К непослушанью низменный привык.
И праведник, высоко чтущий Бога,
Главу склоняет у Его порога.
Один жестокий человек, как говорит молва, по дешевке покупал у бедняков дрова; как и подобает злодеям, он с выгодой перепродавал их богатеям. Некий благочестивый муж, проходя мимо него, воскликнул:
Притеснитель, обидевшись на эти слова, нахмурился, но не обратил внимания на предостережение. И вот однажды ночью огонь из кухни перекинулся на дровяной амбар; все его имущество сгорело, и вместо теплой постели ему пришлось сидеть на горячем пепле.
Случайно тот же самый благочестивый муж опять проходил мимо его дома и услышал, как тот человек говорит своим друзьям:
— Не знаю, откуда залетел огонь в мой амбар!
Благочестивый муж воскликнул:
— Это огонь из дыма вздохов бедняков!
На венце Кейхосрова было начертано:
Некто был в искусстве борьбы среди совершенных; знал триста шестьдесят приемов драгоценных и каждый день боролся по-другому. Как-то раз сердце борца склонилось к одному из учеников, обладавшему благородной внешностью, и он обучил его тремстам пятидесяти девяти приемам. Только последний прием он все никак не показывал и медлил. Юноша достиг совершенства по силе и ловкости, и с ним уже никто не мог тягаться из борцов того времени. Однажды он даже сказал царю той страны:
— Я только потому признаю превосходство учителя надо мной, что он старше меня и я обязан ему воспитанием. А вообще-то силой я ему не уступаю, а искусством я ему равен.
Царю эти слова грубыми показались, он велел, чтобы борцы перед ним состязались. Приготовили просторное поле, собрались его величества вельможи и столпы государства тоже, собрались и силачи той страны. Вышел юноша, подобный свирепому льву; он был настолько полон сил, что, если бы перед ним была железная гора, он бы ее свалил. Учитель понял, что юноша превосходит его силой. И вот он схватился с ним при помощи того редкого приема, который он держал про себя. Юноша не сумел отразить его, учитель поднял его над головой и грянул оземь. Люди подняли шум. Царь повелел одарить учителя драгоценными одеждами и другими дарами, а юношу, наказав, пристыдил:
— Ты хвастался, что сможешь победить своего воспитателя, а ведь вот — не справился!
— О царь,— отвечал юноша,— он одержал надо мной победу не потому, что он сильнее меня, а потому, что в искусстве борьбы мне оставался неизвестным один прием, который он скрывал от меня. Вот этим приемом он и победил меня сегодня.
— Ради этого дня,— сказал учитель,— берег я этот прием, ибо мудрецы говорят: «Не давай чужому такой силы, чтобы он мог одолеть тебя, если станет враждовать с тобой». Разве ты не слыхал, как говорил человек, обиженный своим воспитанником:
Некий дервиш-отшельник постоянно сидел в своем укромном углу. Некий царь навестил его, но дервиш — поскольку уединение есть царство довольства,— не поднял даже головы и не выказал благосклонности к царю, а тот, в силу царского величия, возмутившись, воскликнул:
— Это племя одетых в рубища скотам подобно, оно ни достойно жить, ни разумно рассуждать не способно!
Вазир обратился к дервишу со словами:
— О доблестный муж, царь земли посетил тебя, что же ты его должным образом не поздравил, не выполнил вежливости правил?
— Скажи царю,— ответил дервиш,— чтобы он ждал угодничества от того, кто ждет от него милостей. И пусть он знает также, что цари существуют для того, чтобы охранять подданных, а не подданные для того, чтобы повиноваться царям!
Речь дервиша произвела на царя большое впечатление. Он молвил:
— Проси у меня все то, чего хочешь!
— Прошу тебя,— ответил дервиш,— не беспокоить меня в другой раз.
— Тогда дай мне какой-нибудь совет,— попросил царь.
Дервиш ответил:
Один вазир обратился к Зуннуну египетскому, прося у него благословения. Он говорил:
— Днем и ночью, неустанно занят я на службе у султана, на благодеяния его уповая и в страхе перед гневом его изнывая!
Зуннун, зарыдав, ответил:
— Если бы я боялся Всеславного, Всевышнего Владыки так же, как ты боишься царя, предо мной открылась бы дорога в сонм приближенных Бога!
Некий царь приказал убить невинного человека. Тот сказал ему:
— О царь, не ввергай себя в бедствие из-за той злобы, которую ты сейчас питаешь против моей ничтожной особы. Ведь казнь надо мной совершится в одно мгновенье, а грех вечно останется на тебе.
Это наставление показалось царю справедливым, и он не стал казнить того человека.
Вазиры Ануширвана однажды рассуждали о важном государственном деле. Каждый из них высказывал свои соображения. Царь тоже несколько слов произнес, как он смотрит на этот вопрос. Бузурджмихр присоединился к мнению царя. Другие вазиры тайно спросили его:
— Какое же преимущество ты обнаружил в мнении царя перед соображениями стольких мудрецов?
— Исход дела,— молвил Бузурджмихр,— еще неизвестен, и мнение любого из нас, ведает бог, может или оправдаться, или оказаться ошибочным. Итак, лучше всего присоединиться к мнению царя, ибо если даже оно окажется неправильным, я все же избегну его упреков благодаря тому, что выразил свое согласие с ним.
Некий плут себе пряди на висках закрутил и о себе как о потомке Али всем возвестил. Он прибыл с караваном из Хиджаза в какой-то город, а заявил, что возвращается из паломничества. Потом он преподнес царю касыду, заверив, что он сам ее сочинил. Царь богато одарил его, осыпал его почестями и благодеяниями. Один из приближенных к особе падишаха, прибывший в том же году из морского путешествия, воскликнул:
— Да я видел его во время праздника жертвоприношения в Басре! Как же он стал паломником?
Другой молвил:
— Да ведь отец его малатийский христианин, как же он стал потомком Али!
А стихотворение его обнаружили в диване Анвари... Царь приказал избить плута и изгнать его за ложь. Тот сказал:
— О владыка земного лика! У меня осталось еще несколько слов, позволь мне сказать их. Если они не будут верны, то я достоин любого наказания, какое тебе будет угодно назначить!
— Что это за слова? — спросил царь.
Тот молвил: