В своем постановлении Конституционный Суд фактически «вернул» данную практику в русло пересмотра по вновь открывшимся обстоятельствам, уточнив, что вопрос о возможности такого пересмотра должен решаться судом, принявшим оспариваемый судебный акт. При этом указание в определении судей Высшего Арбитражного Суда РФ на возможность такого пересмотра остается лишь рекомендацией.
Конституционный Суд подчеркнул также, что в постановлениях Высшего Арбитражного Суда РФ, в которых сформулирована новая правовая позиция, должно содержаться прямое указание на возможность придания последней обратной силы, что влечет за собой возможность отмены ранее вынесенных актов нижестоящих судов, принятых на основе действовавшего прежде толкования соответствующей нормы.
Наконец — и, на наш взгляд, это самый важный вывод, сделанный в указанном постановлении, — Конституционный Суд прямо указал на недопустимость придания обратной силы такому толкованию, которое ухудшает положение частного лица в его отношениях с государством, обосновав этот вывод общим конституционным принципом недопустимости придания обратной силы закону, усиливающему ответственность. В частности, как следует из постановления КС РФ, «не может иметь обратную силу постановление Пленума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации или постановление Президиума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации, содержащее толкование нормы права, вследствие которого ухудшается положение лица, привлеченного или привлекаемого к административной ответственности. В результате такого толкования не может ухудшаться (по сравнению с толкованием, ранее устоявшимся в судебной практике) и положение налогоплательщиков, поскольку — в силу статей 54 и 57 Конституции Российской Федерации — недопустимо придание обратной силы законам, ухудшающим положение налогоплательщиков, в том числе, как указано в Постановлении Конституционного Суда Российской Федерации от 8 октября 1997 года № 13-П, в актах официального или иного толкования либо в правоприменительной практике» (п. 5 мотивировочной части).
Сослался Конституционный Суд и на требование формальной определенности правовой нормы, предполагающее, что «участники соответствующих правоотношений должны иметь возможность в разумных пределах предвидеть последствия своего поведения и быть уверенными в неизменности своего официально признанного статуса, а также приобретенных прав и обязанностей. Это исключает отмену окончательных судебных актов, определяющих права физических или юридических лиц в их отношениях с государством, в частности в случаях, когда за ними признается право на получение определенных благ, кроме случаев, когда судебный акт вынесен в результате ненадлежащего отправления правосудия, т.е. с такими нарушениями, без исправления которых невозможна компенсация ущерба, причиненного судебной ошибкой (Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 5 февраля 2007 года № 2-П)».
Соответственно, не исключается возможность пересмотра вступивших в законную силу судебных актов на основании правовой позиции, впоследствии сформулированной в постановлении Пленума ВАС РФ или в постановлении Президиума ВАС РФ, если в результате нового толкования улучшается положение лиц, привлекаемых к налоговой, административной или иной публично-правовой ответственности. Впрочем, Конституционный Суд оставил возможность пересмотра по данному основанию и решения, вынесенного по спору равных частных субъектов, «в исключительных случаях по делам, вытекающим из гражданских правоотношений, если этого требуют — по своему существу публичные — интересы защиты неопределенного круга лиц или заведомо более слабой стороны в правоотношении».
На наш взгляд, эти выводы Конституционного Суда достаточно точно отражают подходы Европейского суда к данному вопросу, а главное — соответствуют его аргументации. Между тем дальнейшее развитие ситуации, связанной с этой проблемой, порождает меньше оптимизма, чем можно было ожидать после принятия указанного постановления Конституционного Суда.
Федеральным законом от 23 декабря 2010 года № 379-ФЗ в статью 311 АПК РФ внесены изменения (вступили в силу 28 марта 2011 года), согласно которым в данную норму вводится понятие «новые обстоятельства — указанные в части 3 настоящей статьи, возникшие после принятия судебного акта, но имеющие существенное значение для правильного разрешения дела обстоятельства». К таким новым обстоятельствам относится в том числе «определение либо изменение в постановлении Пленума
Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации или в постановлении Президиума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации практики применения правовой нормы, если в соответствующем акте Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации содержится указание на возможность пересмотра вступивших в законную силу судебных актов в силу данного обстоятельства» (п. 5 ч. 3 статьи 311 АПК РФ).
В этой норме ничего не говорится об условиях придания обратной силы практике применения правовой нормы о недопустимости ухудшения в результате подобного изменения правового положения лица в его правоотношениях с государствам.
Нет такой оговорки и в новой редакции статьи 392 ГПК РФ, введенной все тем же Законом № 353-ФЗ. В соответствии с данной нормой новым обстоятельством, оправдывающим пересмотр судебных постановлений по вновь открывшимся обстоятельствам, становится «определение (изменение) в постановлении Президиума Верховного Суда Российской Федерации практики применения правовой нормы, примененной судом в конкретном деле, в связи с принятием судебного постановления, по которому подано заявление о пересмотре дела в порядке надзора, или в постановлении Президиума Верховного Суда Российской Федерации, вынесенном по результатам рассмотрения другого дела в порядке надзора, или в постановлении Пленума Верховного Суда Российской Федерации».
Соответственно, потенциально сохраняется проблема несовместимости применения данных положений законодательства арбитражными судами с Конвенцией о защите прав человека и основных свобод.
Не исключены в практике ВАС РФ и случаи, когда обратная сила придается толкованию, ухудшающему положение частного субъекта в его отношениях с публичным органом; чаще всего речь идет об изменении практики по налоговым спорам (см., например, Определение ВАС РФ от 28 февраля 2011 года № ВАС-17332/10, в котором указывается на возможность пересмотра по вновь открывшимся обстоятельствам судебного акта по жалобе налогового органа в связи с изменившейся практикой ВАС РФ по аналогичным правоотношениям в пользу налоговых органов). Согласно постановлению Президиума ВАС РФ, которое рассматривается как изменяющее толкование закона в худшую для гражданина сторону, налогоплательщику было отказано в признании недействительным решения налогового органа о доначислении ему налога, пеней и взыскании штрафа по операциям передачи в аренду недвижимого имущества, закрепленного за ним на праве хозяйственного ведения. Такому толкованию придана обратная сила.
Однако есть и другие примеры. Так, позиция о недопустимости придания обратной силы толкованию, ухудшающему положение налогоплательщика, сформулирована в постановлении Президиума ВАС РФ от 16 ноября 2010 года № 10914/09. В данном деле налоговый орган обратился с заявлением о пересмотре по вновь открывшимся обстоятельствам судебных актов, вынесенных в пользу налогоплательщика, до принятия Президиумом ВАС РФ постановления от 13 октября 2009 года № 6508/09, которым была определена практика применения положений статьи 148 Налогового кодекса РФ. Согласно этой статье реализация услуг по предоставлению российскими организациями или индивидуальными предпринимателями во временное пользование морских судов в целях, не связанных с перевозкой грузов или пассажиров, подлежит обложению налогом на добавленную стоимость; при этом не имеет значения, где арендатор использует судно.
Арбитражный суд Мурманской области, куда инспекция ФНС обратилась с заявлением о пересмотре вынесенных в пользу заявителя судебных актов по вновь открывшимся обстоятельствам в связи с новой правовой позицией ВАС РФ по данному вопросу, в удовлетворении заявления отказал, сославшись на постановление Конституционного Суда РФ от 21 января 2010 года № 1-П, а именно на то, что применение содержащегося в правовой позиции ВАС РФ толкования правовой нормы приведет к ухудшению положения общества, что противоречило бы конституционному принципу справедливости. Президиум ВАС РФ согласился с этим решением.
Данная позиция поддержана и в дальнейшей практике ВАС РФ. Так, коллегия судей ВАС в Определении ВАС РФ от 25 февраля 2011 года № ВАС-7854/09 указала на недопустимость пересмотра по вновь открывшимся обстоятельствам судебного акта по основанию изменившегося толкования нормы права Президиумом ВАС РФ, поскольку это приведет к ухудшению положения общества в его споре с налоговым органом
Применительно к делам частноправового характера, к сожалению, подходы Европейского суда (воспроизведенные Конституционным Судом в упомянутом постановлении № 1-П) не всегда соблюдаются.
Аналогичное основание для отмены вступивших в законную силу судебных постановлений в порядке надзора, а именно нарушение единообразия в толковании и применении судами норм права вводится и в гражданском процессе в судах общей юрисдикции. Соответственно, возможна ситуация, когда в результате отмены судебного акта в результате изменения его толкования высшим судом произойдет ухудшение положения частного лица в правоотношениях публичной природы, что, в свою очередь, породит проблему совместимости такого рода отмены с положениями Европейской конвенции.
Поэтому, на наш взгляд, общие подходы, сформулированные Европейским судом в его практике по делам, связанным с отменой судебных решений, и воспроизведенные Конституционным Судом в постановлении от 26 января 2010 года № 1-П, должны быть применимы и к производству в порядке надзора в российских судах, с учетом того, что в настоящее время такое основание для отмены судебных актов фактически применяется как «нарушение единообразия в толковании и применении судами норм права».
Для лучшего понимания тех критериев, которые используются Судом при оценке процедур пересмотра и отмены судебных решений, необходимо обратиться к принципу правовой определенности, который используется в качестве методологической основы такой оценки. Данный принцип, имеющий и в европейском праве, и в практике Суда чрезвычайно широкое наполнение, далеко не ограничивается формальной целью обеспечения стабильности судебных актов.
Правовая определенность в практике Европейского суда по правам человека связывается со статусом res judicata судебных решений, которыми спорные отношения установлены окончательно; в практике Люксембургского суда действие этого принципа также связывается с поддержанием существующих или установленных преимуществ и благ.
Исходя из этого, Европейский суд оценивает процедуру пересмотра судебного акта не саму по себе, а в контексте тех последствий для заявителя, к которым она привела. Как отмечал ЕСПЧ в своих решениях, его задача заключается не в оценке положений национального законодательства, а в определении совместимости результатов толкования и применения судами норм национального права с Конвенцией; это относится, в частности, к истолкованию судами процессуальных норм (см. постановление по делу «MiragallEscalano v. Spain» от 25 января 2000 года).
Для такой оценки, как было показано выше, Суд использует совокупность критериев: основания отмены, соответствие примененной процедуры основным фундаментальным гарантиям, предусмотренным Конвенцией, и имущественные последствия отмены судебного решения для заявителя. Суд признает такую отмену несовместимой с положениями Конвенции, только если в результате заявитель лишается присужденного ему (как следствие, не оправдываются правомерные ожидания заявителя), что и приводит к нарушению принципа правовой определенности. Именно поэтому нарушение статьи 6 по такого рода делам, как правило, констатируется Европейским судом «в связке» со статьей 1 Протокола № 1, гарантирующего право на уважение имущества.
В тех же случаях, когда положение гражданина (в его отношениях с государством) улучшается в результате отмены окончательного судебного решения, вопрос о нарушении по понятным причинам не возникает, поскольку здесь просто нет субъекта, недовольного отменой решения (кроме государства, которое не может обратиться в Европейский суд с жалобой на самого себя).
Таким образом, статья 6, как и другие нормы Конвенции, предполагает обеспечение прав каждого на справедливое судебное разбирательство, но при этом, очевидно, форма такого разбирательства не может рассматриваться отдельно от его результата. Стабильность судебного решения для гражданина важна не сама по себе, а только тогда, когда эта стабильность предохраняет вынесенное в его пользу решение от произвольной отмены или изменения. При этом вряд ли кто-то будет ратовать за сохранение в силе вынесенного против его интересов решения только лишь в целях защиты стабильности судебного решения. И напротив, ради улучшения своего правового положения в результате отмены решения гражданин, конечно, не будет возражать против такой отмены, даже если с точки зрения формы она не вполне соответствует сформулированным Судом позициям.
Нарушение принципа правовой определенности является, согласно практике Суда по российским делам, одним из самых распространенных. Ни принятие новых процессуальных кодексов, ни неоднократные последующие изменения законодательства, в том числе учитывающие правовые позиции ЕСПЧ, ни принятое в развитие этих позиций постановление Конституционного Суда РФ от 5 февраля 2007 года № 2-П не смогли полностью устранить причины, приводящие к нарушениям. Такая резистентность российской правовой системы связана с приверженностью судебной практики, а также законодателя иным ценностям, отличным от тех, на которые опирается Европейский суд.
С развитием практики ЕСПЧ по российским делам, связанным с отменой вступивших в законную силу судебных решений, в российской правовой системе проявился конфликт между такими ценностями, как требования законности судебных решений и требования защиты определенности устанавливаемого ими правового состояния.
Принцип правовой определенности — фундаментальный принцип европейского права — для российской правовой системы, как отмечалось ранее, является новым. Его философская и социологическая основа, генезис и содержание мало изучены в российской науке, использование данного принципа как концептуальной основы практики Европейского суда по указанной категории дел вызывает непонимание, как следствие — неприятие и сопротивление значительной части правоприменителей, а также, в определенной мере, доктрины и законодателя.
В то же время такая ценность, как законность, обоснованность выносимых судебных актов является традиционной для отечественной правовой системы, а следовательно, понятной и всячески поддерживаемой.
Разумеется, мы далеки от того, чтобы — в целях имплементации европейских стандартов — отказаться от принципа законности или умалить его значение. Задача, стоящая перед российской правовой системой, состоит в поиске баланса между этими двумя ценностями, подчас воспринимаемыми как противоречащие друг другу, хотя универсальный принцип законности или верховенства права в правовых системах европейских стран всегда сосуществует с принципом правовой определенности и они не воспринимаются как отражающие конфликт публичного (общественного) и частного интереса. Каждый из указанных принципов имеет и публичную и частную составляющую. Государство же должно быть более других субъектов заинтересовано в установлении разумного баланса между ними.
Внесение определенности в правовые отношения сторон необходимо рассматривать как одну из целей судопроизводства, из чего исходит в своей практике и ЕСПЧ. Схожее понимание основной цели деятельности суда можно найти в работах представителей дореволюционной российской процессуальной науки, в частности М. Малинина, который определял эту основную цель как «разрешение споров и водворение спокойных правоотношений».
Восстановление спокойных правоотношений можно рассматривать как макроцель процесса, к достижению которой стремится государство путем установления процессуальных институтов. Соответственно, государство в первую очередь заинтересовано в окончательности судебного разбирательства для эффективной реализации своей функции по скорому разрешению споров и восстановлению спокойных правоотношений. Это определяет политику в установлении целей конкретных стадий и институтов судебного разбирательства. Однако в окончательности судебного разбирательства заинтересованы и конкретные лица, участвующие в деле и согласные с вынесенным судебным решением. Таким образом, окончательность судебного разбирательства — предмет как публичного, так и частного интереса.
Профессор Адриан Цукерман (Оксфордский университет) в фундаментальном труде «Zuckerman on Civil Procedure: Principles of Practice» следующим образом обосновывает значение окончательности судебного разбирательства как общего интереса и сторон процесса, и государства:
Внесение определенности в спорные правоотношения путем разрешения социальных конфликтов определяет цели дальнейшего обжалования и пересмотра судебного решения, которые не сводятся к исправлению судебных ошибок и восстановлению справедливости, а включают в себя и необходимость достижения баланса между интересами конкретных лиц, одно из которых имеет право на исправление допущенной судом в отношении него судебной ошибки, а другое — возможность правомерно полагаться на результат, установленный окончательным (вступившим в законную силу) судебным решением. Применительно ко всей судебной системе общая цель обжалования и пересмотра судебных актов предполагает исправление судебных ошибок и тем самым обеспечение законных и обоснованных решений и «водворение спокойствия в отношениях граждан», т.е. обеспечение правовой определенности.
Окончательность судебного разбирательства обеспечивается совокупностью различных средств: это и свойство исключительности судебного решения, препятствующее повторному предъявлению тождественного иска, и ограничение продолжительности собственно судебного разбирательства, и установление препятствий для неограниченного по срокам и по стадиям обжалования судебных решений. Окончательность судебного разбирательства связана со всей совокупностью элементов законной силы судебного решения (res judicata), отражающейся в правилах, касающихся как продолжения данного судебного разбирательства, так и возбуждения нового разбирательства, но по тому же вопросу. Однако реализация этой законной силы возможна лишь при системном обеспечении в законодательстве последствий вступления решения в законную силу, что не в полной мере соблюдается в современном российском гражданском процессе при существующем институте пересмотра вступивших в законную силу судебных постановлений в порядке надзора.
Прежде всего, в гражданском и арбитражном процессе в 2002 году были установлены сроки для обжалования вступивших в законную силу судебных постановлений: по ГПК РФ — год, по АПК РФ — три месяца. Эти сроки были установлены как пресекательные (не подлежащие восстановлению).
Действующая редакция ГПК РФ устанавливает трехмесячный срок на обжалование в порядке надзора со дня вступления в законную силу обжалуемого судебного постановления (ч. 2 статьи 391.2). При этом в ч. 4 статьи 112 сказано, что восстановление пропущенного срока допустимо, если обстоятельства, объективно исключающие возможность подачи надзорной жалобы в установленный срок, имели место в период не позднее одного года со дня вступления обжалуемого судебного постановления в законную силу.
Данная формулировка представляется неудачной, поскольку, если понимать ее буквально, срок на обжалование в порядке надзора может быть восстановлен и в тех случаях, когда обстоятельства, исключающие обжалование судебного постановления, возникли по истечении установленного Кодексом трехмесячного срока на обжалование. Обоснованность восстановления срока в таких случаях вызывает сомнения. Кроме того, остается неясным, парализуется ли возможность восстановления срока, если данные обстоятельства, возникнув до истечения общего трехмесячного срока на обжалование судебного акта в порядке надзора, отпадут по истечении годичного срока, предусмотренного ч. 4 статьи 112 ГПК РФ.
Сохраняющаяся неясность временных параметров обжалования судебных постановлений в надзорную инстанцию порождает неопределенность в вопросе о соответствии такого регулирования Европейской конвенции.
Указанным выводом подтверждается фактическое установление приоритета принципа законности, которым в данном случае обосновывалась также необходимость контроля государства за частноправовой сферой, или над правовой определенностью в современной терминологии. Требование законности при этом, в том числе и в современной системе правового регулирования, используется как противовес правовой определенности и направлено на реализацию целей общего характера, а именно на обеспечение единообразия судебной практики или защиту публичных интересов. В таком понимании законность вступает в противоречие с правовой определенностью как принципом, направленным на защиту индивида в его отношениях с государством или иным публичным образованием.
В последнее десятилетие постепенно актуализируется подход, который, по сути, радикально меняет сложившуюся на протяжении десятилетий истории советского и нового российского процессуального права диспропорцию между стабильностью и законностью судебного решения и ориентирует на поиск разумного баланса между ними.
Из практики Европейского суда по делам о пересмотре и отмене вступивших в законную силу судебных актов можно сделать два основных вывода.
Первый: Суд последовательно отстаивает такую вытекающую из Конвенции ценность, как окончательность судебных решений. Ее защита обеспечивается допустимостью отмены вступивших в законную силу судебных решений только по основаниям исключительного характера (фундаментальные нарушения, существенная несправедливость) и только в процедуре, которую можно считать определенной и предсказуемой, а также отвечающей критериям состязательности и равноправия сторон.
Второй принцип: правовая определенность и окончательность судебных решений, защищаемые Конвенцией, важны не сами по себе, а в субъективном контексте главного приоритета Конвенции — защиты гражданина (частного субъекта) в его отношениях с государством (в лице государственных органов или же иных публичных субъектов, выполняющих делегированные им государством функции). Требование защиты гражданина в его отношениях с государством отражено как в фундаментальных принципах, так и в конкретных статьях Конвенции. В практике применения статьи 6 этот приоритет, возможно, менее очевиден, чем в практике применения ряда других статей, которые прямо подразумевают «столкновение» лица с государством (статьи 2, 3, 5). В отличие от этих норм статья 6 предполагает как создание государством необходимых условий для справедливого судебного разбирательства (для участвующих в судопроизводстве частных лиц, не обладающих публичным статусом), так и недопустимость использования государством своих ресурсов в случае, если в этом разбирательстве оно является стороной и противостоит частному субъекту права.
Устанавливаемое статьей 6 Конвенции требование «рассмотрения дела в разумный срок» отражает изменение общественных запросов к осуществлению правосудия, которые уже не исчерпываются соблюдением прав сторон в ходе судебного процесса. Данное требование предполагает также эффективность правосудия, т.е. оценку его результатов не только с точки зрения проведения самого процесса и правильности (законности, обоснованности) выносимого решения, но и с точки зрения своевременного разрешения дела, что бывает не менее важным. Современное понимание данного требования как фундаментального отражено также в названных выше «Принципах трансграничного гражданского процесса», где в комментарии к Принципу 7 указано: «Своевременное отправление правосудия — вопрос доступности правосудия — может также рассматриваться как одно из фундаментальных прав человека; однако необходим баланс между этим правом и правом стороны на разумную возможность подготовить и представить свою позицию по делу». Данное требование, как один из элементов права на справедливое судебное разбирательство, является одним из наиболее часто анализируемых в работах, посвященных Конвенции. Это легко объяснимо: нарушение статьи 6 в части разумного срока констатировалось практически в отношении любого государства — участника Конвенции. С данной проблемой — разумных сроков (своевременности) рассмотрения дел — в той или иной мере сталкиваются сегодня все страны.