Мухаммед-киши сел и схватился за голову. Казалось, что и сын не вернется с фронта, что и жена с детьми навсегда бросили его, что сломались опоры этого старого дома, что осела его крыша. Деревенские ребятишки откуда-то прослышали о случившемся и разнесли по всему селу весть: «Дядя Мухаммед волка поймал».
…Люди собрались у него во дворе. Больше всего было детей, были и старики, и женщины. Несколько ребятишек влезли на крышу овчарни и заглядывали через дымоход. Один из них кричал:
— Он похож на собаку. А бедного барана сожрал так, что одни рога остались.
Человек в шапке с длинным козырьком, в поношенной одежде присел рядом с Мухаммедом-киши и так же, как и он, задумался. Как будто волк сожрал и его барана.
— Плохо дело, родной!
— Видно, судьба, Мусеиб-муаллим.
— Да, плохо дело.
— О баране я не жалею. Дело не в нем. Рашид с товарищами вернется с войны. Вот я и держал, растил барана для этого дня.
— Да, плохо. Волк там, внутри?
— Там.
— Что ты намерен с ним делать?
— Мариновать буду. Я ему такую кару придумаю — свою могилу собственными глазами увидит.
— Накажи его, накажи.
Жители деревни между собой называли его «Мусеиб-муаллим с дырявым животом». Но этого никто не видел. Потому что Мусеиб-муаллим был человеком стыдливым. Не купался летом в реке, не мылся в общем отделении бани, расположенной в большой деревне на том берегу реки. Было несколько человек, которые уверяли, что у него кишки видать, словно видели их собственными глазами. А еще были и такие, что и сердце видели. Когда началась война, его вызвали в военкомат. Здесь все становились в чем мать родила перед женщиной в очках. Все в этих краях хорошо знали доктора Гохар. Она, как мать, осмотрев этих людей, записывала что-то в свою тетрадку. Когда пришла очередь Мусеиб-муаллима, он стал перед ней в одежде. Доктор Гохар многозначительно посмотрела на военного комиссара. И тот прикрикнул на Мусеиб-муаллима. Деревенские ребята были сконфужены. Они стали шептаться насчет того, что комиссар, видно, не знает, что перед ним учитель. Мусеиб-муаллим сказал:
— Я ведь учитель…
— Ты должен для всех быть примером.
— В чем?
— Много не разговаривай, раздевайся.
— Я разденусь. Пусть тогда эти дети выйдут. Я им преподавал. И еще: пусть врач снимет очки.
— Почему так? Ребята тебя не стесняются, а ты будешь их стесняться? А во-вторых, врач без очков плохо видит. Фронту нужны солдаты.
Когда речь зашла о фронте, Мусеиб-муаллим разделся. Ребята отвернулись, врач вышла, его осмотрел сам комиссар.
— Слушай, а у тебя и впрямь грыжа…
— А ты как думал, разве станут зря языком молоть?! Но ты все-таки пошлешь меня на фронт. Хотя бы газеты почитаю.
— Одевайся, твой стыд скрывала одежда, не буду тебя посылать.
— Нет, пошлешь!
— Не пошлю.
— Ребята, которых я учу, пойдут под пули, а я здесь останусь?!
Мусеиб-муаллим стоял и долго смотрел на комиссара. Глаза у него наполнились слезами.
— Стало быть, я не годен?
Комиссар почувствовал, что задел его, смягчился.
— Учитель, на войну посылают здоровых людей. Что ж ты хочешь, чтоб мы послали на врага больного учителя, вроде тебя? Пусть уж воюют эти молодые.
Мусеиб-муаллим вернулся в село. Вел свои уроки. Большинство писем, приходивших в деревню, давали прочитывать ему. Однажды прочел он письмо и от Рашида. И Мухаммед-киши уважал его. Когда он прослышал об истории с волком, у него мелькнула одна мысль. И сейчас он хотел произнести ее вслух, но не осмелился.
— Так значит, говоришь, накажешь его?
— Не наказывать?
— Накажи, накажи. Я за него заступаться не стану. Ему любой кары мало.
— Похоже, ты что-то придумал, Мусеиб-муаллим.
— Да нет, ничего особенного.
— Говори, не робей.
Когда Мусеиб-муаллим обращался к кому-нибудь, кто был старше него годами, он краснел как помидор.
— Я подумал, может быть, ты подаришь его школе.
— Будешь преподавать ему, уму-разуму учить?
— Нет, просто буду показывать на уроке зоологии.
— Волка они не видали?
— Видали. Но я им буду говорить, что волк — тот же фашист, никакой разницы нет.