– Никак. Выветрилась из головы. Хорошая была приговорка, жаль только, что я ее забыл.
Я не возражаю, и мы продолжаем молча шагать в узкой тени потемневших от времени зданий. У меня свой принцип: если человек не в духе, дай ему вволю намолчаться –
может, пройдет.
– Какие инструкции? – вдруг обращается ко мне Любо.
– Я от тебя собираюсь их получить.
– Разве ты совсем не в курсе?
– Представь себе.
– Ладно. В сущности, все, что я знаю, можно передать в двух словах. История берет свое начало с некоего Ставрева, служащего Внешторга. Постоянное общение с представителями иностранных фирм. Завербован иностранной разведкой в первые годы после Девятого сентября1, но ни разу использован не был. И только шесть месяцев назад к нему является человек от западной фирмы «Зодиак», сообщает пароль – Ставрев уже едва ли надеялся когда-нибудь его услышать – и вручает рацию с инструкциями. Вот и все.
Любо вынимает из кармана измятую коробку «Кент» и протягивает мне.
– Как «все»? – спрашиваю я, машинально беря сигарету. Мой друг тоже берет сигарету и, замедлив ход, щелкает зажигалкой.
1 9 сентября 1944 года – день освобождения Софии советскими войсками под командованием маршала Ф. И. Толбухина.
– Все, – повторяет он, и мы снова шагаем в узкой тени. – Я хочу сказать: все, что мне известно.
– Когда был задержан Ставрев?
– Он не был задержан. Сам пришел к нам. Столько лет человек прожил как вполне добропорядочный гражданин, добился определенного положения, и на тебе, рация! Конечно, несколько дней дрожал, колебался, но потом все же явился и обо всем рассказал. Впрочем, по нашему указанию он до сих пор выполняет полученные от агента инструкции.
– Что же, мы можем делать ставку по крайней мере на двоих, – замечаю я. – На того, кто вербовал Ставрева, и на того, кто восстановил связь.
– На одного! – поправляет меня Любо. – Тот, первый, был военным, состоял при американской миссии, и следы его давно затерялись. Не исключено, что он умер. Мы можем делать ставку на одного: это Карло Моранди, чиновник венецианского отделения фирмы «Зодиак».
– Ну все-таки.
– Да, все-таки… Только на деле оказалось, что это «все-таки» не стоит выеденного яйца.
Приближаемся к каналу. В тени дома, близ воды, пустует мраморная скамейка.
– Посидим, – предлагает Любо и направляется к скамейке.
– Я бы предпочел другое место. Умираю от голода.
– А я от жажды, – бормочет мой приятель, опускаясь на скамейку. – Как назло, у нас нет времени.
Я сажусь рядом с ним, делаю последнюю затяжку и бросаю сигарету в неподвижную воду канала.
– Ты давно здесь? – спрашиваю я.
– Около трех месяцев. Три месяца, а толку никакого. В
моем положении следить за этим типом оказалось довольно трудно. И все же, мне думается, я выудил все, что только можно было.
Любо умолкает, и это наводит на мысль, что выуженное не стоит того, чтобы о нем говорить.
– Что он за птица, этот Моранди?
Порывшись в кармане, мой друг достает несколько снимков и один из них подает мне.
– Дворец дожей и Моранди в качестве приложения, –
поясняет он. – Хороший снимок, а?
Вглядываюсь в снимок, пожимаю плечами.
– Лучше бы я стал фотографом. В фотографии я куда более везуч.
На фоне дворца несколько прохожих.
– Кто же из них Моранди? – спрашиваю.
– Вот этот, с женщиной.
Этот, с женщиной, человек средних лет, низкорослый, с тонкими усиками, выступает важно, как петух; нелепая шляпа с узкими полями сдвинута на затылок.
– Женщина куда примечательнее, – говорю я.
– Да, но она не играет. В сущности, похоже, что и сам
Моранди уже вне игры. Чиновник средней руки. Вертопрах. Тратит, пожалуй, несколько больше, чем получает.
– Значит…
– Значит, делает долги, и только. Часто ездит по службе в Женеву, где находится отделение «Зодиака». Никаких связей, никаких действий, которые указывали бы, что он разведчик.
– А женщина?
– Не свободна, – отвечает Любо, выхватывая у меня снимок. – Его любовница.