Как редактор «Разведчика», я тогда открыл кампанию против этой внезапной затеи, призывая внимание правительства и Государственной Думы к этому новому проекту государственной обороны. Столыпин внял этому призыву и воспротивился проекту, а Государственная Дума отказала дать деньги на разрушение крепостей. (Одно срытие фортов Варшавской крепости должно было обойтись в 9 миллионов рублей.)
По мере сил Сухомлинов отбояривался в «Разведчике» же от нападок и отстаивал проект. Но случился вот какой казус: в конце апреля присылает он статью против нападок на него в «Новом Времени». Отказать в помещении этой статьи военному министру не могло быть и речи; но я поместил в том же номере рядом со статьёй Сухомлинова передовую статью, уничтожавшую все его тезисы. 6 мая был высочайший выход в Царском Селе, на котором присутствовал и Сухомлинов. После выхода царь сунул Сухомлинову только что полученный номер «Разведчика», с подчёркнутой красным карандашом моей передовой, со словами: «Посмотрите, что про вас пишут ваши же военные»...
Вернулся Сухомлинов в Петербург в бешеном настроении против меня. В результате он не пожелал дать мне иного назначения, как только начальника штаба Брест-Литовской крепости, сказав мне при прощании такую фразу: «Вот вы все совали мне палки в колёса по крепостному вопросу: поезжайте теперь туда, чтобы поближе изучить это на практике».
Практика показала прямо противоположное. Когда разразилась Великая война в 1914 г. и варшавские форты ещё не были срыты, они сослужили нам великую службу, вопреки всем стараниям Сухомлинова.
* * *
С расстроенным здоровьем я весною 1910 г. прибыл на службу в Брест-Литовскую крепость. Отчасти сказались последствия Японской войны, отчасти чрезмерно напряжённая нервная работа в Петербурге. Результатом всего этого получилось переутомление, бессонница, расстройство нервов. К счастью, я не застал уже в крепости политических заключённых. А было там таких заключённых, как мне говорили, немало после революционного движения 1905 г.
Характер служебной деятельности в крепости не мог способствовать успокоению нервов. Дело в том, что за уходом коменданта, князя Туманова, я был назначен временно комендантом крепости, и на меня ложилась нравственная ответственность за всякое принятое решение. Угнетала именно нравственная ответственность: служебная нисколько не тяготила и не могла идти в сравнение с тем, на что приходилось решаться на театре войны. А здесь нет-нет, да всё примешивалась проклятая политика, самая гнусная.
Постоянно получались секретные циркуляры - все «строжайшие», все науськивающие: нет ли политических толков среди офицеров, нет ли на фортах ротных командиров из поляков, нет ли в мастерских крепостной артиллерии поляка или, Боже упаси, еврея-солдата; не живёт ли где в крепостном районе, т.е. в расстоянии 25 вёрст от цитадели, какой-нибудь латыш? И на беду оказалось, как раз, что есть такой: почти 30 лет живёт он в крепостном районе, подрядчик по малярным работам, женат на русской, отец большого семейства, давно забыл, что он латыш и говорить по-латышски разучился. А теперь, согласно циркуляра, я обязан его выслать. Начальник инженеров генерал Овчинников головой ручается за него, просит оставить. Да как не оставить, когда в самом крепостном штабе сидит у меня старший адъютант Рутиян, тоже латыш, когда в крепостном соборе священствует протоиерей - бывший раввин, когда начальник штаба крепости - а сейчас сам комендант крепости - из евреев - еврей! Ведь я должен, прежде всего, выслать самого себя!
Как тут служить при таких условиях, в согласии с этими секретными циркулярами! Ведь все эти так называемые инородцы честно и добросовестно делают своё дело, на благо общей Родины - иногда более честно и умело, чем иные «истинно-русские», заведомо пьяницы и воры. А между тем, читая эти секретные циркуляры, мне казалось, что я обкрадываю чьё-то доверие, не говоря уже про то, что это было противно моим убеждениям, как мероприятия губительные для России. В циркулярах выискивались предки-инородцы даже до третьего поколения, буквально. Ведь известен факт, звучащий диким анекдотом: начальник военно-медицинской академии Данилевский не мог зачислить в академию своего сына, потому что сам он был сыном еврея.
В моей крепости, прозванной «матерью крепостей русских» (потому что Брест-Литовская крепость действительно являлась редюитом, последним убежищем всей государственной обороны западного пограничного пространства), масса вопиющих пробелов: нет гаубичной артиллерии, признанной крайне необходимой; нет минимального комплекта боевых припасов, без чего обороноспособность крепости ничего ведь не стоит; многие форты окончательно устарели, а новые, строящиеся, требуют неусыпного внимания и беспрерывных изменений; даже гарнизон крепости ещё только намечен, после расформирования крепостных батальонов.
Вообще, есть о чём подумать, чтобы заняться делом, имеющим жизненное значение для крепости. Но о таких пустяках мало думали придворные подхалимы в Петербурге, занятые лишь мыслью угождать высшим сферам. Там заняты были, главным образом, секретными циркулярами, чтобы оградить Россию от какого-нибудь латыша или еврея-механика, которых само их непосредственное начальство прячет от этих циркуляров.
И как зло посмеялась судьба над этими спасителями России, послав им на утешение еврея - Троцкого, поляка - Дзержинского, латыша - Петерса, грузина - Сталина, под верховенством чистокровного русака Ленина!
Отлично подготовили и взрастили эти «истинно-русские» спасители то, что переживает теперь Россия. Чтобы судить, насколько изменилось настроение в массах, в особенности инородческих, - не к России, а к официальным лицам, власть имущим, - можно судить по следующему факту. Вместе с прибывшим в крепость вновь назначенным комендантом, генералом Юрковским, мы выехали, однажды, на манёвры «с обозначенным противником». Наблюдая манёвр в районе боя, мы были неприятно поражены, когда мимо наших ушей стали жужжать настоящие пули. Не было сомнения, что нас обстреливают боевыми патронами под прикрытием манёвров. Явно целились, стараясь убить высшее начальство.
Мы, конечно, немедленно остановили манёвр. Приказали осмотреть оставшиеся патроны. Произведено было дознание на месте. Дело было передано военному следователю. И что же оказалось? У многих солдат-латышей найдены были маневренные патроны, домашним образом превращённые из холостых в боевые. Из писем с родины, из прибалтийских губерний, обнаружено было, что матери в письмах наставляли солдат-сыновей, как холостые патроны обращать в боевые, чтобы убивать начальников на манёврах.
Откуда такая вражда и ненависть в официальной России со стороны латышей, которые всегда считались лучшими солдатами, самым желательным элементом в ротах, как трезвые, сильные, степенные и лучшие стрелки! Вспоминаю, когда я ещё был вольноопределяющимся в Красноярском полку, расположенном в Ревеле, комплектовавшемся из разных губерний, частью латышами из Курляндской губернии, то ротные командиры прибегали ко всевозможным фокусам, чтобы получить в роту побольше латышей. А теперь, 30 лет спустя, вот до чего дожили!
Умудриться нужно так плодить вокруг себя, внутри и вне, только врагов и врагов.
Я твёрдо решил оставить службу этому мертвящему режиму, явно губившему Россию. Посильно продолжал я бороться в прогрессивной печати под разными псевдонимами «Боевой», «Строевой», «Старый генерал» и другими - хотя все эти псевдонимы стали секретом полишинеля. Одна из таких статей, напечатанная в московской газете «Утро России», вызвала бурю в главном управлении Генерального штаба, который возглавлял тогда генерал Жилинский, известный в Петербурге под кличкой живой труп.
Это действительно был олицетворённый живой труп, закоснелый военный чиновник, крайне бездарный, способный убить всякое живое дело при своём прикосновении. Он это вполне доказал как в бытность во главе Генерального штаба, так и впоследствии, на должности варшавского генерал-губернатора и во время Великой войны. Жалость берёт, когда подумаешь, что в мертвящих руках этого живого трупа была боевая подготовка России в эту критическую эпоху. Но - по Сеньке шапка: умирающий режим только и мог выдвинуть живые трупы.
15 и 20 июня 1911 г. я получил два конфиденциальных предостережения за номерами 143 и 146, в которых от имени военного министра мне ставится в упрёк моё литературное направление вообще, и в особенности сотрудничество в газетах «Речь» и «Утро России»; причём меня предупреждали, что «если направление ваших печатных статей не изменится, то к вам будет применена 69 статья кн. XXIII Свода Военных Постановлений», т.е. просто увольнение в отставку в дисциплинарном порядке...
Не довольствуясь угрозой уволить меня со службы в дисциплинарном порядке, указано было командующему войсками Варшавского округа, генералу Скалону, не представлять меня на должность начальника дивизии в течении трёх лет, пока не исправлюсь, хотя я аттестован был «выдающимся».
Словом, я не нравился режиму. И мне режим был противен до глубины души. Я подал прошение об отставке «по болезни». Всем известно было, какая это болезнь, хотя я ни с кем не делился своими переживаниями.
Замечательно, как общественное мнение массы офицеров отнеслось к моей отставке. Обнаружилось это вот по какому поводу: получил я приглашение на полковой праздник Владикавказского полка; сам я не мог поехать и послал поздравительную телефонограмму. На празднике, как водится, читали поздравления отсутствующих начальников и провозглашали соответствующие тосты. Когда командир полка провозгласил тост за меня, то масса офицерская устроила настоящую сочувствующую демонстрацию по моему адресу, заключавшуюся в том, что после продолжительного «ура» не давали произносить какие бы то ни было другие тосты, требуя бесконечного возобновления тоста «за Грулева».
Это сочувственная демонстрация со стороны чужой для меня части, т.е. мне не подчинённой, не относилась, конечно, к моей личности. Это было сочувствие и солидарность к моему литературному направлению и замаскированный протест против моей отставки, хотя и добровольной. Причина отставки всем была хорошо известна: это моя книга «Злобы дня в жизни армии» и вся моя литературно-публицистическая деятельность.
Признаюсь, и самому мне больно было расставаться с армией в такое время, когда умудрённый боевым опытом я мог быть полезным моей Родине. Говорю это без лицемерной скромности - по собственному сознанию и по отзывам других, в том числе и ближайших начальников. Но - что делать! Под игом свирепствовавшего, рокового для России режима Родина наша лишалась слуг поважнее и значительнее меня...
Шумно отпраздновал крепостной гарнизон проводы сначала моей семьи, а затем, в мае 1912 г., и мои проводы, в той самой Брест-Литовской крепости, в которой я начал когда-то свою офицерскую службу. Вслед за тем я выехал на постоянное жительство в Ниццу.
Моё исповедальное слово
...ездить с докладом к Николаю II... - В тексте данной книги Михаил Владимирович Грулев ограничивается описанием своей служебной карьеры до русско-японской войны 1904-1905 гг. Продолжив его послужной список, сообщаем, что во время этой войны он командовал 11-м пехотным Псковским полком, был контужен и за боевые отличия награжден орденами св. Владимира 4-й и 3-й степеней, а также Золотым оружием. По окончании войны в 1906 г. Грулев был назначен постоянным членом комиссии по описанию Русско-японской войны (председатель комиссии - генерал-майор Ромейко-Гурко), во время службы в комиссии был произведен в генерал-майорский чин. Никакими сведениями об исполнении М.В. Грулевым должности военного министра мы не располагаем, равно как и о его докладах императору. Известно, что в октябре 1906 г. М.В. Грулев принимал участие в представлении императору личного состава вновь образованной комиссии по описанию Русско-японской войны, и о других встречах Грулева с Николаем II у нас сведений нет. По окончании работы комиссии в 1910 г. М.В. Грулев был назначен начальником штаба Брест-Литовской крепости, и с этого поста в 1912 г. ушел в отставку, будучи, по обычаю того времени, вознагражден при отставке следующим чином генерал-лейтенанта Генерального штаба.
...евреев на пушечный выстрел не подпускали... - сопоставляя свои служебные успехи с ограничениями по государственной службе для евреев, автор, вольно или невольно, смешивает разные понятия - евреев как национальность и иудеев как религиозную конфессию. Такое смешение понятий было характерно в то время для еврейских националистов, а в книге генерала Грулева националистические моменты просматриваются достаточно явственно. В законодательстве Российской империи не было никаких ограничений по национально-биологическим признакам, ограничения были только религиозными. Они применялись к еврею, сохранявшему свою религию, но для крестившегося еврея все двери распахивались, и карьера автора данной книги определялась как раз фактом его крещения. Подобные заявления автора, рассеянные по всей книге, показывают нестойкость его ассимиляции в русское общество, впрочем, в известной мере, объясняющуюся глубоким кризисом этого общества во время революции.
...черты оседлости. - Территории Российской империи, внутри которых разрешалось проживание евреев. Впервые о черте еврейской оседлости упомянуто в 1791 г. В черту входили 15 губерний (Бессарабская, Виленская, Витебская, Волынская, Гродненская, Екатеринославская, Ковенская, Минская, Могилевская, Подольская, Полтавская, Таврическая, Херсонская, Черниговская и Киевская (кроме г. Киева)), именуемых губерниями постоянной еврейской оседлости. С течением времени ряд мест и территорий добавлялся или исключался из числа тех, где евреям было дозволено селиться. Ограничения на место проживания не распространялись на евреев: купцов 1-й гильдии, лиц с высшим образованием, лиц, занимающихся цеховыми и нецеховыми ремеслами, лиц, прошедших военную службу на основании рекрутского устава. Ограничения, налагаемые чертой оседлости, не распространялись на караимов и, разумеется, на евреев, принявших христианство, с точки зрения тогдашнего законодательства, евреями больше не являвшихся.
...1880 г., во время погрома в Варшаве... - Очевидно, автор имеет в виду погром, имевший место в Варшаве в декабре 1881 г. Одна из причин погрома - обвинение поляками евреев в том, что они являются проводниками русификации Польши.
Краевский Андрей Александрович (1810-1889) - русский издатель и журналист. Окончил Московский университет (1828). Издавал журнал «Отечественные записки» (1839-1967), сумел привлечь в него лучшие литературные силы, в том числе до 1846 г. в нем сотрудничал В.Г. Белинский. Краевский был также редактором ряда газет, особенной популярность пользовалась его умеренно-либеральная газета «Голос» (1863-1864). Как издатель проявил себя способным организатором, но имел славу нещадного эксплуататора литературных сотрудников.
Бурцев Владимир Львович (1862-1942) - член народовольческих кружков (с 1883 г.), из семьи военного. Неоднократно репрессировался за революционную деятельность. Занимался историей революционного движения (один из редакторов журнала «Былое») и разоблачением провокаторов охранки (разоблачил Е.Ф. Азефа). В 1917 г. издавал ряд газет в России. Резко выступил против Октябрьской революции, за что по приказу Л. Троцкого 25 октября 1917 г. заключен в Петропавловскую крепость (освобожден в феврале 1918 г.). В 1918 г. эмигрировал, издавал газету «Общее дело», входил в редакцию журнала «Борьба за Россию», состоял в «Русском национальном комитете» и в «Братстве Русской правды»; впрочем, и в масонской ложе «Великий Восток Франции». Боролся против антиеврейской политики нацистской Германии (составил книгу «Протоколы сионских мудрецов - доказанный подлог»), за что в период оккупации Франции преследовался гестапо. Последние годы жизни провел в крайней нищете, умер от заражения крови.
Глава 1
Режицей... превратившейся в какую-то Латгалию... - Режица (совр. Рсзекне), старинный русский город Полоцкого княжества, а затем Витебской губернии, был передан по Рижскому миру между РСФСР и Латвией в состав Латвии на основании присутствия в округе города латышского элемента. Для обеспечения интеграции этого региона в Латвии была придумана теория о существовании особого «латгальского» этноса, родственного латышам, а регион назвали Латгалией. Латвийские националистические круги рассчитывали на ассимиляцию, но, поскольку латышская культура ничего не смогла предложить русским людям, то и в наше время в Режицком крае господствует русская культура и русский этнический элемент. Несмотря на это, латвийское правительство и общество продолжают упорствовать в своих заблуждениях по поводу мифической Латгалии.
...завели... казенных раввинов... - В России закон 3 мая 1855 г. требовал для определения в раввины окончания курса в раввинских училищах (в 1874 г. преобразованы в учительские институты) или в общих высших и средних учебных заведениях. Лица, удовлетворяющие требуемому законом образовательному цензу, выбирались раввинами на три года и утверждались губернским начальством на должность официальных, или «казенных», раввинов. На них, кроме исполнения треб и обрядов, лежала обязанность ведения метрических книг. Во многих общинах существовали еще и духовные раввины.
Талмуд (евр. научение) - основной памятник раввинской письменности, содержащий религиозно-правовые нормы иудаизма
...ущемления... евреев за перемену имен и фамилий... - такое «ущемление прав» связано с благоговейным отношением русских к предкам, что выражается даже внешне - в употреблении при обращении к человеку не только имени, но и отчества (как выражение уважения к отцу данного человека). Исходя из этого, смена фамилии и имени русским обществом подсознательно воспринимается как оскорбление своих предков, а такое отношение, опять-таки в подсознательных сферах русского национального характера, может вызывать только презрение и отторжение.
Рубинштейн Антон Григорьевич (1829-1894) - знаменитый пианист, был крещен Антоном и окончил консерваторию, приравненную к высшим учебным заведениям Российской империи. По положению, окончание не только высших учебных заведений, но и гимназий, давало окончившему личное дворянство и право на служебный класс по «Табели о рангах». Здесь опять-таки автор, намеренно или нет, смешивает понятия еврейства как национальности и еврейства как принадлежности к иудаизму.
...бархатных... книг у евреев... не было... - «Бархатная книга» - составленный при царе Алексее Михайловиче справочник по знатнейшим титулованным и нетитулованным родам Российского государства. Название получил из-за материала переплета.
Хрулев Степан Александрович (1807-1870) - известный боевой генерал. Боевое поприще начал в польской войне 1831 г., во время венгерской войны 1849 г. командовал передовым отрядом авангарда главной армии. В 1853 г. принял участие в экспедиции против кокандцев. При начале Восточной войны он был послан к войскам кн. Горчакова в Дунайские княжества; особенно отличился при отражении турецкого десанта из крепости Силистрии на левый берег Дуная (20 февраля 1854 г.); принимал деятельное участие в действиях против Силистрии, а при снятии осады этой крепости командовал арьергардом; в деле под Журжею, на о-ве Родомане, был ранен. В декабре 1854 г. Хрулев был назначен состоять в распоряжении главнокомандующего сухопутными и морскими силами в Крыму, а в начале 1855 г. переведен в состав Севастопольского гарнизона и здесь выказал блестящую отвагу и распорядительность. 27 августа 1855 г. во время штурма был ранен в палец левой руки, с раздроблением кости. Выдающиеся подвиги Хрулева при обороне Севастополя доставили ему орден св. Георгия 3-й степени.
«Тора» - Первые пять книг Библии («Бытие», «Исход», «Левит», «Числа», «Второзаконие»), содержащие описание событий священной истории от сотворения мира до смерти Моисея и составляющие так называемый Закон (по-еврейски Тора).
Разохотив... евреев к образованию, правительство... не знало, что придумать, чтобы... стеснить... - политика правительств Александра II и Александра III в области народного просвещения была разной не только в отношении евреев. Если в 60-70-х гг. правительственная политика была направлена на вовлечение в процесс образования возможно более широких слоев населения (что ознаменовалось появлением в научной и общественной жизни большого количества выдающихся деятелей разночинного происхождения), то с начала 80-х гг. политика «подмораживания России» привела и к ограничению образовательных возможностей для податных сословий - например, знаменитый циркуляр министра просвещения Валуева о недопущении в гимназии и университеты «кухаркиных детей».
...вырывали из еврейских семей малолетних детей... - набор кантонистов, по одному ребенку от еврейской семьи (кантонистами именовались ученики специальных училищ, созданных в первую очередь для солдатских детей), предпринимался в русле общей политики Николая I на интеграцию еврейства в русское общество (см. ниже одобрительный в общем отзыв автора об этой политике).
...говорили... о «Колоколе» Герцена... - сравнив ранее приведенные рассуждения ученых евреев о физической брошюре с этим местом об интересе к «Колоколу», можно выработать не совсем лестные для еврейства представления о направленности его интересов в то время.