САРА. А рыбу вы разделываете виртуозно, господин маранов. Ни одной косточки не попалось.
МАРАНОВ. Благодарю вас. Жаль только, что госпожа Стронг не разделила прелести великолепного блюда.
ЛИББИ. Моя отбивная была ничуть не хуже.
САРА. А что если кофе мы выпьем на веранде?
МАРАНОВ. С преогромным удовольствием.
САРА (встает и идет на кухню). Почему бы вам не подышать пока свежим воздухом? Пока я с кофе буду возиться? А перед Днем Труда мы, я надеюсь, еще раз соберемся… (Уходит на кухню).
МАРАНОВ (поднимаясь). Я тоже, госпожа Уэббер. (Пытается помочь ЛИББИ встать, но та от его помощи отказывается). «День Труда» праздник грустный. После него приходится разъезжаться по зимним берлогам.
ЛИББИ. И где же вы, господин Маранов, намереваетесь перезимовать?
МАРАНОВ (открывая дверь на веранду и придерживая ее). Скорее всего сниму квартирку на материке.
ЛИББИ. Далековато от Санкт-Петербурга.
МАРАНОВ. Да, госпожа Стронг, но холодина такая же.
ЛИББИ (садится). А я решила, что вы в теплые края подадидесь.
МАРАНОВ. Экономлю деньги, мадам.
ЛИББИ. Я подозревала, что вы человек… практичный.
МАРАНОВ. Практичность — первейшее правило всей жизни, вы с этим согласны?
ЛИББИ (кивает). Но практичность практичности — рознь, не так ли?
МАРАНОВ. Я вас не очень понял, госпожа Стронг.
САРА подходит к веранде с подносом и слышит последнюю реплику ЛИББИ.
ЛИББИ. Я хочу сказать, что мы принимаем решения в силу определенных обстоятельств, не так ли?
МАРАНОВ (направляясь к своему месту). Разумеется, мадам.
САРА (проходит на веранду и подходит к столику). Господин Маранов, я так рада, что вы навестили нас. Не так уж часто представляется возможность развлечь члена русского императорского двора.
МАРАНОВ (садится). Да, в те времена… было на что посмотреть, но я сейчас уже совсем не тот.
САРА (предлагает кофе ЛИББИ). Скромничаете. Аристократ, он всегда аристократ.
МАРАНОВ. Ах, госпожа Уэббер. В прошлом. Сейчас я совсем другой человек.
САРА (подходит к нему с подносом и предлагает кофе, сливки и сахар). Жизнь при царском дворе, наверное, отличалась великолепием.
МАРАНОВ. И не только…
САРА (ставя поднос и наливая себе кофе). И все-таки Хелен Парсонс рассказывала мне об одной вашей фотографии. На ней вы и ваша мама в бархатном платье, отделанном мехом горностая, при дворе!
МАРАНОВ. Да… она сделана в Зимнем Дворце в девятнадцатом году, если мне не изменяет память.
САРА (садится). Вот бы как-нибудь посмотреть ваши фотографии.
МАРАНОВ. Посмотрите, посмотрите, дорогая моя, но к сожалению они выцвели.
ЛИББИ. Никакая фотография не сравнится с живым воспоминанием.
МАРАНОВ. Истинная правда, мадам. Только вот и память подводить стала.
ЛИББИ. Так напрягайте ее, напрягайте. А то растеряете остатки.
МАРАНОВ. Я рассчитываю на озарение и силу ассоциаций. Возьмем, к примеру, ваши волосы. Смотрю я на них, а в глазах так и стоит опушка материнского платья из горностая. (Пауза). Да… ваши локоны поднимают целую волну воспоминаний. Куда там фотографиям. (Пауза). Да, наступает в жизни такой момент, когда все вокруг что-нибудь да напоминает.
САРА. О, Боже… я оказалась в компании философов.
МАРАНОВ. Своими воспоминаниями я обязан вашему великолепному банкету.
САРА. Да ну что вы. Разве можно сравнить наш скромный ужин с праздничными застольями у Великого князя.
МАРАНОВ. Дорогая вы моя, я пришел к убеждению, что вкусно любое угощение, и любая компания… Быть у вас для меня — большая честь.
САРА. Нам сам Бог велел упомянуть вас в наших завещаниях, если так пойдет и дальше.
МАРАНОВ. Ну уж вы скажете, мадам, но я очень надеюсь на ваше обещание пригласить меня половить у вас скумбрию в следующий летний сезон.
САРА. Обещаю.
ЛИББИ. Темнеет, да?
МАРАНОВ. Кое-что еще видно, мадам.
ЛИББИ. Дни стали заметно короче.