Не получив ответа, Абалон перевел взгляд с одного Брата на другого.
— Что вы не договариваете?
Вишес открыл было рот, но Брат Бутч вскинул ладонь, обрывая его.
— Твое предназначение здесь, в службе Рофу, превыше всего.
Абалон отпрянул.
— Вы хотите сказать, что Пэрадайз непригодна из-за моей должности? Дражайшая Дева-Летописеца, почему вы не предупредили…
— Мы хотим, чтобы ты понимал, что учебная программа — это не только книжные знания. Это подготовка к войне.
— Но кандидаты не обязаны сражаться в городе во время обучения, правильно?
— Мы беспокоимся об этом. — Брат обвел рукой комнату. — Нельзя, чтобы что-то влияло на ваши отношения с Рофом и твою работу при Короле. Пэрадайз может участвовать в программе наравне со всеми, но ее неудача или ножевая рана не должна создать напряжение между нами.
Абалон облегченно выдохнул.
— Не волнуйтесь об этом. Ее успех или поражение определяется ее собственными заслугами. Я не жду особого отношения к ней… и если она не сможет соответствовать? Значит, ее должны исключить.
На самом деле, Абалон бы ни за что не признался, но он молился и даже ожидал, что так и будет. Не хотел, чтобы Пэрадайз разочаровалась в себе и своих способностях, но… последнее, чего он желал для своей дочери — оказаться перед ужасами жизни… или, Боже упаси, на самом деле попытаться участвовать в сражениях.
Такое он не мог даже вообразить.
— Не беспокойтесь, — повторил он, посмотрев на Братьев и Короля. — Все будет хорошо.
Брат Бутч посмотрел на Вишеса. Потом снова перевел взгляд.
— Ты же читал заявочный лист?
— Она заполняла его.
— Значит, не читал?
— Она сделала это самостоятельно… я должен был подписать его, будучи ее опекуном?
Вишес прикурил самокрутку.
— Тебе же лучше быть готовым.
Абалон кивнул.
— Да, я готов. Будьте уверены.
Пэрадайз росла в нежных условиях и традициях аристократии. Она работала над своим физическим состоянием последние два месяца — весьма усердно, стоит признать — и он чувствовал ее предвкушение, когда она завершала здесь дела, готовясь покинуть должность. Но была очень высока вероятность того, что после завтрашнего сбора, когда начнется настоящая работа, она пойдет на попятную… или ее попросят уйти.
Его сердце разорвется при виде ее поражения.
Но лучше так, чем ее смерть на поле боя, в попытке доказать, что она — нечто большее чем то, что диктует ее аристократическое положение в обществе.
Братья всё не сводили с него глаз, и Абалон склонил голову:
— Я знаю, ей придется очень тяжко. Я вполне готов к этому. И я вовсе не наивен.
— Ладно. Твоя правда, — сказал Бутч спустя мгновение.
— Мой господин, есть что-то еще? — спросил Абалон у Короля.
Когда Роф покачал головой, Абалон поклонился каждому из присутствующих.
— Благодарю за вашу заботу. Пэрадайз — самое дорогое, что есть у меня … все, что осталось от моей любимой шеллан. Я знаю, завтра она будет в добрых и щедрых руках.
Когда он отворачивался, Братья оставались мрачны, но, с другой стороны, он не был посвящен в дела войны… а там всегда что-то да происходило. Сражения и вопросы стратегического плана никоим образом его не касались, и за это он был признателен.
Также признателен он будет, если Пэрадайз покинет программу.
Воистину… была бы ее мамэн жива. Может, его шеллан смогла бы образумить девочку.
Открыв двойные двери, Абалон услышал шум, доносившийся из зала ожиданий.
— Пэрадайз?
Он пересек фойе и когда завернул за угол, входя в гостиную, его дочь, собиравшая красные ручки, которые столкнула на пол, выпрямилась.
— Все хорошо? — спросил он.
Она встретила его взгляд.
— Да? Ты разрешаешь мне поехать завтра вечером?
Абалон улыбнулся… пытаясь скрыть печаль в своих глазах и голосе.
— Ну конечно. Ты в программе, мы решили это несколько месяцев назад.
Она подбежала к нему и крепко обняла, будто на самом деле страшилась, что он откажет ей в том, чего она так сильно хотела.