Агали воспрянул духом:
— Да теперь я покажу вам!..
Кто-то из кодлы выглянул из тамбура:
— Да, и впрямь Нахичевань.
Другой ухватился было за стоп-кран, но раздумал.
— Ладно, ребята, пошли.
Открыв дверь в другой вагон, слиняли.
Старик, отняв руку от поручня, прислонился к стенке тамбура. Сын подошел, взял его за другую руку, легонечко потянул, попытался разжать пальцы… Старик зло уставился на него:
— Где ты пропадал? Столько гадостей наслушался… Собачье отродье… Я нарочно вышел, чтобы отвлечь их внимание…
Поезд прибыл на станцию Нахичевань. Ни выходящих, ни садящихся не оказалось. Агали отвел отца в купе и торопливо запер дверь. Дочурка, усевшись на подушке, утирая мокрыми кулачками глаза, всхлипывала.
Агали, отодвинув шторку, окинул взглядом вокзал.
Прозвучал гудок. Агали подсел к дочурке, приобнял.
— Что с ней?
Жена жестами дала понять, малышка промочила постель.
— Ну и пусть, ну и ладно! — сказал он, свернул мокрое белье, закинул в багажную нишу, раскрыл свежее. На другой нижней полке постелил отцу.
— Сядь, — потянул старика за руку.
Старик не сдвинулся с места.
— Силен, — он переглянулся с женой. — Как ни тужились дыга, не смогли его скинуть с поезда…
Старик смерил его колючим взглядом.
— Что, разве умер Абдулла, чтоб с ними не управиться? Не хотел связываться со шпаной…
В дверь купе громко постучали. Девочка прижалась к маме, испуганно таращась. Агали потянулся к двери…
— Ты что, спятил? — одернула жена.
Стук повторился.
— Что надо? — спросил Агали.
— Открой. Там вещь осталась…
— Здесь ничего вашего нет.
— Ладно, сейчас скажу…
Чуть погодя в скважине замка звякнул ключ. Агали быстро выдвинул защелку-ограничитель. Снаружи толкнули дверь вбок. Створка чуть сместилась.
— Не откроешь, в Мегри не выпустим…
Жена в страхе прижала палец к губам: «Молчи». Старик сказал:
— Погляди, чего хотят…
И подался к двери.
— Твои приятели, — усмехнулся Агали, осаживая отца. Снова донеслись голоса:
— Всех повезем в Кафан… Будете моими гостями…
— Сукин сын, думает, нам надоест, и мы отстанем. Ара, меня зло берет… Чтоб турки с комфортом в купе ехали, а мы всю ночь на ногах валандались…
— Если я им дам уснуть, тогда я не армянин, а турок…
В дверь несколько раз ударили ногами. Агали лежал на верхней полке. Брань, ругань продолжалась. Он отмалчивался, не сводя взгляда с отца.
На одном из полустанков кодла сошла, напоследок постучали в окно, пошвыряли камушки, отвратительно матерясь. В пять утра поезд по расписанию проходил через Мегри. В такую рань вокзал зачастую бывал безлюден.
«Вдруг еще не дадут сойти», — Агали вспомнил блеск ножа в тамбуре. Вдруг он услышал: «Ордубад». И ему вдруг пришло на ум: не сойти ли там. Подняв кожаную шторку, всмотрелся в густую темень, но не смог ничего углядеть. «В случае чего пролезу через окно, сообщу дежурному по станции».
Опустив раму окна, высунул голову. Впереди мерцали огни.
— Подъезжаем к Ордубаду.
Агали узнал вокзал: как-никак три года проучился в ордубадском интернате.
Девятый вагон остановился у почтового помещения, напротив четы тополей. Никого, кроме двух патрулирующих солдат с автоматами. Услышав родную речь, Агали окликнул их:
— Ай гардаш… амиоглу!..