— Понимаете, — Слава заволновался, хотя готовил эту речь, — есть масса несчастных людей. Они нуждаются в помощи. Я хотел бы им помочь. Допустим, есть люди несчастные в браке. Есть которые ненавидят свою работу. Но одно дело, когда это сторож или там, я не знаю, мясник. Он один страдает, так? А если свою работу ненавидит учитель? Или дантист?.. — Слава чувствовал, что его заносит. И страдающий мясник прозвучал как-то лево. — Я однажды попал к такому садисту. В смысле дантисту…
— Минуточку, — остановила его Рюрикова, — вы нам сейчас о ком рассказываете?
— О себе, конечно. О ком же еще? Это был кошмар. Я ему кричу: больно! А он: Слава, будь мужчиной. И щипцами хрясь…
— Тут написано, вы работали в школе… — деканша заглянула в бумаги, — три года. А почему ушли? Что не понравилось?
— Все понравилось. — соврал бывший учитель. — Просто… У меня на уроках дисциплина, как это говорится… хромала слегка.
— Почему?
— Там место было специфическое. Рядом спиртзавод, колония. Ну и контингент, естественно, сплошные подо… я хотел сказать подростки. Трудные.
Тут Рюрикова впервые посмотрела на Славу иначе. Что-то вроде предулыбки смягчило ее лицо. Это был не женский интерес, увы, просто хорошее настроение. Редкое состояние для Ольги Павловны. Что Славе вскоре предстояло узнать.
[Ольгу Павловну Рюрикову мало кто любил. В основном боялись или терпели. Бедное провинциальное детство, комплексы, скверный характер. Эффектная внешность и карьера. Неразборчивость в средствах, аморальность, цинизм. Кроме того, Ольга Павловна была наблюдательна и людей читала как букварь. Ей понадобилось меньше двух лекций, чтобы заметить взгляд тощего юноши со второго ряда. Быстров, кажется… Он ещё пытался шутить на собеседовании. Взгляд отражал чистейший, бескорыстный интерес. Любопытство на грани восхищения. Так разглядывают экзотический цветок или породистую кошку. Шли недели. Вячеслав Смирнов задавал на лекциях удобные вопросы. На семинарах имел надежные ответы. Интерес в его глазах не увядал, даже когда вся аудитория зевала. А это случалось часто, ибо лекции Ольги Павловны сильно напоминали учебник общей психологии под редакцией Б. Г. Ананьева. Временами она туда подглядывала, иногда решительно читала. Ольга Павловна не сомневалась, что Смирнов вскоре что-нибудь попросит. Интуиция ее не подвела.
Перед Новым Годом она сделала иногородним студентам бяку. Назначила свой — последний — экзамен двадцать восьмого декабря. Неделей позже остальной сессии.
— Но почему? Зачем так поздно?! — взроптали студенты.
— Чтобы вы как следует подготовились. Гонять буду жестко. Вы меня знаете.
— А досрочно можно сдавать? — поинтересовался Виталий Говоров.
— Рискните.
Рискнул не Виталий, а Слава. И не потому, что рвался домой. Славе нужен был размашистый жест, чтобы Рюрикова оценила его амбиции.
— Смирнов, время я найду. Но вы учтите: досрочников я спрашиваю не по билету. А по всему курсу. Устраивает?
— Да.
— Тогда завтра к десяти утра.
Рядом с телефоном-автоматом курил Шоренко. Слава жил без постоянного соседа. К нему подселяли командировочных. А когда не подселяли, в его комнате зависал Андрей.
— Я еду с тобой. — объявил Шоренко.
— Куда?
— К Рюриковой. Сдавать досрочно.
— Это суицид. Она тебя завалит.
— Не завалит. Я общую психологию знаю лучше нее. Я лекции читал вечерникам.
— Как можно читать лекции без диплома?
— Можно. Если папа и ректор школьные друзья.
— Тогда надо позвонить и сказать, что…
— Нет. Поставим ее перед фактом.
Вот черт, навязался, морда, — досадовал Слава, — а что сделаешь?
Увидев Шоренко, Ольга Павловна секунды три молчала. Наконец выговорила:
— Шоренко, а вам здесь чего?
— Я тоже сдавать досрочно. Можно?
— Нельзя. — Рюрикова передвинула взгляд на Славу. — Смирнов, что за фокусы?
— Смирнов не при чем, Ольга Павловна, — быстро вставил Шоренко, — я случайно узнал и…
— Послушайте, Шоренко. Вас по-честному и к сессии допустили зря. И хватает же наглости… Вы вообще знаете, кто у меня первый кандидат на отчисление?
— Догадываюсь. Но это всех устроит. Если я отвечаю на двойку, вы мне ее ставите. Сейчас. Зачем тянуть до пятницы? И больше меня не видите…
Получив законное «отлично», Слава ждал на улице. Выкурил две сигареты. Наконец появился Шоренко с торжествующей ухмылкой на лице.
— Тройка, Славик! Троечка. Значит учимся дальше. А Рюрикова меня удивила. Оказалась меньшей скотиной, чем я думал.
Последняя встреча Славы и Андрея вышла какая-то недоделанная. «Смирнову. Я в Москве. Буду немедленно. Готовь закуску. Шоренко» — прочел Слава. И дальше номер телефона. В холле аспирантского общежития тянуло зимой. Вахтерша согревалась пуховиком и чаем.
— Можно позвонить?
— Только недолго.
— Здорово, кабан!! — заорала трубка голосом Шоренко. Слава чуть отодвинулся. — Короче, я выезжаю в десять. Чтобы продмаги открылись наверняка. У тебя буду в одиннадцать. Есть повод ощетиниться по-взрослому!
— Привет, морда. Чего не предупредил? Я бы тебя встретил. Я о тебе, кстати, думал вчера…
— Это и было мое телепатическое предупреждение. Ладно, сейчас я тебя допрошу с пристрастием. И ты мне все расскажешь.