За десять лет путешествий по четырем концам света мне довелось столкнуться с множеством самых поразительных вещей, и странное событие, о котором я говорю, превратилось лишь в яркое воспоминание. Однако несколько дней назад, 24 января 1908 года, я получил в Париже следующее послание, подписанное отцом Лаванье, который проводит жизнь со своей дикарской паствой в шестистах милях к северо-западу от Клондайка. Привожу его письмо дословно:
Армстронг-Крик.
1 января 1908 г.
Любезный мой духовный сын,
«Торговец с берегов Мак-Квестен только что остановился здесь со своими собаками и санями. Ему выпало нелегкое путешествие из Доусона через Барлоу, Флэт-Крик и Доминьон. Я ожидаю получить от него через две недели свежую провизию и новости из внешнего мира. Сегодня первый день Нового Года, и мне хотелось бы выразить в этом письме самые теплые пожелания здоровья и счастья. Надеюсь, наступивший год подарит мне удовольствие принять Вас под своей скромной крышей на другом краю земли. Не верится, что Вы позволите старому другу с Великого Севера препоручить свои останки индейцам (которые рано или поздно опустят их в плетеный гроб), не повидавшись с ним еще раз.
Я получил Вашу книгу и с величайшим наслаждением ее прочитал. К слову, Вы ошиблись, рассказывая об этом бедняге, Джоне Шпице. Увы! он больше не почтальон района Дункан. Бедолага умер в Игл-Кэмпе вскоре после Вашего отъезда, не оправившись от ран, полученных при стычке с „лысомордым“, о которой Вы, безусловно, помните.
Поскольку речь зашла о свирепых животных, поверите ли Вы, если я скажу, что десять моих индейцев и сам я в канун Рождества снова видели этого ужасного зверя из Партридж-Крик. Он ураганом пронесся по замерзшей реке, выламывая задними ногами огромные глыбы льда из ее грубого покрова. Шерсть серебрилась от инея, а маленькие глазки сверкали, как огоньки в сумерках. Зверь держал в пасти нечто, показавшееся мне карибу.
Зверь держал в пасти нечто, показавшееся мне карибу.
Он мчался со скоростью более десяти миль в час. Температура в тот день упала до минус сорока пяти градусов. Несомненно, это был тот же зверь, которого мы видели раньше. Вместе с вождем Стинешейном и двумя его сыновьями я прошел по следам, что в точности походили на виденные нами — Лимором, Батлером, Вами и мной — в грязи той „лосиной поилки“. Шесть раз мы измеряли на снегу отпечатки гигантского тела, и величина его была такой же, как прежде, вплоть до двадцатой доли дюйма. Мы шли по следам до самой реки Стюарт целых две мили, но затем начался небольшой снегопад и скрыл следы».
При чтении письма мне живо вспомнилась собственная встреча с чудовищем — так убедительно подтвержденная отцом Лаванье — и я решил рассказать о ней.
Стоянка Мак-Квестен, этот далекий уголок дивного Юкона, где восемь месяцев в году царит жесточайшая зима, а короткое лето отличается чудесной красотой, четырежды на протяжении восьми проведенных на севере лет служила мне местом отдыха. Мой друг из Сан-Франциско, мистер Батлер, приехал в Доусон-Сити с целью приобретения концессий на разработку золотых приисков и обещал присоединиться ко мне для совместной охоты. В один прекрасный день, когда я пил после обеда кофе на веранде хижины отца Лаванье, я услышал чей-то свист с противоположной стороны реки. Там в тени деревьев шло вверх по течению выдолбленное из древесного ствола каноэ, где сидели два индейца с веслами. С ними был и Батлер.
— Старина, — сказал он, с улыбкой пожимая мне руку и стараясь скрыть явное волнение, — я просто обязан рассказать тебе кое-что очень странное. Известно ли тебе, что доисторические чудовища все еще существуют?
Место, где автор встретился со своим другом Батлером (с фотографии).
Я покатился со смеху, и мы пошли по тропинке к дому отца Лаванье. Батлер снял заляпанные грязью сапоги, уселся в удобном кресле и начал:
— На озере Грейвел я оказался во вторник вечером и оттуда направился к устью Клир-Крик, зная, что именно там меня будут ждать присланные тобой люди. Дорога была мерзейшая — сорок миль по болотам. Наконец, уже в темноте, я спустился с холма и с радостью увидал освещенные окна хижины Гранта. Грант был дома и накормил меня отличным ужином. Рано утром, то есть вчера, Грант по обыкновению тихо и спокойно сообщил мне, что за плоскогорьем Партридж-Крик мирно пасутся три превосходных лося. Мы наскоро проглотили завтрак и вчетвером — Грант, два твоих человека и я — тронулись в путь. Мы пошли в обход и очутились на вершине холма, где притаились, растянувшись на земле. Отсюда была хорошо видна «поилка» в долине; рядом три огромных лося безмятежно объедали мох и лишайники. Внезапно все трое подскочили и один из самцов издал громкое мычание, которое у этих животных служит сигналом появления преследователя или смертельного ранения. После все три лося безумным галопом унеслись на юг.
— Что случилось?
— Мы решили приблизиться к месту, где лоси так сильно чего-то испугались. Поилка имела шестьдесят футов в длину и пятнадцать в ширину. Там мы увидели в грязи, почти на уровне воды, свежий отпечаток тела колоссального зверя. Брюхо оставило в грязи вмятину более двух футов глубиной, тридцати футов в длину и двенадцати в ширину. По обеим сторонам и чуть сбоку от главного отпечатка мы нашли четыре вмятины поменьше, длиной в пять и шириной в два с половиной фута, оставленные гигантскими лапами; когти длиной больше фута заканчивались остриями, глубоко погрузившимися в глину.
Мы двинулись по долине и миль пять или шесть шли по следам чудовища, но в ущелье Партридж-Крик — горняки называют такие места «вымоинами» — следы вдруг, как по волшебству, оборвались.
На следующий день, в пять утра, отец Лаванье, Батлер, Лимор (спешно вызванный нами горняк, живший по соседству), я и пятеро индейцев пересекли в двух каноэ реку Стюарт. Ни один из двух проводников, а также сержант конной полиции, который довольно скептически отнесся к нашему рассказу, и местный почтальон не согласились нас сопровождать.
Весь день мы безуспешно прочесывали долину небольшой речки Мак-Квестен, плоскогорье Партридж-Крик и местность между Барлоу и величественными, увенчанными снеговыми шапками горами.
Мы двинулись по долине и миль пять или шесть шли по следам чудовища.
К вечеру мы совершенно вымотались от этого хождения по болотам и разожгли костер над каменистым ущельем. Солнце садилось. Лежа у огня, мы лениво смотрели на поблескивающую поверхность болот, где только что без толку бродили.
Чай закипел и все как раз собрались по очереди погрузить в котелок оловянные кружки. Но неожиданный шум осыпающихся камней и странный, резкий, пугающий рев заставили нас всех вскочить на ноги.
Зверь, на которого мы охотились — черное, колоссальное животное — медленно и тяжело взбирался по противоположной стене ущелья. В пасти у него было какое-то кровавое месиво, челюсти что-то пережевывали; из-под ног существа скатывались вниз большие валуны!
Отец Лаванье, Лимор и я в ужасе пытались вскрикнуть, но ни единый звук не вырвался из наших пересохших ртов. Мы невольно схватили друг друга за руки. Пятеро индейцев уткнулись лицами в землю и дрожали, как осенние листья. Батлер уже спускался с холма.
— Цератозавр! — цератозавр Северного полярного круга! — пробормотал отец Лаванье, выбивая зубами дробь.
— Цератозавр! — цератозавр Северного полярного круга! — пробормотал отец Лаванье, выбивая зубами дробь.
Чудовище остановилось едва ли в двадцати шагах от нас, улеглось на громадное брюхо и уставилось, не шевелясь, на красный диск солнца, окрашивавший все вокруг таинственным светом.
Целых десять минут, прикованные к месту какой-то странной, необоримой силой, мы рассматривали это ужасное видение.
Мы, однако, всецело владели своими чувствами и ни тогда, ни теперь ни на миг не сомневались, что оно было явью. Перед нами было живое существо, не иллюзия и не призрак.
Цератозавр повернул огромную шею, но нас, похоже, не заметил. От земли до холки было не меньше восемнадцати футов. Длина тела, от раскрытых челюстей с торчащим над ними, как у носорога, рогом и до кончика хвоста, составляла по крайней мере пятьдесят футов. Шкура с жесткой серовато-черной щетиной напоминала шкуру дикого кабана. Брюхо было покрыто толстым слоем грязи.
Батлер вернулся к нам и шепнул, что по его оценкам животное весило около тридцати тонн.
Цератозавр внезапно задвигал челюстями, пережевывая толстый ком какой-то вязкой пищи, и мы услышали звук, похожий на хруст мелких костей. Затем он резким движением поднялся на задние ноги, испустил рычание — неописуемый, гулкий, ужасающий звук — с неожиданным проворством развернулся и гигантскими прыжками, похожими на движения кенгуру, стал спускаться в ущелье.
24-го числа мы с Батлером, отдохнув два дня, отправились в Доусон-Сити, собираясь вытребовать у губернатора пятьдесят вооруженных людей и мулов.
На этом мой рассказ завершается. Весь город с месяц потешался над нами, a «Dawson Daily Nugget» опубликовал обо мне статью, в одно и то же время лестную и сатирическую, под заголовком «Подражатель Эдгара По».
Фотография когтистой лапы динозавра из нью-йоркского музея.
— Страх? — переспросил исследователь, быстрой и нервной рукой отставляя в сторону стакан с шербетом. — О, думаю, я робел не меньше любого другого… но со временем страх отступает, я полагаю.
Некоторые из гостей, присутствовавшие на званом обеде, выказали не более чем вежливый интерес, но дебютантка Грейс Демминг, дочь хозяйки дома, глядела на виновника торжества с восторгом, как будто тот был сверхчеловеком.
— И вы никогда не боялись, мистер Винслоу? — спросила она чарующим контральто, не сводя с гостя широко расставленных серых глаз.
— Я никогда и близко не испытывал такого страха, как любят описывать в романах — знаете, когда ледяное дыхание ужаса пробирает героя до глубины души… хотя… однажды…
Миссис Мейсон, величественная пожилая вдова, сидевшая рядом с ним, быстро вмешалась, словно ожидая услышать пикантную сплетню.
— Что-то жуткое? — спросила она. — О, нам-то вы смело можете рассказать. Едва ли случай настолько неприличен, как те, о которых мы ежедневно читаем в газетах.
— В нем нет ничего скандального, — ответил путешественник. — Я не хотел создать у вас такое впечатление. Собственно говоря… сказать по правде, я пытался изгнать все это из памяти, но воспоминание возвращается снова и снова, а никакого объяснения я найти не могу.
Серые глаза мисс Демминг глядели на него с мольбой. Весь вечер он невольно чувствовал на себе ее неотрывный, испытующий взгляд.