— Я сын главы Сената, — поколебавшись, ответил земм. — Сегодняшний праздник устроен в честь рождения моей сестры.
— Держи, — сказал Сергей и протянул ему пояс с мечом. — Это твой кошелек. Отпусти его, Ланс. Учти, патриций, что у меня нет ваших предрассудков, поэтому я хорошо умею бросать оружие. Мне не нужно быть рядом, чтобы воткнуть в тебя кинжал, а их у меня на поясе много! Если действительно дорожишь жизнью, все сделаешь так, как сказал. Но на всякий случай рядом с тобой будет этот герт, поэтому будь умницей и скоро очутишься дома. Пошли быстрее, пока никто из этих не очнулся.
С фонарем можно было идти быстро. Они миновали здание Сената, потом прошли через небольшой парк и оказались на освещенной улице. Фонари светили еле-еле и висели далеко один от другого, но тротуар уже было видно. Узнать в них людей можно было, только столкнувшись лицом к лицу, а земмы встречались редко.
— Погаси и оставь здесь фонарь, — сказал Ланс Сарку. — Света достаточно, а он привлекает к нам внимание. Уже долго идем, и до сих пор не увидели ни одного экипажа!
— В это время их мало, — отозвался Лар. — Скоро будет большая площадь, там кого-нибудь найдем.
Через несколько минут действительно вышли на большую круглую площадь. Под одним из горевших фонарей стояла карета, запряженная парой лошадей. Кучер, видимо, заснул, потому что его пришлось окликнуть дважды.
— Отвезешь нас до первого постоялого двора на южном тракте, — сказал ему Лар.
— Ночью из города не поеду! — уперся тот. — Мы, господин, по темному времени ездим только по освещенным улицам.
— Я Лар Маррой! — надменно сказал патриций. — Если нам из-за твоей трусости придется искать другой экипаж, ты на этом долго ездить не будешь! Мало ли какие неприятности могут случиться с таким, как ты, да еще ночью.
— Десять золотых! — заломил цену кучер. — Поймите меня, блистательный! Если я с вами поеду, то и сам до утра останусь на этом постоялом дворе. Не будет заработка, наоборот, самому придется платить. А возвращаться одному в темноте через весь Алькар… Да меня несколько раз зарежут!
— Держи, — согласился Лар и отсыпал ему золото. — Учти, что мы спешим, так что не ленись работать кнутом.
Кучер не слез с козел, поэтому не увидел, как они, бросив копья, садились в экипаж, и не узнал, что везет гертов. Когда закрыли дверцу, он взмахнул кнутом, и лошади резво побежали по ровной брусчатке. К удивлению Сергея, колеса при езде почти не шумели, больше шума было от лошадей. Экипаж слегка раскачивался, но сильной тряски не было, а ту, какая была, почти не чувствовали из-за мягких сидений.
— Не скажете, как вам удалось бежать? — спросил Сергея осмелевший Лар. — Я не слышал и нигде не читал о том, что были удачные попытки. И почему вас так мало?
— Остальные отказались бежать, и мы их заперли в казарме, — ответил парень. — Вы не могли бы поспособствовать, чтобы их не наказывали? Они не могли нам помешать или как-то предупредить охрану.
— А почему вы о них беспокоитесь? — удивился он. — Там были одни земмы или еще и герты?
— Я не отношусь с презрением к земмам только на том основании, что они сильно от нас отличаются, — ответил Сергей. — В казарме остались земмы, но мне будет неприятно, если они из-за нас пострадают.
— Ничего не могу обещать, — сказал Лар. — У нашей семьи много власти, но не над чужой собственностью. Решать, наказывать своих рабов или нет, будет их хозяин. Если он пострадает, то постарается на ком-нибудь отыграться. Вас уже не схватят, поэтому я думаю, что их казнят.
После этого разговора ехали молча до самой заставы. На выезде из столицы мощенный булыжником тракт перешел в грунтовку. В этом месте дорогу перегораживала рогатка, с которой должны были управляться трое находившихся в небольшой караулке солдат. Они услышали шум экипажа и, разобрав копья, вышли из домика.
— Почему так поздно? — недовольно спросил один из них кучера. — Куда тебя несет ночью? В такую темень даже разбойники не ездят.
— Я тоже в эту поездку не рвался, — раздраженно ответил не склонный шутить кучер. — Открывайте рогатку! Со мной едет сам сын главы Сената!
— А может, сам глава? — заржал другой солдат.
— Мне придется выйти, — тихо сказал Лар бывшим гладиаторам. — Если я этого не сделаю, они проверят экипаж и увидят, кого я везу. Не будьте такими подозрительными, куда я отсюда убегу? Эти солдаты не помешают вам воткнуть в меня кинжал.
— Пусть идет, — сказал Сергей схватившему пленника за руку Лансу. — Лучше не доводить до драки, а он бегает не быстрее кинжала.
— Вам что было сказано? — сердито закричал на солдат соскочивший с подножки экипажа Лар. — Я должен сам открывать вашу рогатку? Если хотите, чтобы начальство завтра обработало ваши задницы…
— Как же так, блистательный?.. — растерянно спросил старший из солдат. — Ночью покидаете столицу и без эскорта… А если что-нибудь случится?
— Со мной охрана, — снизошел до объяснений Маррой, — и еду я только до постоялого двора. Все остальное не вашего ума дело! Освободите дорогу!
Солдаты бросили копья и побежали к рогатке, а Лар вернулся в экипаж.
— Как видите, я с вами честен, — сказал он Лансу. — Надеюсь, что мне не придется в этом раскаиваться.
Покинув город, два часа ехали по едва видневшемуся тракту. Шагов на тридцать по обе стороны от него были вырублены все деревья и кусты, а дальше чернел лес. Показавшийся по правую руку постоялый двор был огорожен высоким забором из-за которого выглядывала крыша большого здания.
— Стой! — крикнул кучеру Ланс и, открыв дверцу, спрыгнул на дорогу. — Выгружайтесь, парни, дальше пойдем пешком. Сергей, не забудь забрать у патриция кошелек.
— А как же лошади? — не понял Сарк.
— На тракте нам никто лошадей не продаст, — объяснил Ланс, — а на постоялый двор я и сам не пойду, и тебя не пущу. Вся честность нашего пленника из-за страха за свою жизнь. Боюсь, что когда он очутиться за забором, страха станет меньше, потому что мы этот постоялый двор штурмом не возьмем. Есть и еще один момент. Наверное, ты хорошо ездишь на лошади, а мы лошадей видели только на картинках, поэтому не будет никаких скачек. А если ехать шагом, то я лучше пойду пешком. Без лошадей намного меньше мороки. Нам придется прятаться в лесу, а в нем с лошадьми далеко не уйдешь. И с кормлением будут сложности.
— Я бы мог заезжать на такие дворы и покупать овес, — сказал Сарк, — но насчет леса ты прав. Я всегда охотился пешком и добычу нес сам. Ладно, обойдемся без лошадей.
— Никуда ты не будешь заходить, — сказал Сергей. — Может, Лар и не собирается нас ловить, но он в столице не один. Я думаю, что желающих содрать с нас шкуры будет много. Бежать можно только по тракту, поэтому по нему пошлют гонцов, а со сменными лошадьми они через два дня будут в Парме и на каждом постоялом дворе оставят твое описание.
— А как же я? — спросил сидевший в экипаже Лар.
— Счастливо оставаться, патриций, — помахал ему рукой Сергей. — Жизнь мы вам оставили, а деньги вам не нужны. Можете прямо сейчас возвращаться в Алькар, а если кучер не захочет ехать ночью, он вас отвезет днем.
— Надо решить, чем будем питаться, — сказал Ланс, когда отошли от постоялого двора. — Вы смотрели, что в кошельках? Одно золото, или есть серебро?
— Судя по весу, золото, — ответил Сарк. — А зачем тебе серебро?
— Для крестьян. Если нельзя появляться на постоялых дворах, то ты можешь рискнуть зайти в какую-нибудь деревню. Лука у нас нет, к тому же не хочется тратить время на охоту.
— Крестьяне возьмут и золото, — сказал Сарк. — Не знаю, как в здешних местах, но у наших крестьян были луки, так что и здесь можно попытаться купить. Вряд ли решатся вредить вооруженному земму.
— Идем, пока не рассветет, — решил Ланс, — а потом забираемся в лес и отдыхаем. Днем будем идти по кромке леса и прятаться каждый раз, когда кого-нибудь встретим. Как только наткнемся на съезд в деревню, пошлем тебя за продуктами, а сами покараулим у околицы.
— Нормальный план, — согласился Сергей. — Если с деревней ничего не выйдет, учтите, что я взял кусок веревки. Ее можно распустить и использовать как тетиву. Я не охотник, но легко сделаю лук, которым можно бить птицу. Вот только где взять огонь? Серк, как его у вас разжигают?
— Будет огонь, — заверил его земм. — Если добудем мясо, есть его сырым не придется.
— Когда будем делать привал? — спросила Вера друзей. — Мой живот говорит, что уже пора.