— Что ей насвистел?
— Ничего, — говорю, — мужики, я завтра поставлю…
— Скажи еще, через месяц!
— Ладно, замяли, — Колёк угомонился первым. — Я схожу к ней. Давай, наливай.
На холме из опилок уложили поллитру минуты за две. Сто семьдесят граммов на брата, как точно заметил поэт. Я столько залпом до того не пил. Да и потом — редко. Колёк ушел к начальнице, мы с Лёхой закурили. И тут меня, брат, отпустило по-взрослому.
— Ага.
— Что ага? Не то, что ты подумал. Я их не боялся. Досадно просто было за косяк…
Дверь из мутного стекла бесшумно отворилась. Возникла нестарая дама в розовых микки-маусах. Уютные шлепанцы. Пакеты с мусором. Типичная Эдита Пьеха, — подумалось Славику. — Сейчас затянет с акцентом «На тьебе сашо-олся кли-инам бьелый све-ет…».
— Это что еще такое? — произнесла брезгливо дама, — Только недавно сменили домофон. И опять устроили бордель. Ну-ка марш отсюда!
— Ошибаетесь, мадам, — грустно улыбнулся Славик, — бордель — это нечто совсем другое. Это такое место, где…
— Где вы, должно быть, начали карьеру, — Фомин знающе подмигнул.
— Не хами бабушке, — Славик укоризненно качнул головой. — Возможно, она там закончила карьеру. Большая разница, не правда ли, мадам? А у нас тут просто… легкий завтрак на траве.
— Пикник на обочине.
— Человек в пейзаже.
— Но вскоре он исчезнет без следа…
— Садитесь, мать, прошу, вот в это кресло. — Фомин встал, уступая место на подоконнике.
Дама попятилась.
— Какая я тебе мать, алкоголик чёртов?! Сейчас милиция разберется, кто из нас исчезнет без следа!
И быстро удалилась, нe выбросив пакетов. Где-то чвакнула дверь. Остатки трапезы скользнули в люк. За ними с веселым грохотом погнались бутылки. Бамс-бэмс! Дыдых! Хряпс! Друзья поспешили на волю.
Кончился дождь он же туман. Изношенное до лохмотьев небо оголило синеву. Повеселели лужи. Воздух наполнился обещаниями. Вдалеке, бренча, появился трамвай.
— Куда? — уточнил Славик.
— Ко мне. Надо закрепить успех. Купим легкого пшеничного вина. И на десерт чего-нибудь фруктового.
— Минтая из спинки?
— Во. Заслушаем «Pink Floyd» на виниле. И — к девчонкам.
— Что за девчонки?
Лицо Фомина озарилось снисходительной ухмылкой.
— Вчерашние! Вчерашние, сынок! Я у Ольги адрес взял.
— Далеко?
— Общежитие педа на Антонова-Овсеенко.
— Педа? — Славик ощутил подвох. — Факультет не спросил?
— Филологический. Третий курс.
— Уупс…
— Ага. Но предупредили: о литературе — ни слова!
Фобии
Сергей, мой троюродный брат, — человек отважный. Сейчас объясню. На исходе девяностых он унаследовал папину строительную компанию. Затем расширил бизнес — купил два ресторана и похоронное бюро. Сравнительно небогатым юношей брат полюбил рестораны, особенно где варьете. Посещать их тогда удавалось реже, чем хотелось бы. В смысле не каждый день. Потому, наверное, и купил. Устроил себе коммунизм в отдельно взятых помещениях. Ешь, пей до упаду, танцорки — все твои. И бесплатно.
А ритуальные услуги… тут, видимо, юмор фаталиста.
Вскоре эта идиллия кого-то сильно огорчила. Почему всегда так? Если человеку хорошо, сразу находятся люди, которым от этого плохо. Вдруг мы узнаем: обстрелян Сережин автомобиль. В брата, к счастью, не попали. Он заказал бронированный Лексус, но водил по-прежнему сам. Шофером и охраной пренебрегал. Выкинутые деньги — если серьезным людям надо, завалят по-любому.
Однако его не хотели убивать. Его хотели напугать. Однажды ночью, когда брат, выйдя из ресторана, садился в машину, ему прыснули чем-то в лицо. Затем жестоко отпинали: повредили глаз, сотрясли мозг. Сломали два ребра. Сережа надолго улегся в больницу. Блюстителям закона твердил, мол память отшибло. А если что вспомню — разберусь сам. Похоже, ему это удалось. Мне было любопытно — как, да спросить отчего-то не решался. Враги его по-тихому исчезли, остались только друзья. И вся собственность осталась при нем.
То есть, про него можно сказать всякое. Например, можно сказать, что брат — жмот: поскупился на охрану. И вообще не сильно ладит с головой. Но сказать, что он трус? Нет, это вряд ли. Теперь дальше. Этот же самый герой панически боится лечить зубы. Не знаю, как сейчас, но в 2003-м его улыбка напоминала изгородь в заброшенной деревне. А как иначе, если день начинается и кончается сигаретой? При том, что в кабинетах дантистов братец не замечен со школы. Если вообще бывал.
— Как ты общаешься с людьми? — спросил я. — Ведь стыдно же. У тебя партнеры, жена, любовница…
— Две.
— Тем более. Богатый человек, поместье вон целое отстроил (мы как раз осматривали его новую виллу). Ты можешь себе поставить лучшие зубы в мире. В Швейцарии или Беверли-Хиллз…
— Не могу. — ответил брат. — Понимаешь, у меня две мм… фобии. Зубные врачи и самолеты. Я по жизни мало чего боюсь. — его лицо исказила досадливая гримаса. — Все серьезные люди знают, что мне угрожать бессмысленно. Бессмысленно и вредно для здоровья…
Мы помолчали, отдавая дань Сережиной крутости.
— Но как подумаю об этом кресле, — продолжал он, — колотит, хуже, чем после запоя. Я у психоаналитиков был, веришь? Сам не верю. Туеву хучу денег выкинул на этих клоунов. И на гипноз…