— Ипрте Мегрум сгаган хай га? Михад эл гавеч (Да разве в Мегри есть настоящие армяне? Ни одного), — сказал детина из ватаги, теперь ошивавшийся в коридоре.
Агали переглянулся с отцом, горько усмехнулся:
— Это еще цветочки…
В купе вошла армянка из Мегри, сдувая пыль с папахи, которую держала в руке.
— Молодо-зелено. Не соображают, — сказала она и вернула папаху старику.
Трое из компании вновь вошли и уселись в купе. Детина уставился на армянку:
— Я сомневаюсь, что ты армянка.
— Может, старика в гости к себе еще поведешь? — съехидничал коротышка.
— Не доводите до того, чтобы я позвала милицию! — возмутилась женщина. — Это ли ваша армянская воспитанность? Он же вам в отцы годится!
— Ах ты, дочь шалавы! Нашла, кого защищать!
— Продажная шкура! — донеслись голоса из коридора.
Агали обвел взглядом парней в купе и тех, кто глазел на них из коридора.
— Ребята, давайте забудем о том, что было. Вам от этого проку никакого. Вам бы впору гулять-веселиться. Пошли в ресторан, приглашаю, отведем душу…
— Много на себя берешь, — взъелся детина.
— Ладно, тогда я схожу за бутылкой, выпьем здесь.
Он торопливо вышел из купе, прошел по вагонам, купейным, плацкартным, общим в надежде увидеть хоть какое родное лицо. Увы, никого из своего села, из окрестных мест, ни одного азербайджанца, ни знакомых-земляков армян, и блюстители порядка — как в воду канули. Пытался было растолковать ситуацию русским пограничникам с автоматами, стоявшим у дверей вагонов, но те никак не реагировали. Его охватил панический страх. На миг показалось, что поезд везет их не в родной край, а куда-то в тартарары, в пропасть, откуда нет возврата. Он боялся, что распоясавшиеся молодчики, обнаглев еще больше, начнут задевать его жену, напугают дочурку.
Возвращаясь, купил в ресторане водку и колбасу. Войдя в свой вагон, увидел мегринскую знакомую, снимавшую узелки с верхней полки в первом купе.
— Дайте я, тетя Аганик.
— Где ты застрял? — вскинулась женщина. — Скорей беги к себе, скорей!
У входа в свое купе он столкнулся в дверях с женой — в глазах слезы, на лице отчаяние.
— Отца выволокли… Затолкали по коридору… Туда… Трость вышвырнули в окно…
Агали, оставив колбасу и прихватив бутылку, помчался по коридору в противоположный конец вагона. Вдруг поезд резко убавил скорость. Агали качнуло назад, вагон огласился шипением. Тамбур был битком набит. Поднявшись на цыпочках, Агали увидел отца у выходной двери вагона.
— Гамарлуна! Гамарлуна! — заорал молодчик из кодлы.
— Чего телишься, старик? — торопил детина, стоявший сбоку у двери.
— Вот же, Гамарли! Сходи!
— Пусть остановится… — выдавил из себя старик, вцепившийся в поручни.
— Отойдите-ка, — высунулся русоволосый. — Вы не мужчины!
— Спихни и скинь, я его породу…
Поезд стал. Агали закричал:
— Отец, не сходи! Врут они! Гамарли давно проехали! Здесь — пустошь! Да где же ваша совесть?!
— Сходи, сходи, — понукала кодла.
— Товарищ капитан, сюда, сюда! — закричал Агали и оттащил за рубаху парня, рвавшегося к отцу. Молодчики на миг осеклись. Один метнул взгляд в коридор.
— Ара, этот сукин сын опять нас морочит! Никакого милиционера нету!
— Он у нас в купе! Сейчас ответите за все! — твердил свое Агали.
Коротышка, прошмыгнув мимо, кинулся в сторону купе. Агали пытался прорваться к отцу, но тщетно, и тут вернувшийся назад коротышка пнул его сзади:
— В жизни не видел такого плутоватого турка! За нос водит нас, ишачий сын! Никакой милиции нету! Ара, скиньте и его!
— Не хочу сходить… Не надо… — бормотал старик, не отрывая рук от поручней.
— А ну-ка отойдите, — растолкал дружков взбешенный русоволосый здоровяк. — С одним стариком не можете управиться.
Коротышка сбил со старика папаху. Агали шарахнул поллитровкой об дверь, ведущую в вагон, поднял осколок бутылки с острыми зубцами и завопил как безумный:
— Всем брюхо распорю! Только троньте!
Молодчики вновь на мгновение смешались. Детина, нависший над стариком, вынул финский нож, во тьме блеснуло лезвие.
— Брось! — приказал он Агали.
Тут подбежала мегринская армянка:
— Поезд подъезжает к Нахичевани! Теперь-то как отвертитесь?