«В отношении же неисполнения решения, вынесенного в отношении частной компании (закрытого акционерного общества), Суд указал, что неплатежеспособность ЗАО не может повлечь за собой ответственность государства в отношении Конвенции и протоколов к ней, оно может быть привлечено к ответственности только в результате действий или бездействия председателя ликвидационной комиссии или представителя, назначенного судом» (решение о приемлемости жалобы «Shestakov v. Russia» от 18 июня 2002 года).
В более поздних делах, в частности в деле «Bobrova v. Russia», Суд отметил, что согласно Конвенции государство не отвечает по долгам частных компаний и не ответственно за долги частных лиц. Принцип своевременного исполнения судебного решения не может быть интерпретирован как принцип, обязывающий государство исполнить судебное решение вместо частного лица в случае банкротства последнего. По таким делам обязательство государства должно быть реализовано посредством представления заявителю возможности требовать от службы судебных приставов исполнения судебного решения, принятого в его пользу. То обстоятельство, что по настоящему делу судебный пристав был безуспешен, не свидетельствует о нарушении Конвенции (п. 16 постановления от 17 ноября 2005 года), Указанная позиция была подтверждена также в постановлении по делу «Reibah v. Russia» от 29 сентября 2005 года и в постановлении по делу «Liudmila Smirnova v. Russia» от 3 июля 2008 года.
В деле «Kunashko v. Russia» предметом рассмотрения Суда стала жалоба на неисполнение службой судебных приставов судебного приказа о взыскании в пользу заявительницы заработной платы с частной компании. В данном деле Суд детально исследовал действия судебных приставов-исполнителей по розыску имущества должника и обращению на него взыскания и счел, что упущения, вменяемые в данном деле в вину судебным приставам, являются серьезными и способными подорвать адекватный характер исполнительного производства в целом, что было подтверждено и несколькими решениями судов по жалобам на бездействие судебных приставов. Поэтому в данном деле Суд признал, что помощь, предоставленная заявительнице органами власти, в основном в лице судебных приставов, не была адекватной и достаточной и, следовательно, имело место нарушение п. 1 статьи 6 Конвенции.
Категория дел о неисполнении судебных решений включает в себя дела как собственно о неисполнении, т.е. отсутствии исполнения полностью или частично, так и о длительном неисполнении, т.е. нарушении разумного срока исполнения судебных решений по смыслу п. 1 статьи 6 Конвенции. Это касается случаев, когда решение в итоге все-таки было исполнено, но, по мнению Суда, потребовавшееся для его исполнения время не отвечает критерию «разумного срока», установленному Конвенцией.
В ряде дел нарушения Конвенции вследствие длительного неисполнения судебных решений признавались Европейским судом одновременно с признанием нарушений в результате отмены этих решений, вступивших в законную силу, в порядке надзора. В этих случаях Суд указывал также, что такая отмена не может оправдать неисполнение судебных решений: «Суд ранее устанавливал, что если пересмотр вступившего в законную силу решения суда направлен на исправление якобы неправильного применения норм материального права, то это является замаскированным обжалованием и нарушает Конвенцию. Учитывая вывод Суда о том, что отмена решения в порядке надзора была несовместима с Конвенцией, Суд считает, что период неисполнения, который следует принять во внимание, должен быть учтен и после даты такой отмены (см. Sukhobokov v. Russia). Таким образом, исполнение решения суда продолжалось свыше пяти лет, что несовместимо с положениями Конвенции» (постановление по делу «Alexeev v. Russia» от 11 декабря 2008 года).
А в постановлениях по делам «Sukhobokov v. Russia» от 13 апреля 2006 года, «Velskaya v. Russia» от 5 октября 2006 года, «Kudrina v. Russia» от 21 июня 2007 года отмечается: «Отмена решения суда в нарушение принципа правовой определенности и права заявителя на судебное разбирательство не может быть рассмотрена в качестве достаточной причины для неисполнения судебного решения».
Данный вывод Суда по меньшей мере необычен для российской правовой практики, поскольку означает, что даже отмена судебного решения не может оправдать его неисполнение. Разумеется, речь идет об отмене, несовместимой с парадигмой Конвенции, однако, как было показано выше, эта парадигма, будучи основанной на совершенно иной системе ценностей и целей гражданского судопроизводства, с большим трудом находит свое понимание и признание в российском праве.
Принимая решение о том, была ли задержка в исполнении решений обоснованной, Суд рассматривает, «насколько сложным было исполнительное производство, каково было поведение заявителя и властей и какой характер носило принятое судебное решение» (постановление по делу «Raylyan v. Russia» от 15 февраля 2007 года).
Примером такой оценки может служить следующее постановление Суда: «В настоящих делах для каждого заявителя исполнение как минимум одного судебного решения просрочено более чем на один год. Принимая во внимание отсутствие каких-либо сложностей в исполнении судебных решений, поведение сторон и характер решения, Суд полагает, что такой период просрочки несовместим с требованиями Конвенции» (постановление по делу «Kozodoev and Others v. Russia» от 15 января 2009 года).
Для понимания того, в какой степени поведение заявителя может служить фактором, смягчающим ответственность государства за неисполнение вынесенных судебных решений, принципиально важным представляется следующий вывод Суда: исполнение решений, вынесенных против государства или его агентов, не может обусловливаться требованием к заявителю соблюдения надлежащей процедуры возбуждения исполнительного производства — в данном случае самого факта вынесения решения против таких субъектов должно быть достаточно для беспрекословного исполнения этого решения всеми уполномоченными органами.
Вывод, согласно которому для исполнения решения, вынесенного против государства, последнее не вправе ссылаться на несоблюдение заявителем процедуры предъявления исполнительных документов к исполнению, был сформулирован Судом в его постановлении по делу «Metaxas v. Greece» от 27 мая 2004 года и получил свое развитие в российских делах данной категории.
Данный вывод был неоднократно воспроизведен и развит Судом в его последующей практике.
С течением времени позиция Суда по данному вопросу подвергалась определенной корректировке, которая хорошо видна в пилотном постановлении по делу «Burdov v. Russia (№ 2)»: «От выигравшей стороны может потребоваться совершение определенных процессуальных действий с целью взыскания с должника в соответствии с решением суда, будь то в рамках добровольного исполнения Государством или исполнения в принудительном порядке (см. Shvedov v. Russia... 20 октября 2005 года). Соответственно, запрос заявителю со стороны государственных органов о предоставлении дополнительных документов, например, банковских реквизитов, с целью ускорения процесса исполнения решения, не является неразумным (см., с соответствующими изменениями, Cosmidis and Cosmidu v. Greece, 8 ноября 2007 года). Требование содействия кредитора не должно, однако, выходить за пределы необходимости и, вне зависимости от обстоятельств, не освобождает государственные органы от возложенных на них Конвенцией обязательств по совершению своевременных действий по собственной инициативе и на основании имеющейся у них информации с целью исполнения решения против Государства... Таким образом, Суд полагает, что бремя обеспечения исполнения решения против Государства несут в первую очередь государственные органы, считая с даты, в которую решение вступает в законную силу и начинает подлежать исполнению».
Из постановления по делу «Kazmina and Others v. Russia» от 13 января 2009 года: «Суд отмечает довод Правительства о том, что сроки задержки исполнения, за которые власти несут ответственность, должны отсчитываться от дат, когда заявители предоставили исполнительный документ соответствующим властям. Тем не менее Суд повторяет: если судебное решение вынесено против Государства, то оно должно само проявить инициативу по его исполнению («Akashev v. Russia»)».
Причиной такой «жесткой» позиции Суда в российских делах является та сложная и не всегда понятная процедура, которой должны придерживаться взыскатели по судебным решениям против государства. Во многом эта сложность связана с постоянными изменениями субъектов, непосредственно отвечающих за неисполнение судебных решений. В частности, именно с таким положением вещей было связано повторное неисполнение судебного решения в деле Бурдова.
Напомним, что, после того как по жалобе гражданина Бурдова Европейским судом было вынесено первое прецедентное постановление, касающееся проблемы неисполнения судебных решений по российским делам, оно вновь не было исполнено российскими властями и заявитель был вынужден повторно обратиться с жалобой на неисполнение в Страсбургский суд.
Другой распространенной причиной неисполнения является реорганизация органов, ответственных за исполнение решений по искам к государству.
Из постановления по делу «Liatzsaka v. Russia» от 18 сентября 2008 года: «Период неисполнения составил более шести лет, что несовместимо с Конвенцией. Правительство обосновывает задержку в исполнении ликвидацией и, соответственно, расформированием ответчиков, но Суд уже отклонял такое оправдание при аналогичных обстоятельствах (см. «Shlepkin v. Russia»)».
Общий вывод ЕСПЧ, касающийся пределов ответственности государства в сфере исполнения судебных решений, сводится к следующему: «Обязанностью Договаривающихся Государств является такая организация собственных правовых систем, при которой компетентные государственные органы будут в состоянии исполнять свои соответствующие обязательства (см., с соответствующими изменениями, “Comingersoll S.A. v. Portugal”... и “Frydlender v. France”)» (из постановления по второму делу «Burdov v. Russia»).
Президиум Высшего Арбитражного Суда РФ отменил указанное постановление суда кассационной инстанции, сформулировав крайне важные для всей российской правовой системы, в том числе системы исполнения судебных актов, правовые позиции. Акцентировав внимание на обязательности вступивших в законную силу судебных актов для всех субъектов, Президиум подчеркнул обязательность их безусловного исполнения всеми органами государственной власти. Соответственно, обязанность исполнения судебного акта лежит на должнике независимо от совершения взыскателем действий по принудительному исполнению судебного решения, поэтому непредъявление исполнительного листа к исполнению не должно рассматриваться в качестве основания освобождения государственного органа от ответственности за несвоевременное исполнение судебного акта.
Далее было признано, что «установленные Бюджетным кодексом Российской Федерации особенности порядка исполнения судебных актов, предусматривающие взыскание средств за счет бюджетов по предъявлении исполнительного листа, не регулируют имущественные гражданско-правовые отношения, не затрагивают соотношения прав и обязанностей их участников и сами по себе не изменяют оснований и условий применения гражданскоправовой ответственности за нарушение обязательств. В этой связи непредъявление взыскателем исполнительного листа к исполнению не может быть расценено как просрочка кредитора или его вина в нарушении должником гражданско-правового обязательства. Иное толкование противоречило бы принципу равенства участников гражданско-правовых отношений».
Необходимо отметить, что в результате принятия данного постановления произошло также «уравнивание» должников по судебным решениям частноправового характера и должников, относящихся к публичной сфере, т.е. выступающих от имени государства или в качестве его агентов. Ранее обязательство по уплате процентов за пользование чужими денежными средствами с момента вступления решения в законную силу до его фактического исполнения распространялось только на должников, не относящихся к публично-правовым образованиям (не обладающих публично-правовым статусом).
Федеральный закон от 30 апреля 2010 года № 68-ФЗ «О компенсации за нарушение права на судопроизводство в разумный срок или пра,ва на исполнение судебного акта в разумный срок» как внутригосударственное средство защиты от неисполнения судебных решений
До недавнего времени в России отсутствовали какие-либо внутригосударственные средства защиты от данного нарушения, которые можно было бы рассматривать как эффективные. Предпосылки для улучшения ситуации были созданы лишь после вступления в силу Федерального закона от 30 апреля 2010 года № 68-ФЗ «О компенсации за нарушение права на судопроизводство в разумный срок или права на исполнение судебного акта в разумный срок» (далее — Закон о компенсации).
Принятию указанного закона предшествовал длительный период, в течение которого ЕСПЧ принял значительное количество постановлений, констатируя нарушение Конвенции в связи с длительным неисполнением судебных решений и отсутствием эффективных внутригосударственных средств защиты от нарушения Конвенции. Само принятие Закона о компенсации также явилось следствием признания Европейским судом системного характера проблемы неисполнения, что выразилось в вынесении пилотного постановления по делу «Burdov v. Russia (№ 2)».
Тем не менее вывод о том, что создаваемое данным законом средство правовой защиты является достаточным для качественного улучшения ситуации, был бы преждевременным. Новый закон вводит лишь компенсаторное, т.е., по сути, последующее, а не превентивное, средство правовой защиты, устраняющее не причины нарушения, но лишь его последствия.
Также остался не охваченным в новом законе — в толковании, по пути которого пошла судебная практика, — вопрос об ответственности государства за неисполнение судебных решений муниципальными унитарными предприятиями и иными «государствозависимыми» субъектами, которые в практике ЕСПЧ однозначно рассматриваются как аффилированные с государством и за неисполнение обязательств которых государство несет ответственность. В российском законодательстве, как известно, ситуация иная: ответственность государства за действия таких субъектов весьма ограниченна.
Вопрос об ответственности государства по обязательствам ГУПов и МУПов становился предметом рассмотрения ЕСПЧ, в частности в постановлении по жалобе «Yershova v. Russia» от 8 апреля 2010 года. Суд подчеркнул, что правовой статус предприятия по национальному праву не является для него решающим с точки зрения определения ответственности государства по обязательствам таких субъектов в контексте Конвенции. Не принял Европейский суд и аргумент правительства об институциональной и оперативной самостоятельности таких предприятий, указав, что самостоятельность последних существенно ограничена наличием тесных институциональных связей с государством, а также множеством ограничений в пользовании и распоряжении имуществом.
Следовательно, в отношении указанных категорий дел вопрос об эффективном внутригосударственном средстве правовой защиты по-прежнему остается открытым.
При рассмотрении Судом дел о неисполнении судебных решений, вынесенных против государства, до принятия Закона о компенсациях Правительство РФ ссылалось на различные процедуры как на внутригосударственные средства правовой защиты (и превентивные и компенсаторные). Тем не менее аргументы правительства не убедили Суд, который не признал эти процедуры эффективными средствами правовой защиты. В качестве внутригосударственных средств защиты от нарушений Конвенции правительством были названы:
• возможность обжалования действий (бездействия) государственных органов и должностных лиц в судебном порядке (глава 25 ГПК РФ, Закон РФ «Об обжаловании в суд действий и решений, нарушающих права и свободы граждан»);
• возможность взыскания убытков и возбуждения уголовного разбирательства в отношении лиц, ответственных за просрочку исполнения (статья 315 УК РФ);
• возможность компенсации как денежного, так и морального вреда, причиненного вследствие просроченного исполнения (глава 59 ГК РФ); возможность индексации сумм, присужденных судебным решением (статья 208 ГПК РФ и статья 395 ГК РФ).
В различных делах Суд дал оценку таким утверждениям правительства. В частности, было прямо указано на отсутствие в российской правовой системе превентивного средства правовой защиты, которое могло бы ускорить процесс исполнения судебного решения, вынесенного против государственного органа, в том числе в силу отсутствия полномочий судебных приставов-исполнителей по принудительному исполнению решений, вынесенных против государства («Lositzky v. Russia» от 14 декабря 2006 года и «Isakov v. Russia» от 19 июня 2008 года).
В отношении возможности обжалования бездействия государственных органов Суд указал, что по такой жалобе могло быть вынесено декларативное решение, в котором было бы повторно указано на то, что в любом случае с очевидностью вытекало из первоначального решения: государство обязано исполнить судебное решение. Это новое решение не приблизило бы заявителя к желаемой цели, а именно к фактической выплате присужденной судом суммы или, при наличии оснований, компенсации за несвоевременное исполнение («Moroko v. Russia» от 12 июня 2008 года, «Jasiuniene v. Lithuania» от 6 марта 2003 года).
В отношении возможного применения к лицам, ответственным за неисполнение, мер уголовной ответственности Суд указал следующее: «Что касается статьи 315 Уголовного кодекса... и широкого набора предусматриваемых ею санкций, Суд не исключает возможности того, что подобные меры воздействия способны изменить отношение тех лиц, которые недопустимым образом просрочивают исполнение решений. Однако Суд не нашел подтверждения эффективности данной нормы на практике. Как раз наоборот — данная норма не была применена, несмотря на неоднократные жалобы заявителя, направленные в компетентные государственные органы, в том числе и в прокуратуру... В таких обстоятельствах Суд не может признать данную норму эффективной как в теории, так и на практике, чего требует статья 13 Конвенции» (постановление по делу «Burdov v. Russia (№ 2)», п. 104).
«Что касается возможности требования компенсации морального вреда на основании главы 59 Гражданского кодекса, Европейский суд отмечает, что, как указывал заявитель, этот российский закон прямо не предусматривает компенсацию морального вреда, причиненного неисполнением или несвоевременным исполнением национального решения. Принимая мнение властей Российской Федерации о том, что возможность подобной компенсации согласно общей части Гражданского кодекса не исключается, Европейский суд не убежден, что такая возможность является достаточно определенной на практике для того, чтобы обеспечивать заявителю разумные перспективы на успех, как того требует Конвенция» («Moroko v. Russia», п. 28).
«За исключением ограниченного перечня случаев, предусмотренных в статьях 1070 и 1100, компенсация морального вреда осуществляется при наличии вины властей. Европейский суд отмечает, что это условие едва ли может систематически достигаться в делах о неисполнении судебных решений с учетом сложностей исполнительного производства и возможных объективных обстоятельств, препятствующих исполнению, как, например, отсутствие средств на счету должника. Сомнения относительно эффективности данного средства правовой защиты подкрепляются тем, что власти Российской Федерации не продемонстрировали существование в достаточной степени установившейся и последовательной прецедентной практики, подтверждающей, что это средство правовой защиты является эффективным в теории и на практике» (там же, п. 29).
Вопрос о возможности использования компенсации морального вреда как средства правовой защиты ярко продемонстрировал различие европейских и российских подходов к основаниям, условиям и пределам ответственности государства в его отношениях с частным лицом. Попытки использования компенсации морального вреда как средства правовой защиты хорошо демонстрирует дело, рассмотренное Конституционным Судом РФ, по результатам которого было принято Определение от 3 июля 2008 года № 734-О-П (по жалобе гражданки В. на нарушение ее конституционных прав статьей 151 Гражданского кодекса РФ). В данном деле заявительница обратилась в суд общей юрисдикции с заявлением о компенсации морального вреда в связи с длительным неисполнением судебного решения, вынесенного по иску к муниципальному образованию о предоставлении ей жилого помещения. Суд первой инстанции требования к администрации муниципального образования частично удовлетворил, взыскав с ответчика денежную компенсацию морального вреда в соответствии со статьей 151 ГК РФ. При определении размера компенсации (75 тыс. рублей) суд принял во внимание практику Европейского суда по правам человека по рассмотрению дел, вытекающих из сходных правоотношений. Однако кассационная инстанция данное решение отменила, дело направила на новое рассмотрение, указав при этом (также со ссылкой на статью 151 ГК РФ), что моральный вред компенсируется в случаях нарушения или посягательства на личные нематериальные блага (права) граждан; в других случаях, т.е. при нарушении имущественных прав граждан, компенсация морального вреда допускается, если это специально предусмотрено законом; применительно же к рассматриваемому случаю возможность взыскания с нарушителя денежной компенсации морального вреда законом прямо не предусмотрена.
В указанном определении Конституционный Суд признал статью 151 ГК РФ в системе действующего гражданского правового регулирования не препятствующей принятию решения о денежной компенсации в случае неисполнения судебных решений по искам к Российской Федерации, ее субъектам или муниципальным образованиям. Таким образом, Конституционный Суд не стал вступать в теоретическую дискуссию о том, какую природу имеет право на исполнение судебного решения (как элемента права на судебную защиту и на справедливое судебное разбирательство), за нарушение которого может выплачиваться компенсация, а также кто является непосредственно обязанным субъектом при выплате компенсации за нарушение, допущенное публичными образованиями различных уровней.
Подход же Европейского суда к возможности присуждения компенсации морального вреда в подобных случаях может быть выражен следующим образом: «Допускается чрезвычайно прочная, хотя и опровержимая, презумпция, в соответствии с которой чрезмерная длительность разбирательства служит причиной причинения морального вреда (см. дело Scordino [v. Italy]... § 50). Суд признает особенную убедительность данной презумпции в случае чрезмерной просрочки исполнения Государством решения, вынесенного против него, принимая во внимание неизбежную неудовлетворенность в связи с неисполнением Государством собственной обязанности погасить свою задолженность и тот факт, что заявитель уже прошел через все стадии судебного разбирательства и выиграл дело» («Burdov v. Russia (№ 2)», § 100).
Признавая, что отдельные случаи взыскания компенсации морального вреда за длительное неисполнение судебных решений, вынесенных против государства, имели место, Страсбургский суд в постановлении по делу Бурдова (№ 2) отметил, что эти примеры представляются исключениями и изолированными случаями, а не подтверждением сложившейся и согласованной судебной практики. Кроме того, даже в этих исключительных случаях применения главы 59 ГК РФ уровень присужденного возмещения морального вреда был нередко неразумно низким по сравнению с суммами, присужденными Судом в рамках аналогичных дел о неисполнении решений.
Отсутствие адекватных внутригосударственных средств защиты и многочисленность реальных и потенциальных нарушений прав граждан вследствие неисполнения государством вынесенных по искам против его органов решений привели к признанию Европейским судом системного характера данной проблемы.
Федеральный закон «О компенсации за нарушение права на судопроизводство в разумный срок или права на исполнение судебного акта в разумный срок» был принят несколько позже обозначенного Судом срока (вступил в силу 30 апреля 2010 года). Согласно п. 2 статьи 6 данного Закона в течение шести месяцев со дня вступления его в силу лица, подавшие в Европейский суд по правам человека жалобу на предполагаемое нарушение их права на судопроизводство в разумный срок или права на исполнение судебного акта в разумный срок, в отношении которой не вынесено решение по вопросу ее приемлемости или по существу дела, могут обратиться в порядке, установленном настоящим Законом и процессуальным законодательством Российской Федерации, в суд, арбитражный суд с заявлением о присуждении компенсации за нарушение права на судопроизводство в разумный срок или права на исполнение судебного акта в разумный срок с указанием в нем даты обращения с жалобой в Европейский суд по правам человека и номера этой жалобы.