Понурым лицом и осанкой он напоминал брошенную собаку. Выпил, наверное, крепко вчера, — догадался Слава, — прижало бедолагу.
[Фамилию бедолаги преподаватели и студенты запомнят через месяц. Как иначе, если на перекличке за ней то и дело виснет тишина? Тем более, что фамилия в конце списка. Шоренко.
Появляясь на факультете, Шоренко сторонился компаний. Антон и Слава изумились, когда он внезапно обратился к ним в курилке:
— Пацаны. Я живу один. На Павелецкой… ведомственная гостиница. Свой номер, телевизор… Короче, достало одному. Поедем ко мне, оттянемся. Есть шампанское, бутылок восемь. Можно водки присовокупить. Магазин рядом.
Первое впечатление от гостиницы — Шоренко стало жалко. Несмотря на видак, телевизор и персональный душ. Андрей (так звали Шоренко) казался совсем одиноким в большом полупустом здании. Ощущение усиливалось с каждой минутой. Пили шампанское. Включили тягучий гангстерский фильм с болезненно скучным Де Ниро. Много говорили, особенно намолчавшийся Шоренко. О факультете, преподавателях, тестах, концепциях личности. О Фрейде, «главном шарлатане двадцатого века». О серийных убийцах, которых надо «не расстреливать, а изучать под микроскопом…» Постулаты Шоренко звучали, как минимум, спорно. Слава не возражал. Ему нравилась речь Андрея, цветная и пластичная, словно бензиновые кляксы на воде.
— Откуда у тебя эти хоромы? — спросил Антон.
— Отец устроил. Вы заезжайте в любое время. Можно ночевать, диван раскладной. Только звякните на вахту — убедитесь, что я дома. Вот телефон…
Шоренко заинтриговал Славу. Они стали часто выпивать и беседовать. Иногда после долгих бесед валялись утром с квадратными головами. И снова дискутировали. Шоренко настаивал на пропуске занятий и срочной опохмелке. Слава, напротив, убеждал посетить лекции и затем опохмелиться с чистой совестью. Крепнущая дружба не осталась без внимания.
— Смирнов, — объявила как-то Рюрикова, — передайте Шоренко, если завалит практику — отчислю к чертовой матери.
— Где ж я его найду, Ольга Павловна?
— Вам лучше знать. Он же ваш друг.
Во время практики в детдоме Шоренко исчез. Улетел в Тюмень по каким-то делам. Откуда привез документ с важными росчерками, свидетельствующий об успешной практике по месту жительства.
К зиме обычный прикид Шоренко — висячий черный свитер, аналогичные джинсы (иногда треники) и кроссовки — разнообразился. Появилось кожаное пальто — в белёсых затертостях и трещинах, будто из шкафа дедушки-чекиста. Как-то раз Слава не выдержал.
— Андрей, давно хотел спросить. Что ты ходишь, как босяк? Деньги вроде есть, и старики у тебя не последние…
— Какой смысл? — задумчиво произнес Шоренко. — Один хрен все сдохнем.
— Не вижу связи.
— Элементарная математика: если взять за условие тот факт, что все мы скоро помрем, то цена беспокойства о том, какой лейбл у тебя на жопе, измеряется в отрицательных величинах.
— Не согласен. И потом, что значит скоро? Я вообще-то могу подождать.
— А тебя вообще-то не спросят. Кроме того, время — это фикция. Еще большая, чем все остальное. Хоть это объяснять не надо?
— Не надо. И все-таки — твоя версия?
— Ну хорошо. Прошлого нет, потому что оно прошло. Будущего нет, потому что оно не настало. И вопрос, настанет ли. А настоящее — совсем уже хитрый предмет. Вроде бы есть, а потом сразу нет. Значит, объективно времени не существует. Так? Так. Оно, — Шоренко постучал себя по лбу, — исключительно между ушей. Разное. Это метафизика, сынок. Один может за день прожить целую жизнь. Набитую доблестями, подвигами и славой. Я не о тебе…
— Да куда нам.
— А другой пердит лет шестьдесят. Оглянется, а вспомнить — и получаса много.
Рассуждения Шоренко оказались не чистой теорией. Как-то вечером Слава нашел в его комнате одинокую шатенку модельно-глянцевого типа. Проверил цифру на двери. Та.
— А… где Андрей?
— Ты Слава? — произнесла модель. Слава едва не поразился, что она умеет говорить.
— Возможно. А вы кто?
— Я — Маша, его жена. Идем.
Слава знал, что Шоренко женат, но чтобы такое… Маша постучала в одну из дверей.
— Андрей, Слава приехал.
Выглянула лохматая физиономия Шоренко с дикими глазами.
— Машк, зайди. А ты постой, Слав, я мигом.
В полутьме комнаты двигались тени. Едко повеяло горелым ацетоном. Друзья вернулись в номер Шоренко. Слава не вчера родился и все-таки спросил:
— Что там за дела, Андрей?
— Жена с друзьями приехала, — обыденно сказал Шоренко, — наркоту варим.
В комнате был накрыт стол. Две бутылки вина, закуски, конфеты.
— Ты садись, наливай, — продолжал Андрей. — Да садись, что ты как неродной!
Слава уселся на диван.
— Что это у них? Рубин. Не твоя песня. Сходи за водкой, я угощаю.
Андрей полез в карман.
— Так я привез.
— Ну и ладушки. Значит, короче, сиди здесь, расслабляйся. Мы сейчас вмажемся и придем. И все будет ништяк.
— А мне кольнете? Давно любопытно.
— Слав… — Шоренко уселся рядом. Обнял Славу за плечи. В руке его ощущалось напряжение. — Слав, не проси меня. Мне не жалко, правда. Ты меня знаешь. Я тебе последний свитер отдам…