Состарилась и Клушица. Нелегко ей стало подниматься в горы. И потому свила она себе гнездо в долине— прямо на земле. И сказали ей знакомые:
— Что же это ты? Всю жизнь жила с орлами, парила там, где парят орлы. Училась кричать по орлиному. Так и умри, как орлы умирают: повыше в небо и — покрепче о скалу...
Но клохтала в ответ Клушица по-старушечьи:
— Что вы, какой из меня орел... Я — Клушица. И умру своей смертью. Орлы что едят? Мясо. А я червячков собираю, люблю в навозе конском рыться. Не орел я — Клушица. Я только жила с орлами рядом...
Всю жизнь пес Полкан бегал по двору дедушки Нефеда,лаял на прохожих, рычал на кур. Всю свою
жизнь только лаял и рычал. Ему даже во сне снилось, что он лает. Будто лезут в огород соседские куры, а он лает на них от сарая:
— Я вам! Я вам!
И будто рычит для острастки:
— Р-Р-Р-РР.
И так с утра до вечера с вечера до утра рычал да Лаял. И кроме как лаять и рычать ничему больше нё учился. И не дружил ни с кем. А тут на старости-то лет подружился вдруг с Шумкой дедушки Назара. Придет к ней, сядут они рядышком и сидят, на улицу смотрят.
Потрется Шумка головой о плечо Полкана, спросит:
— Что ж ты молчишь? Скажи мне что-нибудь.
Окажет Полкан:
— Гав... Гав...
Поморщится Шумка, отодвинется от него немножко:
— Ну что ты лаешь, ты что-нибудь нежное скажи.
— Р-р-р-р, — прорычит Полкан и придвинется к Шумке поближе. Сидит возле нее, молчит. Всю свою большую собачью жизнь он только и делал, что рычал да лаял, и ничего другого говорить не умеет.
Посидят так Полкан с Шумкой, помолчат и разойдутся. На другой день Шумка к Полкану в гости приходит. Садятся они опять рядышком и сидят, на улицу смотрят.
Потрется Шумка головой о плечо Полкана, попросит:
— Ну хоть сегодня скажи мне чтотнибудь нежное. Встрепенется Полкан, скажет:
— Гав... Гав...
И добавит чуть потише:
— Гггав..
- Поморщится Шумка, отодвинется от него немножко:
— Ну что ты лаешь на меня? Ты мне скажи что- нибудь нежное.
— Рррр, — прорычит Полкан и придвинется к Шумке поближе.
И сидит Шумка возле него и ни о чем больше не просит. Лучше пусть молчит Полкан: он умеет нежно молчать, а говорить... Нежным словам Полкану некогда было учиться: он двор стерег, рычал на всех да лаял. Нежно говорить он не умеет.
Родились у Ежика ежата. Пока не было их, говорил Ежик:
— Мне бы хоть парочку.
А тут сразу пять родилось, и все сыновья.
И пока им материнского молока хватало, ходил Ежик по лесу, хвастался:
— Пять сыновей! Будет кому защитить в старости.
А как стали подрастать они, как начал Ежик сам
кормить их, то и схватился за голову.
— Пятеро! Это подумать только и то страшно. По мыши, пять мышей надо поймать, а по две — уже десять. Ой-ой-ой!
Вставал теперь Ежик до света, ложился затемно. Чуть до дому добирался по вечерам. Бросались ему ежата навстречу, кричали один громче другого:
— Папа, что принес?
— Себя чуть донес, — говорил Ежик и падал в постель.
И чем больше росли ежата, тем больше еды им надо было. И тем чаще говорил Ежик:
— Мучители вы мои. И когда я только от вас отмучаюсь.
Отмучился. Выросли ежата, разбрелись по лесу, своими семьями жить начали. И тихо стало у Ежика в домике: он да жена. И пошуметь некому. И скучно стало. Вернется вечером Ежик с охоты, а его и не встречает никто, а бывало...
И вспоминал- Ежик ребят своих. Все вспоминал: и как у них глазки прорезались, и как они колючками обрастали, и как прощались с ним, когда уходили.
И сказал Ежик как-то жене своей:
— Плохо у нас, жена, без ребят стало.