Он еще раз поцеловал ее, но уже спокойно, сошел с крыльца и пропал в темноте. Через минуту он запел. Песня была пьяной и дикой.
Дома Соня осторожно ходила по комнате, раздевалась, пила холодный чай. Раздевшись, в одной рубашке она подошла к зеркалу, долго с грустью смотрела на свое лицо, острые плечи и ключицы. «Боже мой, какая я страшная! — подумала она и вздрогнула. — Надо пить рыбий жир! Обязательно рыбий жир!»
Она полезла в стол и прямо из масленки стала есть сливочное масло. Масло было ей противно, но она глотала его ложками и думала о Николае. Потом она потушила свет и легла, но заснуть не могла. В Москве, против ее дома, горел фонарь, росли липы, и тени от них всю ночь трепетали на стеклах. Здесь за окном была глухая тьма.
— Это любовь? — спрашивала вслух Соня и поворачивалась к стене.
Весь следующий день Соня была сама не своя. С утра пошел было дождь. Диктуя ребятам какой-то отрывок, Соня с испугом смотрела в окна на мокрых кур и лужи. Но дождь прошел, небо очистилось, и к вечеру проезжающие мимо школы автомашины оставляли уже за собой хвосты пыли.
После работы Соня села писать подруге. Она писала о том, что вчера один парень провожал ее, сегодня назначил свидание, писала и сама не верила тому, что пишет. Письмо получилось большим и немного грустным. Окончив его, Соня почему-то решила, что влюблена в Николая. Она отнесла письмо на почту, пришла и легла, повернувшись к стене.
Она думала, придет Николай или нет, а если придет, то как будет держать себя и что говорить. Еще со страхом думала она, что ей делать, если он опять станет целовать ее. Эти мысли так расстроили ее, что у нее тряслись руки, когда она стала одеваться.
Она надела вчерашнее темно-синее платье, завила немножко волосы и надушилась. Ладони ее потели.
Когда она шла по деревне, ей казалось, что изо всех окон на нее смотрят и что все знают, куда и зачем она идет. Ей было стыдно, она хотела прибавить шагу и не могла.
Только в поле она вздохнула свободнее. Было тепло, дорога слегка пылила, солнце опускалось в багровую дымку. На меже, близ дороги, стоял трактор. Замасленный тракторист ковырялся в моторе. Увидев Соню, он разогнулся, вытер о штаны руки, закурил и задумчиво посмотрел ей вслед.
Сойдя в ложок, на дне которого никогда не высыхала исслеженная коровами грязь, Соня вдруг испугалась, что Николай может прийти раньше и уйти, не дождавшись ее. Она прибавила шагу, потом побежала.
Она остановилась, когда вдали показалась рига. Никого не было возле риги, и Соня обрадовалась. Она немного передохнула, потом сняла и вытерла травой запыленные туфли. Ей показалось неудобным сидеть со стороны дороги, и она перешла на другую сторону. Там было тепло, от нагревшейся за день стены шел жар.
Пришел мальчишка с удочками, стал рыть червей. Соня, покраснев, опять вышла к дороге. По дороге ехали на-телегах из города, посматривали в ее сторону, а мальчишка, как назло, долго не уходил. Соне стало жарко. Наконец мальчишка, накопав червей, ушел. Несколько раз он насмешливо оглянулся. «Он догадался! — со стылом думала Соня. — Хорошо, что он не из моей школы!»
Она опять спряталась за ригу, сорвала ромашку. Лепестки у ромашки были опущены, она была похожа на ракету. Соня стала отрывать лепестки: «придет» — «не придет…» Вышло «не придет». Хуже всего было, что Соня не знала, откуда придет Николай. Она вставала, выходила из-за риги, оглядывалась, снова пряталась. Она совсем измучилась, когда показался Николай. Он шел низом от реки, засунув руки в карманы, в накинутом на плечи пиджаке. Подходя, он с напряженным вниманием разглядывал Соню, как человек что-то забывший и силившийся вспомнить. Лицо его делалось все скучней. Подойдя, он отвел глаза и вяло протянул руку:
— Привет…
— Здравствуйте, — ответила Соня, подавая дрожащую руку и не смея поднять глаз.
— Давно ждете?
— Нет…
— Гм… Ну, зайдемте в холодок.
Они обошли ригу и присели на ворохе соломы лицом к дороге. Солнце заходило, все меркло, тень от риги протянулась через все поле.
— Вы благополучно вчера дошли? — спросила Соня, быстро взглядывая на Николая и сочувственно, понимающе улыбаясь.
— Нормально… — Николай зевнул и снял пиджак. — Не выспался только.
— Вы вчера были нехороший, — мягко сказала Соня.
— А чего? Бил что ли вас? — Николай равнодушно обнял Соню, притянул, хотел поцеловать, но раздумал, подышал только за ворот.
— Скоро стемнеет, — заметила Соня, покорно приникая к Николаю и слыша гулкие удары его сердца.
— Как попозднеет, пойдем в горох, а? — Николай мотнул головой куда-то вправо. — Теперь там гороху нет, шалаш один стоит. Пойдешь? В шалаше полежим…
— Не надо об этом, Коля, — тихо попросила Соня и вздохнула.
— Эх! — воскликнул вдруг Николай. — Спать охота! Ну-ка, дай прилягу…
Он отодвинулся и лег, разбросав ноги в сапогах, положив голову Соне на колени. Полежав немного с закрытыми глазами, он закинул руки и пощупал у Сони ребра.
— Чего это ты худая такая?
Соня перестала на минуту дышать.
— Конституция такая, — насильно улыбаясь, сказала, наконец, она.
— Ну — конституция! Глисты, наверно… Или больная чем-нибудь. Это как скотина: заболела — как ни корми, все одни мослаки.
Соне вдруг стало все безразлично, сердце подошло к горлу, и она несколько раз сглатывала, чтобы избавиться от противного ощущения тошноты.
— Что это вы ругались вчера? — спросила она после долгого молчания.
— Так… — Николай нахмурился. — У меня с ним свои счеты. Он, гад, Зойку у меня отбил, женился. Видала вчера невесту? Гулял я с ней…
— Вас, наверное, многие девушки любят? — тоскливо сказала Соня.
— Ну их к черту! — Николай сморщился. — Знаю я ихнюю любовь!
— Зачем вы так, Коля? — быстро сказала Соня. — Нужно верить людям! Вы посмотрите, какие чудесные у нас люди! Нужно прежде всего хорошее в них искать…
Николай поднял голову и сплюнул.
— Вы не верите в это? — упавшим голосом спросила Соня.
— В чего это?
— В чистоту человека.
Николай засмеялся.