«Остывание шахты сильно сказалось на рационе, — подумал Артем. — Еще бы: от теплицы избавились в первую очередь. А ведь совсем недавно на столе можно было увидеть и помидорчик, и редиску с огурцом». Сегодня община жила только морепродуктами: жиры, белки, углеводы и витамины — все доставалось из бездонных подледных кладовых. На всех хватало, никто не жаловался, но соли и рыбьего жира сдавали землякам больше прежнего. В основном в обмен на зелень, специи и дрова. В первые месяцы после зарядки раскаленная шахта давала достаточно тепла, чтобы всего наготовить впрок. Но ни соль, ни жир, к сожалению, дров не заменят…
Очнулся от удара локтем:
— Просыпайся, рыбу поднимают, — сказала Дашка и кивнула за перила.
Артем с удивлением обнаружил, что, пока он размышлял, сестры успели свернуть импровизированный столик, а из проруби показалась голова карпа.
— Наша рыба, девочки! — кивнул Артем. — Бежим…
Поздно! Он только вышел с балкона в пустующую комнату, а они уже пронеслись коридором и стучали каблуками по лестнице. «В следующий раз побегу первым, — решил Артем. — И „наша рыба“ крикну в дверях кварты».
За балконной дверью первого этажа его поджидал пандус из льда, густо усыпанный рубленой рыбной костью. Сестры уже договаривались с обвальщиками. Те, повернув головы к выскочившему на улицу Артему, дружно заулыбались. Их зубоскальство никогда не казалось злым, но всегда чуточку обидным. Так улыбаются встречая юродивого: доброжелательно и отстраненно. Артем вспомнил свой позорный полет с ворота, когда замешкался, пропустил команду бригадира «брысь!» и не успел со всеми отпустить перекладину. Тяжеленный копер крутанул ворот, а вместе с ним и Артема, который улетел на добрый десяток метров. Повезло, что разминулся с копром. Повезло, что тот не пробил полынью…
«Повезло, что дурак, — подумал он. — Нам по жизни везет».
После этого случая Артема навсегда отлучили от рыбалки. Но он не спорил, работы в башне хватало: носить с улицы в котельную ящики со льдом, а оттуда на верхние этажи ведра с водой, чистить от льда мусоропровод и канализацию… А когда открылось его бесстрашие перед высотой — с удовольствием сбивал наледи, которыми быстро обрастали окна жилых кварт. Звали много и часто, на помощь сестрам не всегда хватало времени и сил. Но Артем старался, как мог, успевая везде и повсюду. Даже на чтение выкраивал время, приспосабливая древние тексты для постановок Даши и Маши.
«Жаль, что библиотеку свернули, — Артем даже поморщился. — Разве можно так хранить книги? Россыпью и внавал… попробуй отыщи нужную. Неудивительно, что я — последний из могикан — других читателей давно не видел».
А вот на спектакли народ ломился. Артем помог сестрам снести перегородки, оставив только несущие стены. Но даже в таком состоянии не все желающие могли попасть на представление. А когда приезжали земляки, наступал полный караул: сестры обменивались радостными взглядами, восторженно шептали: «Аншлаг!» — и выступали с таким исступлением, что даже Артем забывал обо всем на свете, поддавшись магии их лицедейства.
— Опять спишь! — хлопнула его по носу Мария.
— Глянь, подходит? — строго поинтересовалась Дашка.
Плавательный пузырь не уступал размерами туловищу взрослого человека. Артем кивнул:
— Отлично! Почистим, высушим… подходит! Понесем или поднимем на веревке?
Сестры не трудились отвечать: взбежали по пандусу и скрылись за дверью, унося пузырь с собой. Кто-то из обвальщиков рассмеялся, разглядев растерянное лицо Артема.
Но тут бросили гарпун. И всем стало не до него.
Хрустя валенками на крошке из костей, Артем доковылял до двери. Прошел «гостиной» и вышел к лестнице. Зачем-то пошел не налево, вверх, а направо, где пятью ступеньками ниже замер лед.
Артем представил, сколько этажей башни осталось там, во мраке ледового плена, и поежился. Впрочем, трех десятков этажей, которые им благосклонно оставил океан, пока хватало. Сверху донесся радостный визг сестер.
«Опять кого-то едва не сшибли, — подумал Артем, — хороший повод для веселья».
Он приступил к подъему, как к восхождению на торос: плавно и не спеша, привычно отгораживаясь от нудной дороги размышлениями и мечтами. Приложил ладонь к шахте лифта. «Еле теплая. Сразу после зарядки ладонь не удержишь, а сейчас едва хватает, чтобы растопить лед. Генератор уже месяц не крутится. Не парим соль, не варим кожи… В былые времена рыбаки электричества на ночную охоту не жалели. Освещали лунку прожекторами и били рыбу, пока общинники нижних этажей не начинали под утро ругаться. Томили на пару печень, и рыбий жир вместе с морожеными филейными нарезками возили санями на землю чуть ли не каждый день. Меняли на грибную муку, сало, мех… все забываю спросить, зачем нам мех, если у нас вдоволь шкур? Тюлени, моржи… Почему к нам не едут торговать?»
Услышав, что кто-то спускается, Артем прижался к стене, делая вид, что пропускает человека, но на самом деле просто воспользовался поводом постоять и отдышаться.
Человек, будто разгадав его тайну, замедлил шаги. Почти остановился.
Артем поднял глаза: отец.
«Надо же!» — расстроился Артем. Его не радовали встречи с семьей. В глазах родни чересчур легко читался приговор.
«Папа стесняется меня. Стесняется моей неприспособленности. Пословицу „в семье не без урода“ всегда относил на мой счет. Сумею ли когда-нибудь объяснить ему, что просто иду своей дорогой? Ведь община меня не из жалости кормит — за работу. Так какого черта? Я не пошел по его стопам и не стал стрелком, не сделал карьеру рыбака, электрика или врача. Но ведь у меня еще есть время. Разве молодость не для того, чтобы искать свое место и призвание? Я хочу найти такую работу, которую лучше меня никто не сделает. Работу, которая ждет только меня. Может, попробовать объяснить ему сейчас? Да! Именно сейчас я все ему объясню!»
Отец кивнул и прошел мимо.
— Папа?
— Да, сынок, — с готовностью отозвался отец, останавливаясь.
— В книгах написано, что разряды молний длятся короткие мгновения, а на самом деле бьют десятки секунд. Ты не знаешь, почему так?
Отец сник, покачал головой и, не ответив, продолжил движение вниз.
«Что за дурацкий вопрос? — удивился Артем. — Я же собирался сказать про другое. Почему я вообще вспомнил о молниях?»
Он еще несколько минут прислушивался к затихающим внизу шагам.
«Теперь постарается быстрее забыть о нашей встрече, — горько подумал Артем. — Его можно понять. Трудно гордиться непутевым сыном-неудачником». Он остро пожалел, что так быстро закончилось детство. В родительской кварте прошли лучшие годы. Мама всегда поддерживала его увлечение чтением. Брат, пока не женился на землячке и не уехал со льда, заступался, когда местные хулиганы выбирали Артема для насмешек и недобрых шуток. Артем очень скучал по брату. Тоска по нему и маминой заботе заметно отравляла жизнь.
— Опять отстаешь! — чуть ли не хором закричали сестры, когда он выбрался на самый верх. — А мы с твоим папой чуть не столкнулись. Смешно, правда?
— Смешно, — давя комок в горле, прошептал Артем. — Хорошо, что «чуть». Если бы и вправду столкнулись, я бы, наверное, умер со смеху…
В таких ситуациях Артем забывал о своих страхах и опасениях. Он не боялся опоздать — его «тучка» взлетит вовремя. По сценарию, сразу после финала над ширмой поднималась «тучка» — выкрашенный чернилами осьминога плавательный пузырь с подогретым воздухом внутри. Высокая температура поддерживалась привязанной к пузырю свечой, а ширмой работала центральная декорация: зеленый холм и темно-коричневое дерево, в дупле которого трудолюбивые пчелы хранили мед.
Над кроной дерева следовало подняться тучке: секунда в секунду! Ни раньше ни позже… Артем, дожидаясь команды, удерживал пузырь за поддон свечи.
— А кто из вас видел тучку над деревом, ребята? — спросила Дашка.
Артем разжал пальцы. Недовольный гул ребятни, которая никогда в жизни не видела дерева, служил ему условным сигналом. Пузырь со свечой несколько секунд висел, будто раздумывая, потом неохотно поднялся к потолку, стукнулся об него и поплыл, увлекаемый сквозняком.
От визга и криков малышни заложило в ушах. За ширму заглянула Машка. Глаза у нее сияли.
— Быстро! — Она протянула руку и требовательно пошевелила пальчиками. — Быстро, пока они не выдохлись.
Артем вышел из-за «холма» и неловко поклонился. Шум в зале усилился, хотя всего минуту назад Артем готов был спорить, что такое невозможно.
Он хотел еще раз поклониться, но замер: у задних дверей маячили двое бородачей. Он узнал отца и бригадира.