Чиновники переглядываются.
— А верно ли, — опять спрашивает председатель, — что он хотел увезти губернаторскую дочку?
— Верно, — говорит Ноздрев. — И я сам ему помогал. Договорился с попом из Турмачевки. Поп взял за венчание сто рублей.
— Но... Зачем же для этого покупать мертвых? — недоумевает председатель.
— А... чтобы подарить их губернаторской дочке. За ее здоровье! — подняв бокал, говорит Ноздрев и залпом выпивает.
Чиновники невероятно смущены и подавлены... Пауза...
— А не делатель ли он фальшивых ассигнаций? — привстав с места, спрашивает полицмейстер.
— Делатель, — спокойно подтверждает Ноздрев. — И очень, подлец, ловкий...
Прокурор в ужасе поднимается и, подойдя к Ноздреву, тихо спрашивает:
— По городу ходят слухи... что будто Чичиков... На-поле-он?
Ноздрев одним духом выпивает рюмку водки и, в упор уставившись на прокурора, страшным шепотом произносит:
— На-поле-он!
Прокурор отшатнулся, со стуком опрокинул стул... Чиновники в смятении вскочили, попятились...
Ноздрев тоже встал, пальцем поманил их к себе и, наклонившись к ним, вполголоса продолжал:
— Англичане выпустили его с острова святой Елены... Вот он и пробирается в Россию... — на словах
«пробирается» Ноздрев, сверля рукой воздух, таинственно подошел к арке, закрытой портьерой, и, погрозив чиновникам пальцем, скрылся... Чиновники в недоумении переглядываются... и вдруг все в ужасе отшатываются...
Откинув портьеру, в том квадрате арки стоял Наполеон-Ноздрев. Он в треугольной шляпе полицмейстера и мантилии полицмейстерши, которая драпируется на нем, как плащ. Руки его скрещены на груди, клок волос выпущен из-под треуголки.
Чиновники в страхе прячутся за стулья, кресло, стол.
— Вив лемперер! Ура! — заорал Ноздрев и, пошатнувшись, упал на диван и замолк.
Выйдя осторожно из-за прикрытия, чиновники подошли к нему.
— Пьян... — констатировал вслух полицмейстер.
— А знаете, господа, кто этот Чичиков? — хлопнув себя по лбу, внезапно вскричал почтмейстер.
— Кто? Кто? — разом обернувшись, спросили чиновники.
— Это, господа, никто иной, как капитан Копейкин!..
Вдруг грохот в дверь. Все вздрагивают... смотрят на дверь. Грохот сильней... Полицмейстер с испугом открывает дверь, в ней появляется жандармский ротмистр, за ним «странная личность» в темных очках.
— Господа! — выступая вперед, заявляет «личность». — В город только что прибыл генерал-губернатор князь Хованский. Его сиятельство незамедлительно просит вас всех пожаловать к нему!.. — четко и громко объявив это, «личность» и капитан исчезают.
Полицмейстер, испуганно вскрикнув «Ах!», бросается вслед за «личностью», за ним ринулись председатель и вице-губернатор. Прокурор было тоже рванулся, но хватается за сердце, меняется в лице и падает на пол...
Инспектор и почтмейстер остолбенело смотрят на прокурора, потом начинают метаться.
— Ах, батюшки! — кричит инспектор, бросаясь в дверь. — Доктора! Доктора!
— Воды! Воды! — кричит почтмейстер, выбегая вслед за ним.
Ноздрев поднимается с дивана, оглядывается, видит лежащего на полу прокурора, берет свечу, наклоняется к нему...
Вбегает дрожащий инспектор, у которого в руках графин и стакан с водой. Ноздрев властным жестом берет у инспектора стакан, выпивает воду и, указывая пальцем на прокурора, громко говорит:
— Умер...
Эп. 59.
Вечер. Двор гостиницы. Фонарь. У крыльца снаряженная бричка, около брички Петрушка и Селифан укладывают последние вещи.
Эп. 60.
Номер. Пусто. На полу валяются обрывки бумаг, на табуретке в подсвечнике догорает свеча... Чичиков в шинели и картузе стоит посреди номера и тревожно прислушивается, затем осторожно подходит к окну, выглядывает, берет под мышку шкатулку и, крадучись, идет к дверям... вдруг останавливается.
В дверях стоит дама в черной мантилии и вуали, в руках у нее саквояж.
— Нет, я должна была к тебе прийти! — трагически восклицает дама и, рванувшись к ошеломленному Чичикову, обнимает его. — Что свет? Толпа людей, которые не чувствуют! — целуя его, страстно шепчет дама. — Что жизнь? Долина горестей...
— Но позвольте! — с трудом вырвавшись из объятий, перебивает ее Чичиков.
— Кто вы? Что вам угодно?
— Я та, что вам писала... — откинув вуаль, говорит дама.
Чичиков отпрянул. Перед ним стояла Анна Григорьевна.
— ...и та, которую вы отвергли на балу... — грустно улыбнувшись, добавляет она.