— Простите, но я... — чуть смущенно, но вместе с тем сухо произносит Чичиков. — Мне, видите ли, надо немедля ехать... бежать... — вырывается вдруг у него.
— Да, да, бежать! Бежать! — подхватывает Анна Григорьевна. — В пустыню! В горы! На край света! — вдохновенно продолжает она, снова обнимая Чичикова. — О, как я мечтала навсегда покинуть этот город!....
— Оставьте меня!.. — грубо отстраняя ее, кричит Чичиков. И для осторожности несколько отступает.
— Это у вас от безделья, сударыня... — зло говорит он. — Шили бы вы рубахи... вязали чулки, да рожали...
— Ах, вот как?! — гневно перебивает его Анна Григорьевна. И, закрывшись вуалью, поворачивается и гордо направляется к дверям...
Остановившись у дверей, трагически, с надрывом произносит она и, как видение, исчезает...
— Дура... Черт бы ее побрал... — облегченно вздохнув, выругался Чичиков... и замер... услышав шум подъехавших к гостинице экипажей. Подскочив к окну, он выглянул и, схватив шкатулку, стремительно кинулся к дверям...
Но из дверей, навстречу ему, появляются: жандармский ротмистр, «странная личность», за ними два жандарма.
— По приказу его сиятельства генерал-губернатора, — четко говорит ротмистр, — вы арестованы...
Чичиков в ужасе застывает...
Эп. 61.
— ...В острог! В Сибирь! С мерзавцами и разбойниками! — кричит генерал-губернатор... на стоящего перед ним в его кабинете Чичикова.
— Виноват, паше сиятельство! — падая на колени, вскричал Чичиков. — Я мерзавец! Я негодяй! Но бог свидетель, я всегда исполнял долг гражданина! Я всегда любил и уважал начальство! — задыхаясь от страха, он подползает к ногам генерала.
— Подите прочь!.. — кричит генерал, отпихивая его носком сапога.
— Смилуйтесь! Пощадите, ваше сиятельство... — хватаясь за сапог и целуя его, плача, выкрикивает Чичиков.
— Прочь! Взять его!
— Сжальтесь! Пощадите! Старуха мать! Жена! Дети! — орет, лобзая сапоги, Чичиков. Жандармы оттаскивают его, волокут по полу к дверям. Чичиков отбивается, визжит, плачет...
— В острог! В Сибирь! На каторгу! — орет взбешенный генерал-губернатор.
Эп. 62.
Особая комната главной канцелярии. Шкафы. У одного из шкафов стоит какой-то пожилой, важный чиновник и «странная личность». В руках чиновника толстая книга «Купчих крепостей». У «странной личности» опечатанная чичиковская шкатулка.
Книгу и шкатулку вкладывают в шкаф, а шкаф закрывают на ключ и запечатывают сургучной печатью...
— Шка-ту-лка! — доносится издалека чичиковский вопль...
Эп. 63.
— Шкатулка!.. — кричит Чичиков, бешено колотя кулаками железную дверь мрачной, полуподвальной камеры острога.
— Моя шкатулка... — стонет он, бессильно прислонясь к стене. — Ведь там все!.. Имущество... Деньги... Бумаги... Все разнесут... Все украдут...
Где-то далеко возникает похоронный звон.
— О боже... — тяжело дыша, продолжает Чичиков. — Какая судьба! Какая судьба... Потом и кровью добывал я копейку, чтобы в довольстве остаток дней прожить... Покривил, не спорю, покривил... Но ведь я трудился, я изощрялся. А эти мерзавцы, что тысячи с казны берут, что грабят небогатых и последнюю копейку сдирают с того, у кого нет ничего! За что же мне такие несчастье?.. Почему же другие благоденствуют! Всякий раз, как только я начинаю достигать плодов... и уже, кажется, рукой их... Вдруг буря! Вихрь! Подводный камень... И сокрушение в щепки всего корабля! За что же такие удары... — с болью стонет он. — Где справедливость небес?! Ведь я три раза сызнова начинал! Снова терял... И опять начинал! За что же такие удары? О господи! За что?! — в отчаянии Чичиков разрывает на себе одежду и, громко зарыдав, падает на солому...
Похоронный звон ближе. Запел, нарастая, хор певчих:
Недвижно, словно мертвый, лежит на соломе Чичиков. Поет, разрастается похоронный хор, наполняя собой камеру... Медленно приподнимаясь, Чичиков испуганно вслушивается... Затем вдруг вскакивает, бросается к окну и, прильнув к решетке, смотрит.
— A-а, прокурора хоронят! — зло усмехаясь, кричит он. — Жил, жил и умер. И вот напечатают теперь в газетах, — издевательски продолжает Чичиков, — что скончался почтенный гражданин, редкий отец, примерный супруг... Эх вы! Мошенники! — потрясая кулаком, кричит он. — Весь город мошенники. Один был порядочный человек, да и тот свинья!..
Злобно захохотав, Чичиков плюнул в окно и, отойдя, с тяжелым стоном опустился на скамейку...
Затихает похоронный хор, удаляясь все дальше и дальше...
Вдруг Чичиков насторожился, приподнял голову. За дверью послышались шаги, лязг ключей, запоров, наконец, дверь с визгом отворяется и в камере появляется «странная личность», за ней силуэтом виднеется жандармский ротмистр.
«Личность» подошла к Чичикову и, вежливо поклонившись, отрекомендовалась:
— Самосвитов.
Встречались.
Знаю все...
Но... не отчаивайтесь... —
загадочно улыбнувшись, «личность» приблизилась к Чичикову и тихо добавила, — тридцать тысяч.
Чичиков вздрогнул, отшатнулся.
— Тут уж всем: и нашим, и генерал-губернаторским, и... — жестом дополнила «личность».
— И мне... мне» удастся освободиться?.. — взволнованно спросил Чичиков.
«Личность» молча кивнула головой.
— Но позвольте... — дрожащим от волнения голосом спрашивает Чичиков, — как же я могу... Мои бумаги, деньги... Шкатулка...