— Рой, — остановила его Люси, потому что в гостиную вошли несколько старшекурсниц.
— Ну хорошо, — плюхнувшись рядом с ней, продолжал Рой, — они все твердят, что я должен отвечать за себя, так или нет? «Не отступай от своего решения, Рой, раз уж ты все обдумал». С тех пор, как я вернулся домой, только это и слышу. Ну ничего, я пока молодой и здоровый. И не так уж горю желанием работать в этих его прачечных! Подумаешь, напугал! Да все равно я решил заниматься фотографией. Мне больше не нужны его подачки. Хватит!
На другое утро, в половине седьмого, едва позвонил будильник, она помчалась в ванную, пока еще никто не пошел чистить зубы, и поспешила сунуть два пальца в рот. От этого ей становилось лучше, особенно если потом еще пропустить завтрак и даже вообще не подходить к коридору, ведущему в столовую. По утрам она могла съесть только несколько песочных печений. Но этого ей хватало, чтобы продержаться весь день; она даже успешно делала вид, будто ничуть не изменилась.
Обмороки прекратились две недели назад, а от тошноты она научилась избавляться путем голодовки, но теперь, когда Рой так переменился, истина впервые открылась Люси во всей своей полноте: она ведь тоже переменилась.
Эта мысль потрясла ее. Ведь она действительно в трудном положении. А не просто выдумала все это для того, чтобы они опомнились и вели себя по-человечески. Она вовсе не использует эти обстоятельства, чтобы вынудить их обращаться с собой как с живым человеком, как с девушкой. И эти обстоятельства не исчезнут только потому, что наконец-то к ней отнеслись всерьез. Да, она действительно в трудном положении! И теперь она не в силах ничего остановить.
Солнце еще не поднялось над верхушками деревьев, а она уже бежала через Пендлтон-парк к центру города.
На автовокзале ей пришлось час прождать первого автобуса в сторону Либерти-Сентра. На коленях у нее лежали книги. Люси думала подучить кое-что по дороге и поспеть к половине третьего на урок, но вообще-то она и сама толком не понимала, зачем она вдруг сорвалась в Либерти-Сентр и на что, собственно, она рассчитывает. Сидя на пустой станции, она взяла себя в руки и начала готовить задание по английскому, которое собиралась сделать в свободный час перед ленчем и во время ленча — ведь она все равно ничего не ела. «Приведем некоторые приемы, характерные для выразительной прозы. Данные приемы необходимо проанализировать, а затем использовать в упражнениях».
Она не хочет выходить за него замуж! Если бы даже на свете не осталось других мужчин.
Не успели они отъехать от Форт Кина, как Люси стала давиться и зажимать рот. Услышав это, водитель свернул к обочине. Люси выскочила в заднюю дверь и выбросила в лужу испачканный носовой платок. Вернувшись, она забилась в угол на заднем сиденье: только бы не упасть в обморок, только бы не расплакаться. Она не должна думать о еде, о печенье, которое забыла, убегая из общежития, о том, с кем и о чем ей предстоит говорить.
«Приведем некоторые приемы, характерные для выразительной прозы. Данные приемы необходимо проанализировать, а затем использовать в упражнениях…» Несколько лет назад возле Либерти-Сентра жила одна деревенская девушка, она хотела устроить выкидыш и приняла такую большую дозу касторового масла, что буквально продырявила себе желудок. У нее разыгрался страшный перитонит, и она, конечно, потеряла ребенка, но потом все простили ее, потому что она чуть не умерла, и ребята, которые никогда раньше не замечали… «Приведем некоторые приемы, характерные для выразительной прозы. Данные приемы необходимо проанализировать…»
— Люси, что случилось? — спросила мать, когда она вошла в дом. — Как ты здесь оказалась? В чем дело?
— Я приехала автобусом, мама. Так попадают из Форт Кина в Либерти-Сентр. На автобусе.
— Девочка, на тебе лица нет…
— Где же все?
— Папа Уилл повез бабушку на рынок в Уиннисоу.
— А этот пошел на работу? Ну, твой муж?
— Люси, что случилось? Почему ты не на занятиях?
— На Рождество я выхожу замуж, — сказала Люси, проходя в гостиную.
— Мы уже слышали, — печально отозвалась мать.
— От кого вы услышали?
— Ллойд Бассарт разговаривал с папой…
— С папой Уиллом?
— Нет, с твоим отцом.
— Вот как? А могу я спросить, что из этого вышло?
— Ну, папа встал целиком на твою сторону. Вот что вышло, Люси, отвечаю на твой вопрос. И сделал это без колебаний. Хотя наша дочь и не поставила нас в известность о дне своей свадьбы, как принято у людей…
— Что он сказал, мама? Точно.
— Ну, он сказал мистеру Бассарту, что он считает, что ты уже взрослая и можешь судить о своих чувствах.
— Откуда ему знать, взрослая я или нет?
— Люси, не надо думать, будто все, что бы он ни сделал, плохо только потому, что это сделано им. Отец верит в тебя.
— Ну и зря, можешь ему передать.
— Миленькая…
— У меня будет ребенок, мама. Так что передай ему, что не стоит так уж верить в меня.
— Ребенок? У тебя, Люси?
— У кого же еще? У меня будет ребенок, и я ненавижу Роя, и мне не то что выходить за него замуж — даже видеть его не хочется.
И с этими словами Люси выбежала на кухню, где ее вырвало прямо в раковину.
Ее уложили в постель. «Приведем некоторые приемы…» Книга соскользнула с кровати. Оставалось лишь ждать. Что тут еще поделаешь?
Через дверную прорезь на коврик упала почта. На подъездную дорожку въехала машина. Люси услышала голос бабушки, доносившийся с веранды. Она заснула.
Мать принесла чай и поджаренный хлебец.
— Я сказала бабушке, что у тебя грипп, — шепнула она. — Ты не против?
Поверит ли бабушка, что Люси приехала из-за гриппа? И где папа Уилл? Что она сказала ему?
— Он даже не входил в дом, Люси. Он скоро вернется.
— Он знает, что я дома?
— Нет пока.
Оставшись одна, Люси выпила немного чаю. Потом откинулась на подушку, заботливо взбитую матерью, и стала легонько водить пальцем по губам. Лимон. Какой приятный запах. Забыть обо всем. Просто ждать. Пусть идет время. Что-нибудь да произойдет.