила она, присмотревшись. — Кости выкрошились сами по себе. Сгнили от старости. Ты знаешь, с возрастом у многих защита слабеет. Но до такой степени…
Она дотронулась до одного из клыков, посыпалась костяная труха.
— Я видела похожее у древних стариков, которые так устали и так измучены болезнями, что сами ждут и желают себе смерти.
Себастьян кивнул задумчиво и сказал:
— Входим.
И шагнул в ветхие, осыпающиеся ворота.
Мгновением позже Эльвира нырнула следом, чувствуя, как запястье охватывает привычный поводок.
Стены здесь напоминали гладкое тёмное стекло. Потолок терялся где-то высоко, в темноте.
И повсюду здесь были бабочки. Они носились в воздухе, садились Эльвире на руки, на плечи, ползали по стенам, сталкивались друг с другом и падали на пол, устилая его шелестящим ковром. Эльвира опустилась на колени, запустила пальцы в шуршащую, лёгкую массу. Большая часть тех, что на полу, была мертва или умирала.
Запахи были слабые, неуверенные. Тусклые.
— Эли, что у тебя? — сапоги Себастьяна хрустели по телам мёртвых бабочек.
— Пусто.
— Она здорова?
— И близко нет. Такое чувство, словно она медленно умирает. Но здесь нет ни паразитов, ни пожирателей. Здесь вообще нечего есть. Она пуста.
Эльвира протянула Себастьяну горсть высохших крылатых тел: