— Ничего хорошего не могу тебе сказать, мой мальчик.
— Почему? — удивился внук.
— Потому что лопается голова… Клянусь землей, сейчас она лопнет, и умрет твой дедушка позорной смертью!
— Ты шутишь! — встревожился Аслан.
— Не шучу, — сказал дед и простонал: «Ох-ох-ох!»
Аслан обнял колени дедушки — пожалел его. Потом вспомнил, как бабушка лечит головную боль, и принес из кухни мокрую тряпочку.
— Не поможет тряпочка твоя от выпитой араки. Ничего мне не поможет, и ты меня не жалей! Сам, вот этими руками, влил себе во внутрь болезнь. Пусть лопнет голова…
Аслан не хотел, чтобы дедушка умер и посоветовал ему:
— Дада, ты поплачь! Арака вытечет из твоих глаз, опустеет голова и не лопнет.
Хорошо, что голова дедушки перестала болеть, не то бы он не смог поехать на следующий день в город на совещание и привезти Аслану игрушечный автомат. Такого ни у кого из его друзей не было. Нажми на спусковой крючок — и строчит как взаправдашний.
Аслан взял автомат и выбежал на улицу. Он хотел его показать ребятам, дать им пострелять. Но из мальчишек никого на улице не оказалось. Одна Мадина сидела у канавы и лепила из глины лепешки.
Аслан подошел к ней, постоял немного.
— Ты вчера смотрела кино?
— Ага. Одним глазом, — ответила Мадина и, приложив грязный палец к щеке, добавила: — Вот этим.
— Другой глаз испугался что ли? — спросил ее Аслан строго и осудительно.
— А знаешь, как страшно было?
— Знаю! Но ты никогда не бойся. Если кто-нибудь будет стрелять в твою сторону, зови меня. Я — командир! Я тебя защищу!
Потом он стал допытываться:
— Ты видела меня вчера в телевизоре?
— А что? — На всякий случай спросила Мадина.
— Я был там командиром. Ты видела, как я стрелял? Я даже автомат не успел снять. Видишь, новенький? — и Аслан протянул девочке игрушечный автомат.
Мадина несколько раз нажала на спусковой крючок и, убедившись в исправности оружия, спросила:
— Так это ты был командиром партизан?
— А кто же еще? Когда дедушка вышел в другую комнату, я открыл сзади стенку телевизора и залез туда. Не мог же я сидеть в кресле, когда немцы нашим засаду устроили? Я сказал их командиру, чтобы он повел отряд другой дорогой… За это он мне подарил автомат. Потом я стал командиром и воевал.
— Там же все были взрослые? — все еще сомневалась девочка.
— Так я сразу вырос! Там же какое толстое увеличительное стекло. Влез в телевизор и увеличился!
— Это тебя так сильно били?
— Пустяки!
— Ты же упал!
— Подумаешь! Встать, что ли, нельзя? Дедушка выключил телевизор, повсюду стало темно, и я вылез… Я бы мог и с партизанами уйти, но дедушка не знал, где я, и поругал бы…
Конец рассказа почему-то огорчил девочку. Она сердито посмотрела на мальчика своими черными круглыми глазами и сказала:
— Подумаешь?! «Поругал бы?» Я ушла с партизанами — и ничего! Видишь, леплю к их приходу лепешки! — показала она пальцем на землю, где в беспорядке лежало несколько кругов из желтой глины. — Я вот не побоялась уйти в лес.
— Я, думаешь, испугался?!
— Не знаю! Только я тебя там не видела! Ты меня хоть видел?
— Дым был такой… я, может, не посмотрел в твою сторону.
— Лучше в следующий раз не удирай, а помоги мне перевязывать раненых.
— Ладно, — согласился с ней Аслан и попросил: — Только ты не рассказывай ребятам про это…
— Не бойся, не расскажу, — пообещала она.
Дедушка купил Аслану новую кровать с пружинистым матрацем и деревянными спинками.
— Я уже большой и буду спать один, — поделился Аслан новостью с Фатимкой.
Это днем, а вечером… Аслан лежал и раздумывал над своим положением. Одному невозможно было и думать о чем-то веселом.
За раскрытым окном была ночь. Лунный свет спал на дощатом полу, положив голову на подоконник. Тоненькая вишня темнела во дворе и своей макушкой подметала краешек звездного неба. Из другой комнаты доносились голоса бабушки и мамы.
— Мама! — позвал сын и, когда она появилась, спросил: — А Тимурка один спит?
— Один.