— Было дело.
— Она и сама, как болонка. Иди, чё стоишь?
— Сигареты верни, — окончательно наглею…
— Отдали? — удивился Славик.
— Отдали.
— Девчонок-то привел?
— Привел… Не в этом дело. Я тебе объясняю, что такое избавиться от страха. Страх — это боль. И алкоголь для беспокойного индивида, типа меня — это наркотик. Эйфория, в которой хочется жить дальше. А ты когда подсел на ликеро-водочные?
— На изделия-то? — Славик затянулся. Сунул окурок в пустую бутылку. Тот шикнул, затих. — В ДОКе.
— Это где корабли чинят?
— Это где доски пилят. Сразу из школы в универ не поступил. Мать достала: иди, работай. Да и самому деньги нужны.
— А чего не поступил-то? — Фомин сощурился на потолок. — Что дядя-то не помог?
— Филфак МГУ — не его уровень. Завалили меня обидно… По всем экзаменам — отлично, а за сочинение — трояк. Глазам на верю. Я в школе по сочинениям ниже четверки не имел. Но если человека надо завалить, валят на сочинении. Тема не раскрыта — и поди докажи. Я нарочно свободную взял. Подаю апелляцию. А там приличных ошибок — ноль! Ноль, Фома. Так я сроду их не делал!
— И что там?
— Стилистические — нет, ты понял? — стилистические ошибки! Волнистой линией подчеркнуты. Например, я пишу «остальной дом, высокий и черный, казался необитаемым». Мне подчеркивают слово «остальной». Что здесь не так, — спрашиваю?
— Какой остальной?
— Отключи тормоза. Два окна горят всего! А остальной дом высокий и черный, казался необитаемым! Динь?
— Да пошел ты!
— А они не догнали. Якобы. В чем проблема? Это не по-русски. Звучит как перевод с иностранного языка. Чушь собачья! Дальше смотрю. «Сбросив шубу, визитер оказался юношей в мундире корнета лейб-гвардии гусарского полка». Как это — оказался? Разве в шубе он юношей не был? О, боги! Да был! Просто шуба скрывает возраст. Особенно — с поднятым воротником, на улице-то метель. Они что-то мычат через губу. Им же надо что-то мычать. Но с попонами я их уел.
В шахту сбросили что-то тяжелое и квадратное. Неприличный грохот провалился вниз.
— Ты о чем писал-то?
— О старинной жизни. Короче, у меня такая фраза: «Они прошли темным, устланным попонами коридором». Чем это, — спрашивают, — устлан коридор? Накидками для лошадей? Усмехаются — поймали. Уважаемые, — интересуюсь, — вы читали рассказ «Баллада»? Бунина, Ивана Алексеевича. У меня тут выписано. «Под эти праздники в доме всюду мыли гладкие дубовые полы, от топки скоро сохнувшие, а потом застилали их чистыми попонами». Полагаю, Бунину можно доверять. У них языки в задних проходах. Одна только нашлась бойкая, Адамович фамилия…
— Родственница?
— Пес ее знает. Выщип такой бесцветный, об лицо порезаться можно. И дура феерическая. К сожалению, говорит, читатель Бунина уже давно в мире ином, и никто сегодня не вспомнит диалектное употребление слова попона. Это в лучшем случае нелепо. Если слово берется в необычном значении, тому должны быть оправдания внутри текста, а не в авторитете Бунина. Стало быть, — перебиваю, — я тоже давно в мире ином. Что? Там же, где его читатель.
— Ну вот. И пошел я вместо МГУ рабочим в ДОК. Платили нормально, даже без квалификации. Вредная работа: шум, опилки. Травматизм. И люди такие… зазубренные.
— В смысле?
— В смысле шершавые. Опохмеляться начинали с утра, на перекуре. Две поллитры на бригаду. Где-то им по сотке выходило на лицо. Луком заедят, курнут — воняют как циклопы. И блиц турнир в дурака. Больше секунды думаешь — проиграл.
Помню юмориста одного, Колёк звали. Сидел напротив входной двери. Другим из-за шкафов не видно, кто зашел в бытовку. Дверь открывается, Колёк: здравствуйте, Виктор Иваныч! Виктор Иваныч — это директор. Ну мужики шугаются слегка. Водку — под лавку, стакан — в карман. А там свой. От, бляха! Опять развёл, сукин кот.
Дальше как в притче. Однажды реально явился директор. Такое раз в году бывает. Здравствуйте, Виктор Иваныч! — орет Колёк. Никому даже не смешно. И входит квадратное пальто в норковой шапке. Все малость зависают, особенно Лёха, напарник Колька. У него как раз доза в руке. Пьёте? — каменеет директор. Лёха сориентировался в момент. Закинул сотку — хоть бы одна морщина дрогнула. И наполняет стакан водой из графина: хотите, Виктор Ивыныч? Я потом на вожатской практике исполнил этот трюк. Дверь не закрыли, а тут начальство с проверкой… В общем, оживленный коллектив.
— Гоняли тебя работяги?
— Не особо. Молодой — на погрузку, молодой — на конвейер… Выпить не предлагали где-то до зимы. Мы тогда с Кольком и Лёхой накидали по-левому машину обрезков. С прицепом — червонец. Я по возрасту заканчивал в четыре. Ну беги, молодой, возьмешь две «Столичных». Только не спались. Перед вахтой сунул бутылки под ремень. Сверху телогрейка — не заметно. Прошел. И упираюсь в начальницу цеха.
— Слава, ты еще здесь?
— Да забыл одну вещь…
— Какую вещь? — хвать меня за телогрейку.
Я увернулся. Одна бутылка прыгает в снег. Она её — цоп. А другая скользит по штанине до валенка.
— Кому нёс?
— Никому.
— Ладно, кому нёс, тот сам ко мне придёт.
Захожу в цех.
— Принёс? А где вторая?
— Петровна отняла.
— Как отняла??
И понеслось:
— Ты каким мизинцем деланный?!
— Раззява!