Он неслышно слез по железной лестнице, прокрался к учительской, куда вошел Доспаев. Из освещенной учительской в темный тупик коридора падала узкая полоска света. Салман наступил на неё, прислушался.
— Его отец работает у нас в больнице сторожем, — говорил Доспаев. — Я не удивлюсь, если выяснится, что он подучил сына. Этот мальчишка буквально преследует мою дочь. Однажды он вымазал ей пальто какой-то гадостью. Вчера на перемене сбил её с ног. Я вас прошу…
— Ишак безмозглый! — выругался шепотом себе в кулак Салман.
Он понял: ночное дело до главного врача ещё не дошло. Ему позвонят из милиции, когда там начнут работать. Милиция начинает позже школы. Но то, с чём Доспаев спозаранку прикатил к завучу, оказалось тяжеленным довеском к ночной беде. Не зря отец говорил: «Когда враг берет за ворот, собака хватает полы».
— Я сегодня же займусь, — говорила Доспаеву Гавриловна жалким, виноватым голосом. — Мы так надеялись, что Мазитов исправляется. У него появился новый товарищ, очень хороший мальчик. Он из военного городка, Витя Степанов, у него отец полковник…
«Мешок дерьма! Свиной ублюдок!» — обозвал себя Салман. Он надеялся отсидеться хоть немного в школе. Не выйдет. И отсюда его гонят. Душа не облегчилась бранью, ещё больше заныла и затосковала.
Отец его не подучивал мстить Доспаевым. Салман сам себе голова. И у него свои счеты с больницей. Год назад в детской палате умерла самая младшая сестренка. «Нарочно уморили!» — кричала мать у ворот больницы. Салман, конечно, помнил: тоненько попискивала сестренка, а мать всё не возвращалась домой — базарничала. Салман принес хлеба, но девчонка не ела. Всё он помнил, как было. Но он-то ничем не мог помочь! А в больнице столько разных лекарств! Почему не вылечили? Ну ладно, сторож Мазитов для вас плохой работник, нечестный человек. Но маленькая не виновата. Других спасают, а её не спасли, не дали самого дорогого лекарства. Такие уж вы люди! Теперь прибежали жаловаться на Салмана Мазитова. А что он вам плохого сделал? Он очень мало сделал, надо было больше.
Салман стоял под дверью и чувствовал себя жалким сусликом, загнанным в неглубокую, ненадежную нору. Сидит в темноте, а сверху льют и льют ледяную воду. Некуда деваться, нора залита водой, вода поднимается выше, выталкивает суслика в руки врагов. Даже самый трусливый зверь — суслик, заяц — кусается, пускает в ход когти, когда приходит безвыходный час. Салману хотелось царапаться, драться, молотить кулаками ненавистного Доспаева. Всё равно теперь колонии не миновать. В школе на Салмана давно завели синюю папку, много бумаг, даже тесемки трещат, вот-вот лопнут. А уж теперь-то папка взорвется, как бомба, и будет Салман лететь, свистеть и кланяться, как обещает ему уже давно вся поселковая милиция.
Доспаев попрощался с завучем, идет к дверям. Ладно, пускай уходит. Салман присел на корточки, сжался. Внизу его Доспаев не заметит — такой человек, под ноги не посмотрит, только вперед и вверх. Важный человек. Сидя на корточках, Салман глядел вслед уходящему Доспаеву и хихикал: вот он я, а вы не заметили…
Потом встал и пошел в свой класс. Там пока пусто, темно. Салман сел за свою парту. На всех других ему плевать, но с Витькой он попрощается.
Витька приехал в военный городок летом. Салман сидел на ступеньках ларька военторга, соображал, как прошмыгнуть туда следом за какой-нибудь доброй тетенькой. Добрая заступится, не даст продавщице вытурить Салмана взашей. Пока он ждал добрую, подошла машина, стали чемоданы выгружать, носить в дом. Мальчишка вылез с большой клеткой. В клетке рыжая крыса. «Зачем крысу привез?» — спросил Салман. «Это тебе не крыса, — обиделся мальчишка, — это хомяк». Салман презрительно сплюнул. «У нас таких сколько хочешь». Мальчишка уши развесил, а Салман давай ему врать, будто по десять сусликов за день добывает. Очень просто — льешь воду в сусличью нору, он вылезает весь мокрый, стукнешь по голове, потом сдерешь шкуру. Вовсю разоврался Салман перед офицерским сыном, даже самому стало интересно. Сусликами он никогда не занимался. Подумаешь деньги — копейки! А сколько воды перетаскаешь! Но Витька пристал: «Своди меня в степь, научи». Ладно, Салман согласился. Витьке шкурки не нужны, он загорелся поймать живого суслика и послать в подарок товарищу в тот город, откуда приехал. Этот товарищ, как и сам Витька, пустяками занимается, птичками-зверюшками. Суслика Салман и Витька всё-таки изловили. Идут обратно, а навстречу полковник, Витькин отец. «Как дела, звероловы?» Пришли домой, сели за стол. Полковник тихо говорит Салману: «Колбаса свиная. Может быть, тебе дома не разрешают есть свинину? Тогда бери котлеты, они из баранины». Салман в ответ помотал головой: «Пускай свинина, лишь бы пожирней». Витькина мать услышала и похвалила: «Видишь, Витя, твой товарищ ест сало, а ты всегда выковыриваешь». Салман стал ходить в городок. Интересно. Хомяк завернулся в вату — спит. Желтая птица канарейка прыгает в клетке, сама крохотная, а поёт на весь дом. Голубому попугаю разрешают летать по комнатам, он сядет на шкафу и орет, словно кошка. Но больше всего нравятся Салману рыбки за стеклом. Витька верхнюю лампу погасит, зажжет свет в зеленой воде, рыбки плавают, колышут хвостами — красиво! А Витька и Салман сидят рядом на диване, Витька рассказывает про самые разные края, про Берингово море и про Черное. Где только он не побывал вместе с отцом! Салман слушает и удивляется. Счастливый человек Витька, умный и не жадный. Вот только слабый, даже иногда глупый. Сын полковника может во всём военном ходить, в кожаной куртке, а Витька ходит дома в пестром стеганом халате — у матери выпросил: «В пустыне живу. Халат — традиционная одежда жителя пустыни». Салман ему много раз повторял, что у них в поселковой школе все ребята ходят только в форме. Боялся, как бы Витя не притопал первого сентября в халате. Ничего, Витька в форме пришел, как все. И спокойненько сел за парту рядом с Мазитовым. Никто с Мазитовым не хотел сидеть, а новенький, сын полковника, сел. Салман своими ушами слышал, как Гавриловна объяснила Витькиной матери, с кем сел по оплошке её сын. Но Витька не пересел, остался. Сам учится без двоек, даже без троек, по ботанике знает в сто раз больше, чем учительница, но плохой ученик Мазитов для Витьки — товарищ. Чего бы все другие ни говорили!
Измученный бессонной ночью, Салман угрелся в классе и вздремнул, упустил время, даже с Витькой не попрощался. Открывает глаза — в классе тихо, светло, идет первый урок и рядом сидит, слушает учительницу Салманов лучший друг Витька, ничегошеньки ещё не зная, что случилось прошедшей ночью и утром.
Учительница не тронула Салмана ни одним вопросом, ни одним замечанием: пришел, сидит — и на том спасибо. Кончился первый урок, и вошел классный руководитель Василий Петрович, Вася.
— Сидите на своих местах. Вместо следующего урока будет классный час.
Салман вздрогнул и проснулся: «Конец! Попался! И Витьку не успел предупредить!»
Василий Петрович грозно хмурил брови, оглядывал притихший класс. Салман подумал с тоской: «Зачем они Васю прислали! Ох, и хитрые!» Он знал, что в школе Василия Петровича не считают за настоящего учителя. Никаких институтов он не кончал, учить бегать и прыгать — невеликая наука. Зато когда нужно кому-то всучить трудный класс, тут все бессовестно хвалят Васю: «Вы мужчина, вы фронтовик, вы справитесь». А сами куда лучше справятся с любым учеником. Сами всегда в курсе всех школьных дел и делишек, все сплетни им известны, кто с кем дружит, кто с кем враждует. А Вася простой и добрый, он не умеет тонко действовать, он уж рубанет, так рубанет сплеча.
— Позор всему пятому «Б»! — загремел над классом громкий, командирский голос. — Совершен отвратительный поступок!.. — И пошел, и пошел.
Но говорить Василий Петрович не мастак. Столько выпалил слов, а ещё никто, кроме Салмана, не разобрался, из-за чего столько шуму.
Салман даже заскучал, пока Вася раскочегаривался, но слушал в оба уха. Он знал: Витька умно соображает только на ботанике, быстро решает, что к чему, только на математике, а сейчас до него до последнего дойдет… Ну вот… Ну, наконец-то… Салман покосился на Витьку и увидел испуг на чистеньком лице с аккуратной светлой челочкой.
— Сашка, ты зачем?..
Ещё никто из самых трусливых подхалимов не ткнул пальцем в Салмана Мазитова! Никто! А единственный лучший друг испугался. Вот когда ударила Салмана предательски в спину Витькина слабость, которую всегда прощал. Слепой дурак Салман Мазитов! Купили тебя сладким чаем, хлебом с колбасой, красивыми рыбками… Ты и рад. Убиваешь для чучел ящерицу или мышь, а чистенький Витька закрывает глаза, затыкает уши. Салман всегда ненавидел чистеньких, а всё-таки ошибся, обманул его Витька, обманул…
Салман бросил Витьке в лицо:
— Суслик! Предатель! — и пошел из класса.
От злости он словно оглох. Не слышал, кричали ему вслед или нет. Он уходил пустым коридором не спеша. Трусливым бегством себя не унизит! Но и медлить не собирался, а то они подумают, что Мазитов ещё надеется на прощение. У входных дверей тетя Дуся преградила ему путь шваброй. Салман отшвырнул универсальное оружие тети Дуси, вышиб ногой дверь.
И вот уже во дворе школы — виден из всех окон. Виден учителям — они все глядят в — окно, пока кто-то вызванный к доске или к карте давится над трудным вопросом. Виден всем лодырям — они-то не смотрят на доску или на карту, они смотрят на волю, за окно. Многие сейчас видят, как навсегда уходит из этой проклятой школы самый ненавидимый здесь ученик — бывший ученик. И пускай книжки-тетрадки, купленные не за его — за школьные! — деньги, сгниют на чердаке. Салман Мазитов никогда не вернется в вашу школу.
— Сашка! Погоди! — услышал он за спиной.
Витька бежал через двор, натягивая зимнее новое пальтишко с пушистым воротником, на голове шапка с длинными ушами из северного меха — Салман забыл, какой северный зверь стал Витиной замечательной шапкой. «А мыша ты жалел убить? Трус несчастный!»
Салман пошел быстрей.
— Сашка! Ну куда ты? Погоди!
Салман остановился, схватил с земли промерзлый комок.
— Не лезь! Пришибу!
— Да ты что? — Витя остановился.
— Не лезь! — Салман угрожающе покачал рукой с промерзлым, увесистым комком, со злостью запустил им в сторону школы, повернулся и пошел.
Сначала куда глаза глядят — подальше от школы, от поселка. Потом сообразил: сколько ни идешь по гладкой степи, а обернешься — дома близко. Ты их видишь, они тебя… И тут его чуткий слух уловил дальний гудок тепловоза. На станцию — вот куда надо идти. На станцию и сесть в первый поезд, какой бы ни был.
Салман решительно зашагал в сторону станции. Оглянувшись, он увидел, что Витя упрямо идет за ним.
Витя откуда-то знал: его дело теперь идти за Сашкой, не отставать. Нельзя теперь оставить Сашку одного. Витя слушался сейчас только своего мальчишеского инстинкта, близкого инстинкту птиц и животных, но выражающего всё лучшее, что дано человеку природой и отцом с матерью.
Книжник и в практических делах неумеха, Витя не только успел увернуться от Василия Петровича и выскочить следом за другом. Словно бы подтолкнутый под руку чем-то или кем-то, ему неведомым, Витя догадался сдернуть с вешалки в школьной раздевалке своё пальтишко и шапку. Будто с самого начала предчувствовал, какой долгий им предстоит путь.
Они сделали круг по степи, и теперь Витька видел впереди одинокое здание станции. Салман шел прямиком к ней, не оглядываясь, не отвечая своему преследователю. За семафором, в километре от станции, пережидал длинный товарный состав — припорошенные чем-то белым вагоны, черные лоснящиеся цистерны, платформы с комбайнами, вытянувшими жирафьи шеи. Салман пошел вдоль состава и вдруг нырнул под одну из платформ. Витька — за ним, весь дрожа от страха: вот поезд тронется, огромные, тяжелые колеса раздавят насмерть. Но состав терпеливо стоял. Вынырнув по другую сторону, Витька увидел быстро убегавшего Салмана. Он тоже побежал, выкрикивая жалобно:
— Сашка! Погоди!
Салман заметил: чуть отодвинута дверь одного из товарных вагонов — сантиметров на сорок, не больше. Он подпрыгнул, цепко повис на краю и стал протискиваться в щель. Пролез наконец, вскочил на ноги и изо всех сил налег плечом на дверь — закрыть лаз. Но тяжелая пластина двери не поддавалась.
Витька с первого раза сорвался, упал на закапанный мазутом щебень. Со второго повис, подтянулся на руках и лег животом на паз, по которому ходят такие двери. Ноги его болтались снаружи, лицом он уткнулся в замусоренный чем-то едким пол.
Салман следил за его стараниями без всякого сочувствия. Но вдруг состав дернулся, резкий толчок потревожил тяжелую дверь, не поддававшуюся мальчишеским усилиям. Салман еле успел схватить Витьку за шиворот, втащить в вагон. Дверь захлопнулась, и стало темно.
Под полом все громче стучали колеса. Поезд убыстрял ход.
— Влипли! — сказал Витька, тяжело дыша. — Теперь не скоро выберемся.