— Вы переехали в другой отель, сукин вы сын!
Я улыбнулся. Было приятно хоть с кем-нибудь поболтать.
— Мы по-прежнему зарегистрированы в «Эймингтоне». Наши чемоданы все еще там. То есть, я хотел сказать — здесь.
— Слушайте, вы можете не говорить мне ваш адрес, но только врать не надо!
— Джонсон, мы по-прежнему в «Эймингтоне».
— Ну ладно, ладно, — раздраженно проворчал он. — Так мне рассказывать, что мне удалось разузнать!
— Как хотите.
— Да, как же! Просто вам охота нервы мне помотать. Так вот, я сократил число подозреваемых до двух человек. Первый — это полицейский по имени Фред Мейн, второй — Дэн Кристи, частный детектив, работает в «Северо-восточном агентстве». Наверняка это был один из них. Я уверен, что в получку Мейн получает два чека, и только один из них легально. А Кристи частенько играет в покер с Сэлом Метаско. Этот Сэл держит в руках всех букмекеров в западной части города.
— Хорошо сработано. Продолжайте в том же духе. — Я не стал рассказывать Джонсону о стороже с автостоянки, потому что он мог выдать его любому, кто пригрозил бы сломать ему руку.
Мы еще немного поболтали, и я обещал ему перезвонить, но не сказал — когда. Попрощавшись с Джонсоном, я начал искать в телефонной книге номер Биуорти, но неожиданно передумал — он бы полез ко мне с расспросами, а я был не в том настроении.
Билл предложил сходить в кино, но я отказался, и мы засели за пиво и карты. Но все же в первом часу ночи я вышвырнул их в окно, и мы пошли в кинотеатр на 42-й улице. В афише было написано, что фильм сделан по популярной бродвейской пьесе «Бой далеких барабанов». Он оказался про гомосексуалистов и о том, какая это тяжкая ноша, но главный герой мужественно нес свой крест, несмотря на все препятствия. Не скажу, что я проникся к нему сочувствием.
В среду мы выписались из обоих отелей, так как решили, что если нас и ищут, то уж во всяком случае не в Нью-Йорке, так что особенно бояться нечего. Добравшись на метро до Джерси-Сити, мы забрали нашу машину и поехали в Платтсбург. Всю дорогу я просидел на заднем сиденье, потому что все еще не мог заставить себя смотреть на шоссе с переднего. Пока мы ехали, я успел просмотреть купленные перед отъездом газеты. «Пост» напечатала заметку о том, что завтра Эдди Кэпп выходит на свободу, и очень сокрушалась по этому поводу, задавая вопрос — а действительно ли Эдди Кэпп полностью заплатил свой долг обществу? Там же была помещена его нечеткая фотография, снятая четверть века назад. В других газетах о Кэппе не было ни слова.
В Платтсбурге мы сняли номер в отеле на Маргарет-стрит, и Билл, просидевший за рулем восемь часов и целых триста тридцать миль, сразу лег спать. Я погулял по городу и остаток вечера просидел в баре — травил армейские байки с парнем, который служил в Японии. Если он не врал, то выходило, что ему в Японии было куда лучше, чем мне в Германии. Если верить мне, то все получалось как раз наоборот.
Утром мы выписались из отеля и проехали оставшиеся пятнадцать миль до Даннеморы.
Даннемора — совсем маленький город. В большинстве подобных чистеньких и аккуратных городков вам и в голову не придет, что здесь может находиться тюрьма. Но тюрьма была тут как тут — длинная высокая стена, тянувшаяся вдоль улицы. Тротуар на той стороне был грязный и весь в трещинах, а на противоположной, где находилось несколько баров с неоновыми рекламами пива «Будвайзер» и «Гинесс», было куда чище.
Мы вошли в один из баров и расположились за стойкой. Билл взял «Будвайзер», я — «Гинесс». Пиво как пиво, ничего особенного.
Внутри царил полумрак, но комната была обшита покрытыми лаком светлыми деревянными панелями, поэтому возникало ощущение, что на самом деле бар не такой уж темный, а просто ты медленно слепнешь. За стойкой стоял широкоплечий коротышка с черными усами. Кроме нас в баре было всего двое посетителей — оба в красно-черных охотничьих куртках и высоких кожаных ботинках. Они были местными и потягивали шотландское виски, запивая его имбирным элем.
«Пост» писала, что Эдди Кэпп станет свободным человеком ровно в полдень, но мы решили подстраховаться и уже с десяти сидели на высоких табуретах у окна, откуда в стене на противоположной стороне улицы была видна металлическая дверь. Я совсем не был уверен, что узнаю Эдди Кэппа — фотография в «Пост» была нечеткой и сделана двадцать пять лет назад, значит, сейчас ему исполнился шестьдесят один год. К тому же он мог оказаться не единственным, кого в тот день выпускали из тюрьмы.
Мы ждали, прихлебывая пиво. Я сидел, выпустив из брюк полы рубашки, и каждый раз, когда я облокачивался на стойку, рукоятка револьвера Смитти больно упиралась мне в ребра. У Билла была точно такая же проблема с «люгером».
В 11.30 напротив бара остановился светло-коричневый «крайслер». Билл повернулся ко мне.
— Это они? Те, кто убил отца?
Я не ответил, пристально глядя на человека рядом с водителем. Я узнал его и начал подниматься с табурета, нашаривая рукоятку револьвера, но Билл схватил меня за локоть и прошептал:
— Не будь дураком. Подожди, пока появится Кэпп.
Я застыл, по-прежнему сжимая револьвер. Та его сторона, что была прижата к животу, нагрелась и покрылась испариной, другая оставалась холодной и сухой.
— Ладно, ты прав, — сказал я, и Билл сразу отпустил меня. — Я сейчас вернусь. — Я расправил полы рубашки и, пройдя мимо посетителей, которые разговаривали с барменом о ловле форели, заперся в туалете. Едва я успел вытащить револьвер из-за пояса, чтобы было легче наклоняться, как меня вырвало. Я прополоскал рот у раковины, но почти сразу же снова бросился к унитазу. Затем, подождав еще пару минут, начал умываться. Над раковиной висело мутное грязное зеркало, и я увидел в нем свое отражение. Я выглядел бледным, очень молодым и растерянным. Дуло револьвера неприятно холодило живот. Я почувствовал себя размазней и плохим сыном.
Вернувшись в бар, я сел на табурет и взял свой бокал, но пить не стал.
— Ничего нового? — спросил Билл.
Я покачал головой и неожиданно почувствовал жуткий голод. Некоторое время я терпел, но потом не выдержал и спросил у бармена, какие сэндвичи у них здесь подают. Он ответил, что у него есть машина, которая может сделать гамбургер за полминуты, и мы с Биллом заказали по парочке. Машина стояла в дальнем конце стойки — это была хромированная инфракрасная духовка.
Я уже доедал свой второй гамбургер, когда дверь в тюремной стене открылась и оттуда вышел пожилой человек без шляпы.
Даже на таком расстоянии было видно, что его серый костюм не из тех, которыми правительство одаривает заключенных, выходящих на свободу, — он выглядел дорогим и сшитым по последней моде. Его черные ботинки были отлично вычищены и блестели на солнце. У него были седые волосы, но лицо издалека было трудно разглядеть — только квадратный подбородок и густые брови.
Как только он появился, я бросил недоеденный гамбургер на тарелку и вскочил.
— Подожди, пока он подойдет к машине, — предупредил Билл.
— Да, конечно, — ответил я и подбежал к двери. Однако Кэпп не пошел к машине, а повернул в другую сторону. Странно, подумал я, ведь это наверняка Эдди Кэпп — подходящий возраст, время освобождения из тюрьмы, дорогой костюм…
«Крайслер» скользнул вдоль бордюра и покатил по улице с той же скоростью, с какой шел Кэпп. Тот даже не оглянулся, скорее всего просто ничего не заметив.
— Что за чертовщина тут творится! — удивленно пробормотал Билл.
— Садись в машину и давай за мной, — быстро сказал я. — Не отставай больше чем на квартал.
Он озадаченно покачал головой и бросился к машине. Бармен и двое посетителей застыли, изумленно глядя на меня. Я вышел из бара и зашагал за «крайслером».
Так мы прошли три квартала, словно участвовали в каком-то дурацком спектакле. Впереди по левой стороне улицы шел Кэпп. За ним на расстоянии в полквартала следовал «крайслер», затем — я, а в квартале от меня — Билл в нашем «меркюри». Судя по выбранному направлению, Кэпп держал курс на автобусную остановку.
Когда мы оказались в тихом квартале, «крайслер» круто свернул на левую сторону дороги и рванулся вперед — было ясно, что водитель задумал сбить Кэппа.
— Берегись! — завопил я и метнулся к «крайслеру». Больная лодыжка не давала бежать быстро.
Услышав мой крик, Кэпп оглянулся; увидев в паре шагов от себя радиатор «крайслера», проворно отскочил назад и, перевалившись через живую изгородь, упал на газон перед чьим-то домом. Залаяла собака. «Крайслер» по параболе вырулил обратно на дорогу. Человек, сидевший рядом с водителем, высунулся из окна и начал палить в меня — совсем так же, как когда-то стрелял в отца. Я заметил, что у него маленькие усики.
Выхватив из-за пояса револьвер Смитти, я прицелился в машину и шесть раз нажал на курок. Голова усатого безвольно поникла, а рука с револьвером повисла вдоль дверцы машины. Водитель резко повернул вправо, и, судя по тому, как расслабленно болталось тело стрелка, он был мертв.
Стоя посреди дороги, я рассмеялся. Когда я служил в Германии всего четвертый день, двое ребят из моей роты затащили меня в публичный дом «Кайзерлаутерн» в Амилянде. Мне было стыдно признаться, что я девственник, и я страшно боялся, что у меня ничего не получится. Проститутка, которую мы «сняли», вела себя настолько равнодушно, что я взбесился и буквально набросился на нее, пытаясь хоть как-то расшевелить. Мои старания оказались не напрасными, и она кончила, чего у нее не было с двумя другими парнями. Возвращаясь на базу в автобусе, я на радостях разбил окно. Вот и сейчас я чувствовал себя точно так же, наблюдая, как «крайслер» сворачивает за угол и исчезает из виду.
Рядом взвизгнул тормозами «меркюри», и в этот момент через пролом в изгороди на тротуар вывалился Кэпп, с трудом держась на ногах и шатаясь. Левая брючина была разорвана на колене. Спасая жизнь, он сделал великолепный для своих лет рывок, но все же возраст давал о себе знать.